старый Тонино. На кого-то или просто так? На сына или на кого-то еще? Ответ не заставил себя долго ждать. Сначала стихли крики, потом внизу открылась и закрылась дверь, наконец кто-то стал медленно подниматься по лестнице. Синиша нажал на ручку, осторожно закрыл дверь и прислонился к ней плечом. Шаги сначала шуршали по каменным ступенькам, потом послышались рядом с дверью в комнату поверенного, затем продолжили свой путь на верхний этаж, тихо скрипя половицами. Ясное дело, это Тонино, больше некому. Старикан наорал на него, и бедняга ушел в свою комнату, все понятно. Синиша выдохнул, тихо закрыл дверь на ключ, поставил пепельницу на тумбочку, лег под одеяло и зажег новую сигарету. М-м-м, Вторич…
А что, если Тонино задушил старика? Да нет, Тонино не такой. Старикан — тот еще монстр, просто псих и маньяк, но… Нет-нет, конечно, нет. Приподнявшись, чтобы потушить окурок, Синиша вдруг замер: сверху сквозь деревянные перекрытия до него донесся приглушенный плач взрослого мужчины. Плач быстро перерос в рыдания, прерывавшиеся нечленораздельным бормотанием, в котором можно было разобрать что-то вроде: «мами, мами…» и «тами, тами…».
У Синиши, который так и застыл с рукой, занесенной над пепельницей, по спине побежали мурашки. Произошло что-то ужасное или это обычный вечерний ритуал двух Тонино, о котором он понятия не имел, потому что в это время всегда уже спал? Когда плач наверху вдруг резко стих, Синиша решил подняться к Тонино — будь что будет. Он взял пепельницу, тупой предмет на всякий случай, и стал тихо подниматься по темной узкой лесенке.
— Тонино, ты тут? — прошептал он, постучав первый раз. Ему никто не ответил.
— Тонино, мне кое-что нужно, очень срочно! — постучал он еще раз — снова без ответа.
— Тонино! — вполголоса позвал он и нажал на ручку.
Тонино лежал на кровати посреди комнаты, которая оказалась еще меньше, чем та, которую занимал Синиша. Он смотрел в потолок, а на его лице застыла уже знакомая поверенному окоченевшая улыбка. Было видно, что он глубоко дышит, и это успокоило Синишу, несмотря на то что на лице Тонино рядом с ухом блестела скатившаяся слеза. Он лежал раздетый ниже пояса и левой рукой крепко сжимал свой половой орган, достигший максимальной степени эрекции. Сложно сказать, что больше поразило Синишу — толщина или длина упомянутого органа. Он много чего повидал за свою жизнь: и в видеороликах определенного содержания, и собственными глазами, когда служил в армии, но такого не видел никогда… Поняв, что Тонино ушел глубоко в себя, он решил сосчитать до шестидесяти и посмотреть, что будет происходить с этим монстром, зажатым в кулаке несчастного переводчика. Пятьдесят восемь, пятьдесят девять… Ничего: зверь стоял все так же прямо, как в самом начале, будто загипнотизированная кобра. Едва различимый след от слезы на левой щеке Тонино угасал в слабом лунном свете. Синиша закрыл дверь и на цыпочках спустился к себе в комнату.
Он уснул лишь около пяти утра. В доме все это время было тихо, но в голове у него, словно лохматые гусеницы, ползали самые дикие мысли, щекоча его своими лапками и доводя до безумия. Около двух часов он опять подумал, что Тонино все же мог там, внизу, убить своего надоедливого отца. Куда об этом сообщить? И когда? Завтра утром, сразу же, если старик не появится к завтраку? Или подождать день, пока все не станет совсем ясно? Тогда можно будет по-тихому угнать катер Тонино (там ведь полный бак!), доплыть до Вторича и написать заявление: должен же там быть хотя бы один полицейский. Так бы все и решилось: Третич стал бы темой криминальной хроники, у него бы больше не было переводчика, власть применила бы к острову более решительные и организованные меры, если им действительно далась эта дыра, а последний в череде неудачливых поверенных правительства смог бы вернуться в Загреб с незапятнанной репутацией. Да, звучит неплохо. Совсем неплохо…
Синиша поежился, осознавая, насколько цинично и эгоистично его воображение. Рисовать, что Тонино, этот невинный агнец ростом с жирафа, стал отцеубийцей, и пытаться извлечь выгоду из этого ужасного происшествия может только воспаленное сознание. Во-первых, Тонино никогда бы такого не совершил, а во-вторых… А что, если все-таки совершил? Синиша вскочил с кровати, взял стул и подставил его к двери так, чтобы спинка уперлась в ручку. Приподнятые ножки он подпер самой большой сумкой, в которую предварительно засунул два одеяла и подушку. Под конец он аккуратно положил между спинкой стула и ручкой фарфоровую статуэтку, изображавшую охотника с собачкой, чтобы та соскользнула на пол и разбилась, как только убийца дернет дверь снаружи. Из шкафа он достал бутылку виски, которую привез из Загреба и планировал сохранить до того дня, когда он, довольный выполненной работой, отправится домой. Он откупорил ее, сделал глоток и поставил на тумбочку.
Ночью он несколько раз проваливался в полудрему, и каждый раз ему виделась одна и та же картина: он беспомощно лежит, а Тонино стоит над ним на коленях, опираясь на локти, и с безумным хохотом машет у него над головой своим гигантским каменным членом…
Его разбудили стук в дверь и послышавшийся с лестницы крик:
— Синиша, ты живой?! Ради бога, отзовись!
Поверенный испуганно выскочил из постели и чуть не рухнул на пол от невыносимой головной боли. В комнате стояла такая жуткая вонь от выкуренных сигарет, какой не бывает даже в дешевых кабаках.
— Это подстава… Сволочи, шпионы, они что-то подсыпали… — бормотал себе под нос Синиша, потом закашлялся и наконец вспомнил, где он и что здесь делает.
— Кто там? — На слове «там» его голос неожиданно соскочил в трагикомичный фальцет.
— Тонино, кто же еще?! Повери, с тобой все в порядке?
— Да, да… Иди спать…
— Синиша, уже полдень. Я хочу увидеть тебя собственными глазами, чтобы лично удостовериться, что с тобой все хорошо. Открой, я настаиваю.
Его мысли, как испуганные соринки, рассыпанные в сантиметре от то приближающейся, то удаляющейся щетки пылесоса, одна за другой неохотно, но стремительно возвращались к нему, пока он разбирал баррикады перед дверью.
— Да-да, открываю, — громко сказал он, когда Тонино снова забарабанил в дверь. Перед тем как повернуть ключ, он подошел к тумбочке, взял уже полупустую бутылку за горлышко и спрятал ее за спиной. Опять же, тупой предмет на всякий случай.
— Ну и? В чем проблема? — спросил он с закрытыми глазами, не в силах взглянуть в глаза свирепого убийцы.
— Ох, ты живой, слава богу! Как ты себя чувствуешь? Мы уже начали волноваться.