Замолчал Миро. Не знал, что ответить. Как-то не задумывался раньше об этом.
— Как девушка с юношей могут поговорить о любви, если им даже наедине нельзя остаться? — спросила Кармелита. — Если им даже поцеловаться негде?
— О любви можно и без слов сказать…
— Как это — без слов?
Миро углядел среди травы красивый цветок, сорвал, вдел Кармелите в волосы. Руки при этом задрожали от невысказанной нежности.
— Вот так — без слов.
— И что же это значит, если словами?
— Люблю… — Руки сомкнулись, обняв девушку.
— Нет. Не торопись, Миро, — Кармелита выскользнула из его объятий.
Она и сама не поняла, что с ней произошло. Но почему-то в этот момент, совсем не ко времени, ей почудилось, что рядом с ней не Миро, а тот смешной парень. Как же его — Максим.
— Ладно, Миро. Пойду я в табор. А то мокрая вся. Да и юбку подгоревшую поменять надо.
…Бабка ругаться не стала. Но постель подложную как есть оставила. Пусть Кармелита видит, что все ее секреты детские наружу выплыли.
— Посмотри, вся одежда мокрая… — встретила сварливо. — Да еще и подгорела. В чем гадать завтра пойдешь?
— Ничего страшного! Сейчас переоденусь. — Кармелита бросилась к сундуку за вещами.
— Ты хоть помнишь, как я гадать тебя учила?
— Помню… — сказала внучка не очень-то уверенно.
— Ладно. Слушай. Гадание — это искусство. Прежде всего посмотри не на ладонь, а прямо в глаза. Если не прячет взгляд — открытый, смелый человек. Если в сторону смотрит — боится чего-то или скрывает… Когда рука влажная — нерешительный человек или болен…
— Да-да, бабушка, помню я это. Ты про любовь… Про любовь что говорить нужно?
— Это правильно. Про любовь чаще всего и спрашивают. Про любовь… Когда человек любит и любим — он светится весь и радуется жизни. Говори таким, что они уже встретили своего короля или даму.
— А если не светится?
— Скажи, что любовь ищет его. Ищет, ищет, рядом ходит, в глаза ему заглядывает, а человек ее не видит…
Кармелита засмеялась — как все просто…
А Рубина легковесность эту ее учуяла.
— Да ты не смейся раньше времени. Знаешь, у тебя не сразу все получится. Но ты виду не показывай. Главное — не теряйся, старайся соображать побыстрее. Но не одной головой работай, а к сердцу тоже прислушивайся.
Кармелита быстро переоделась, собрала вещи на утро. В голове идейка мелькнула. Надо Светке позвонить. Где мобильный? Она тут, в лагере, про нее совсем забыла.
Дождалась, когда бабушка выйдет из палатки, набрала знакомый номер:
— Алло, Света? У тебя деньги есть? Да… Свет, приходи завтра утром на набережную? И деньги с собой возьми. Да. Давай. Интересно будет. Обещаю. Что тебе делать — сама поймешь. Потом посмеемся. Все. Пока…
* * *
Когда Тамара заговорила об убийстве, Игорь не шелохнулся, не дернулся. Не мальчик, в российском бизнесе всякое бывает. Но сам он, лично, грех на душу никогда не брал.
А Тамара повторила, глядя остекленевшими глазами куда-то в сторону:
— Я хочу, чтобы ты убил эту цыганку…
— Ты же понимаешь, что это совсем отдельная профессия. А я не киллер…
— Так посади ее!
— …и не прокурор.
— Ну, я не знаю. Подставь под тюрьму… Я не знаю как, только избавь меня от нее! Будь мужчиной!
— Хорошо. Хорошо, рассказывай… Какая тайна кроется за всем этим? Почему ты ее боишься?
— Не твое дело!
— Отлично! Значит, пришить ее — мое дело. А знать зачем — не мое…
— Игорь! Пока не твое. Но если она заговорит, всем не поздоровится!
А может, и права Тамара. Лишнее знание — лишние беды. Она баба умная, зря не скажет. Если говорит, что все хреново, значит, так и есть.
— Ну хорошо. Я попробую. Но… Я даже не видел эту цыганку! Ты ж знаешь, они все на одно лицо. Поедем с тобой в табор, ты мне ее покажешь…
— Нет, в табор я не поеду!
— Но как я тогда ее узнаю?
Тамара задумалась:
— Послушай… Цыгане ведь не в первый раз к нам приезжают. Так?
— Так.
— И где их чаще всего можно застать?
— Ну, на базарчике — фигней всякой приторговывают.
— Ерунда. Базарчиков много — все не обегаешь. Сейчас сезон: курортников на набережной — море. Цыганки, как приедут, всегда там отираются. Гадают, безделушками торгуют… Завтра с утра на работе покрутимся. Если что-то срочное, сделаем. А потом — на набережную. Как пить дать, они там будут. Я покажу тебе эту ведьму. Где твои бинокли цейссовские? В шкафу? Поищи.
Но Игорь полез не в свой шкаф, а в ее платье. И искал там совсем не бинокли…
* * *
Назначенный срок заканчивался, а звонка все не было. Баро нервничал. Хорошо хоть Форса в гости пригласил. Есть с кем посоветоваться. Уж он-то этого Астахова хорошо знает.
Форс постучал ногтем по часам:
— Половина шестого. Я же говорил, Астахов не позвонит…
— Но есть же какие-то правила, понятия, обещания… Я ж его по-человечески просил позвонить.
— Баро, он уклоняется от встречи с вами. Неужели непонятно? Это его обычная тактика. Затаится, линии защиты наладит. К атаке подготовится — а потом вперед, напролом!
Зарецкий замолчал, задумался. Да что ж за люди такие! Должно же быть что-то святое в этом мире. Как вообще этот Астахов мог додуматься до того, чтоб развернуть строительство на кладбище…
Голос Форса вывел его из задумчивости.
— …вот я и говорю: действовать надо, а не переговоры с ним вести!
— Худой мир всегда лучше доброй ссоры.
— У него — свои интересы. У вас — свои… И отстоять их мирно не удастся! Я думаю, вы должны опередить Астахова. Нужно найти способ ему на хвост наступить. Баро… Мне трудно об этом говорить… Вы же знаете, у меня с ним общий бизнес. И если вы его прижмете, то ведь и я могу пострадать. Только… дружба — она ведь дороже.
— Спасибо, Форс, — сказал Зарецкий очень серьезно. — Я никогда не забуду того, что ты сейчас сказал. Спасибо. Только решать я все равно сам буду.
Форс пожал плечами — мол, дело ваше, а я сделал все, что мог…
Странные отношения складывались у Форса с Зарецким. Баро к нему на «ты», а он с ним — на «вы». И на «ты» ни в какую переходить не хотел. А еще, сколько раз барон звал в долю — всегда отказывался, предпочитал оставаться младшим (не по возрасту, по деньгам и влиянию) партнером Астахова.
Почему Форс так делал, он, наверно, и сам объяснить не мог. Только засела у него в мозгах одна китайская поговорка, услышанная давным-давно в телепрограмме «Международная панорама», разоблачающей пекинских гегемонистов: «Пока тигры дерутся, царствует обезьяна». И вот сейчас, похоже, поговорка эта начинала сбываться.