Американское военное правительство (American Military Government, AMG), которое стало оккупационной силой в Южной Корее с сентября 1945 г., ввело регулирование арендной платы и стало требовать письменных договоров аренды на земли, находившиеся ранее под контролем японцев. Однако американский военный губернатор генерал Арчер Лерч не был настроен на проведение земельной реформы, рассматривая ее как проявление социалистической политики; его заботой было удержать Советы к северу от 38-й параллели и подавить коммунизм на юге страны. Внимание же сторонников земельной реформы, либералов в Вашингтоне, тем временем было приковано к Японии.
Вмешательство американцев подстегнули развернувшиеся события. Начиная с марта 1946 г. земельная реформа с щедрым сохранением пяти гектаров у каждого собственника начала проводиться в Северной Корее. При этом было мало проявлений насилия, а массовая поддержка крепнущего коммунистического правительства заметно возросла. На юге, наоборот, нарастало недовольство репрессивным правлением AMG и его не вполне законным местным союзником Ли Сын Маном, высокомерным давним эмигрантом, лишь недавно вернувшимся на родину. Осенью 1946 г. Государственный департамент США пришел к выводу, что проведение земельной реформы необходимо подтолкнуть. Тем не менее генерал Лерч и Ли Сын Ман продолжали ей сопротивляться.
Лишь после смерти Лерча в 1947 г. AMG организовало перераспределение земель, находившихся ранее во владении японцев. Реформа затронула вначале немногим более 10 % возделываемых земель Южной Кореи, но уже одно это повысило энтузиазм населения. В 1948 г. Южная Корея стала суверенным государством, и уже в следующем году, несмотря на свои тесные связи с землевладельцами, новый корейский парламент одобрил законопроект об основательной земельной реформе. Законопроект был значительно более радикальным, чем того хотел президент Ли. Он наложил на законопроект вето, однако законодатели его преодолели.
В июне 1949 г. Ли пришлось подписать закон о земельной реформе. Парламентарии, имевшие значительную земельную собственность, заняли тем не менее принципиальную позицию по вопросу о перераспределении земель. Это служит напоминанием о том, что демократия не всегда враждебна экономическому развитию{60}. Что касается Ли, то он продолжал уклоняться от реализации реформы, и к ней приступили всего за неделю до начала корейской войны в июне 1950 г.
Война началась с северокорейского вторжения, и по его ходу северяне оперативно создали комитеты фермеров на большей части юга, бесплатно перераспределив более полумиллиона гектаров земли в пользу миллиона с лишним семей. После того как в конце 1950 г. объединенные войска США и ООН вновь заняли юг, коммунистическую земельную реформу признали незаконной, и Ли, понукаемый Штатами, с опозданием приступил к осуществлению программы южан. Эта работа была завершена к концу 1952 г.
В формальном отношении корейская реформа во многом походила на ту, что принудительно уже была проведена в Японии, и на ту, что ожидалась на Тайване. Предельный размер участка составил три гектара. Компенсации землевладельцам были крайне скудными, так что некоторые потеряли до 90 % стоимости своих активов. Реформа при этом проводилась более централизованно и при гораздо меньшем участии фермеров в этом процессе, чем в Японии и на Тайване. Это помогает объяснить ряд специфических для Южной Кореи последствий. Во-первых, много участков землевладельцы продали вне рамок формального процесса земельной реформы – иногда сторонним арендаторам, а иногда и родственникам. Во-вторых, в Южную Корею вернулась аренда, во многом нелегально, обходя закон о земельной реформе, и к концу 1970-х гг. охватила около четверти сельскохозяйственных земель. Тем не менее доля собственников возросла с едва ли 10 % от общего количества фермерских семейных хозяйств в 1945 г. до более чем 70 % в 1964 г.{61} После реформы почти половина фермеров обрабатывали площади менее чем в полгектара.
Продуктивность сельского хозяйства в Южной Корее росла не так быстро, как в Японии. В 1950-х гг. правительство Ли Сын Мана принудительно закупало рис по ценам ниже себестоимости его производства; при таких обстоятельствах фермерские семейные хозяйства несколько увеличили свои урожаи, но предпочитали съедать излишки сами, нежели продавать их себе в убыток. В конце 1950-х гг., чтобы избежать голода, Корея попала в зависимость от продовольственной помощи США.
Затем, после военного путча 1961 г., осуществленного генералом Пак Чон Хи, правительство повысило закупочные цены и увеличило инвестиции в сельскую инфраструктуру и отечественные заводы по производству удобрений. Именно благодаря поддержке, оказанной государством в 1960 –70-х гг. семейным фермам по примеру Японии и Тайваня, ощутимо возросли урожаи. Производство риса увеличилось в среднем от 3 т (в середине 1950-х гг.) до 5,3 т с га (в середине 1970-х гг.) – меньше, чем в Японии или на Тайване, но все же в полтора-два раза больше, чем в государствах Юго-Восточной Азии или Китае 1970-х гг. с его кооперативным хозяйством.
Государство Южной Кореи было менее способно извлечь средства из своего не столь продуктивного сельского хозяйства для финансирования индустриализации, чем Япония эпохи Мэйдзи или Япония и Тайвань после Второй мировой войны. Когда дело доходило до финансов, корейское правительство сильно зависело от иностранных займов. Тем не менее сельское хозяйство в значительной степени поспособствовало национальному развитию: давало работу огромному числу людей до тех пор, когда их оказалась готова принять промышленность; обеспечило дешевое пропитание для городских рабочих через субсидируемые государством закупки; создало значительный внутренний спрос на первоначальную продукцию корейских промышленников и предотвратило возможную серьезную зависимость страны от импорта продовольствия. Производительность пореформенного сельского хозяйства Южной Кореи разительно отличалась от той, что была до Второй мировой войны, или от той, с которой менее успешные государства Восточной Азии продолжали мириться в послевоенное время.
Истинный рекордсмен
Из всех стран Северо-Восточной Азии Тайвань преподнес нам, пожалуй, самый интересный урок касательно сельского хозяйства. Тому есть две причины. Во-первых, остров продемонстрировал самые впечатляющие результаты экономического развития вследствие земельной реформы. Во-вторых, по своему субтропическому климату Тайвань географически близок скорее к Юго-Восточной Азии, чем к Северо-Восточной, а потому успех здешней земельной реформы служит нам серьезным напоминанием о том, что география не является судьбоносной для развития. То, что аграрные экономики других государств Юго-Восточной Азии добились меньших успехов, является следствием политики, а не климатических условий. Действительно, климат в Юго-Восточной Азии в целом более благоприятен для сельского хозяйства, чем в Северо-Восточной Азии, – сезон вегетации здесь длится круглый год, а дожди обильны и регулярны. Наименее же подходят в регионе для сельского хозяйства климатические и почвенные условия в Южной Корее и некоторых районах Японии.