осмотрел кошель.
– Нет, – с явным облегчением ответил он. – Этот не мой.
– Ваш я сжег в камине, – негромко пояснил Мартин, – а деньги сложил в свой и передал его Джайлсу.
Сэр Генри тоскливо посмотрел на него:
– Зачем ты просто не поспросил у меня эти проклятые деньги?
Мартин лишь покачал головой.
– Итак, – удовлетворенно заговорила леди Энн, – украденные деньги найдены, а обвиняемый признал свою вину. Остается вынести приговор…
– Подождите! – это выкрикнула мисс Пиил.
Теперь, когда я вспоминаю этот миг, то никак не могу составить цельной картины. Лишь отдельные жесты, лица. Гримаса недовольства, исказившая нежный лик леди Энн. Испуганное удивление сэра Генри. Неожиданно сочувственный взгляд Стентона. И над всем этим – мимолетная улыбка герцогини. Черная улыбка.
– Подождите: Мартин не брал этих денег. Когда он вошел в комнату сэра Генри, их уже там не было.
– Что означают ваши слова, мисс Пиил? – похоже, герцогиню не удивил неожиданный поворот дела. Признаюсь, меня тоже.
– Мы уже спускались к ужину, когда сэр Генри попросил меня вернутся и взять из его кошеля пару монет, чтобы он мог одарить слуг, ухаживающих за нашими лошадьми. Он объяснил мне, где лежат деньги. Я вошла в комнату, но в указанном месте ничего не было. Следом за мной в комнату вошел Мартин, который искал меня, чтобы вести к ужину.
– И вы ничего не сообщили сэру Генри? – обрела дар речи леди Энн.
– Я сказала ему, что, наверное, плохо поняла его указания и не смогла найти кошель. В тот момент я действительно так думала.
– Все это истинная правда, ваша светлость, – поспешил вступить в разговор сэр Генри. – Я успокоил мисс Пиил, будучи в полной уверенности, что она просто искала не там.
– В таком случае деньги лежали на своем месте, и обвиняемый похитил их после ухода мисс Пиил, – резюмировала леди Энн. – Ведь вы покинули комнату сэра Генри раньше, чем обвиняемый, не правда ли, мисс Пиил?
– Обвинение не должно подсказывать свидетелю ответ на поставленный вопрос, – холодно заметила герцогиня.
Но мисс Пиил лишь устало качнула головой:
– Это правда, ваша светлость, я вышла из комнаты раньше Мартина.
И, посмотрев ему прямо в глаза, добавила негромко:
– Прости, я не могу лгать, если даже они говорят правду
Мартин улыбнулся ей в ответ (как он ей улыбнулся!):
– Ты опять ошиблась, Олуэн: когда ложь карается немедленной смертью, легко быть правдивым.
А я.… я с болью душевной признал, что этот мало испытавший в жизни юноша, возможно, смог бы объяснить Лансу то, что не удалось мне.
– Обвинение полагает вину доказанной и ждет справедливого решения суда, – произнесла леди Энн. Однако я не услышал торжества в ее голосе. Уж не думала ли она, что Мартин все-таки сумеет оправдаться?
– Прошу прощения, миледи, – вновь заговорил сэр Генри, – но, может быть, мисс Пиил права и деньги были украдены до того, как Мартин вошел в мою комнату.
– Сэр Генри, – терпеливо возразила леди Энн, – к сожалению, невозможно принять вашу точку зрения. Вы сами только что опровергли ее.
– И каков возможный приговор? – упавшим голосом спросил сэр Генри. Леди Энн, молчала, всем своим видом давая понять, что не в ее власти выносить подобное решение. Она, сделавшая вся для осуждения, уходила теперь в тень, уступая старшей сестре право произнести страшное слово. Впрочем, формально леди Энн была права. Как всегда.
12
Губы леди Джейн шевельнулись, и мне опять почудилось вчерашнее: “И эта кровь падет на мою голову… Ты слышишь, и эта тоже“… Признаюсь, (слышишь ли Ты меня, Всевидящий?) не будь она Врагом Твоим, я бы, не раздумывая, бросился ее на помощь, ибо никто более чем она не нуждался в поддержке. В конце концов, Мартин, как все остальные, отвечал лишь за самого себя, она же, подобно божеству одного из южных племен, держала на плечах весь свой мир и не могла ни на мгновение никому передать сию ношу. Наконец герцогиня заговорила, и голос ее был мертвенно спокоен:
– Согласно законам Найта столь значительная кража карается смертью. Поскольку осужденный сам признался в своем преступлении, он имеет право выбирать: песок или огонь.
Я видел, как погасли сраженные услышанным лица родственников Мартина. Хотя все они жили не первый год в Найте и о суровости здешних законов знали не понаслышке, все же в глубине души надеялись они на более мягкий приговор. Лишь двое остались неизменны: лицо мистера Стентона выражало твердую решимость, мисс Пиил – светилась печалью.
– Ваша светлость, – выкрикнула миссис Кеплен, – я прошу вас помиловать осужденного. Что угодно, но только не смерть.
– Фреда, опомнись, – изумленно выдавил из себя ее муж.
– Молчи, Роберт, – зло огрызнулась миссис Кеплен. – Я знаю, ты всегда ненавидел своего младшего брата.
И я увидел, как вспыхнуло, освещенное мгновенным откровением, лицо Мартина. И тут же погасло.
– Сожалею, миссис Кеплен, – ответила герцогиня, как бы, не замечая семейную ссору, – но мое право помилования не распространяется на подобные преступления. Я, как и все в Найте, обязана строго следовать закону.
– Но, ваша светлость, – не успокоилась дочь сэра Генри, – разве не вы сами уставналиваете закон в своей стране?
– Тем более я должна соблюдать его, – отрезала леди Джейн. – Как могу я требовать от подданных своих исполнения закона, если сама начну нарушать его? Поступи я по собственному произволу, то должна буду сама предстать перед судом.
– Господи, научи нашу королеву такому отношению к закону, – простонал сэр Генри. А я поспешно прикрыл уши, чтобы не услышать того, что изречет Всевидящий, если ему будет угодно ответить на эту сгоряча высказанную просьбу. Однако Он промолчал, и я на сей раз был благодарен Ему за это.
– Существует одна старая традиция, – медленно проговорила герцогиня. – В тех случаях, когда помилование невозможно, любой человек, добровольно того пожелавший, может собой заменить осужденного. Но данном в случае придется исключить всех родственников осужденного, поскольку искренность и добровольность их жертвы нельзя проверить по нашему обряду.
Я оглянулся. На лицах родственников Мартина легко читались страдание, но и облегчение тоже. Мучительный выбор миновал их, и это затмевало все остальное. Лица мисс Пиил, укрытого ее руками, я не видел, а мистер Стентон преисполнился темного торжества.
– Себя же я предложить тоже не могу, – тем же тоном, ни к кому не обращаясь, продолжала леди Джейн. – Я не имею права уйти во Тьму, переложив свои долги на чужие плечи.
– Ваша светлость изволит смеяться над горем этих людей? – крикнул фермер.
Лицо герцогини потемнело, и я опять увидеть в ее глазах полыхание ночи.
– Вы достаточно