Сейчас я напомню слова Манефона о событиях связанных с исходом из Египта большой оравы: «С тех пор как оскверненных отправили в каменоломни (выделено мной. — К.П.), прошло немало времени, и царь пожаловал им некогда оставленный пастухами город Аварис, чтобы у них было собственное пристанище и кров». Оскверненные работники каменоломен это не кто иные, как военные резервисты, бывшие приверженцами иных, отличных от общепринятых в Египте, религиозных взглядов. Скорее всего, эти оскверненные придерживались религиозных представлений, которые пытался внедрить в общество Эхнатон. Таким образом, при Мернептахе произошло сильнейшее возмущение в армии, закончившееся вооруженным мятежом, спровоцированным группой гелиопольских жрецов во главе с внуком Рамсеса II, принцем Мозесом. Мятежники обратились за помощью к родственным им гиксосам из Иерусалима и получили ее.
Конфликт имел явно выраженную религиозную окраску и сопровождался обширными погромами культовых учреждений египтян, оскорблениями жреческого сословия и всяческими религиозными надругательствами. Данное обстоятельство весьма необычно для тех времен, как, впрочем, и для времен более поздних. Дело в том, что языческие нравы Переднего Востока (и не только его) традиционно отличала чрезвычайная веротерпимость. Очень часто так происходило, что какой-либо народ, одержавший военную победу над другим народом, не мудрствуя лукаво, инкорпорировал вражеских богов в свой пантеон. Здесь же ничего подобного не наблюдается. Напомню показания Манефона о поведении взбунтовавшихся сторонников Моисея и пришедших к ним на помощь гиксосов из Палестины: «Они не только сжигали дотла города и деревни и не удовольствовались разграблением храмов и осквернением статуй богов, но употребляли их для разведения огня и приготовления мяса почитаемых священных животных, причем сперва они заставляли самих жрецов и прорицателей закалывать и приносить их в жертву, а затем, раздевая их самих донага, прогоняли». Перед нами достаточно характерный образчик поведения, которое впоследствии демонстрировали сторонники монотеизма по отношению к язычникам в более поздние времена в разного рода религиозных войнах.
Я думаю, что сейчас следует обратить внимание на фигуру предводителя Большой орды вышедшей из Египта.
В Библии содержится достаточно информации о личности Мозеса. Его можно охарактеризовать как решительного, беспощадного, инициативного руководителя, не останавливающегося перед необходимостью применения самого отчаянного насилия. Кроме того, Моисей был очень силен физически и в одиночку переносил каменные скрижали с выбитым на них текстом завета, вещь, как следует полагать, не из легких. Наибольшее удивление вызывает следующая библейская характеристика Моисея, которую он сам за собой признает: «И сказал Моисей Господу: о, Господи! человек я не речистый, [и] [таков был] и вчера и третьего дня, и когда Ты начал говорить с рабом Твоим: я тяжело говорю и косноязычен» (Исх. 4:10).
Таким образом, перед нами предстает образ далеко не миссионерский. Здесь прорисовывается облик некоего заматерелого «старого солдата, который не знает слов любви». Более того, приведенный выше по тексту декалог Моисея выглядит не как некое мистическое откровение в духе «вижу, вижу, грядут времена смутные, бесовские…», а как приказ по отдельной конно-стрелковой дивизии имени Аменхотепа IV.
Представьте себе, читатель, «неречистого» религиозного реформатора уровня Христа или же Мухаммеда… Это нонсенс. Но дело в том, что принц Мозес очевидно и не являлся каким-то именно религиозным деятелем, поскольку место первосвященника занимал его брат Аарон. Дело обстояло так. Господь приказал Мозесу: «Итак пойди, и Я буду при устах твоих и научу тебя, что тебе говорить. [Моисей] сказал: Господи! пошли другого, кого можешь послать. И возгорелся гнев Господень на Моисея, и Он сказал: разве нет у тебя Аарона брата, Левитянина? Я знаю, что он может говорить, и вот, он выйдет навстречу тебе, и, увидев тебя, возрадуется в сердце своем; ты будешь ему говорить и влагать слова в уста его, а Я буду при устах твоих и при устах его и буду учить вас, что вам делать; и будет говорить он вместо тебя к народу; итак он будет твоими устами, а ты будешь ему вместо Бога» (Исх. 4:12–16).
Но если религиозной работой непосредственно занимался Аарон, то какова же была роль Мозеса?
Дело в том, что я не ошибся, назвав Мозеса «старым солдатом», он таковым и являлся, а именно строевым генералом египетских вооруженных сил в период правления Рамсеса II. Сейчас мы обратимся за информацией к Иосифу Флавию, который описывает карьеру Великого Законодателя и события того времени следующим образом.
«Эфиопы [соседи египтян] ворвались в их страну, похитили у них все имущество и угнали весь скот египтян. В ярости последние пошли на эфиопов походом, чтобы отомстить им за обиду, но, побежденные в битве, одни из них пали, другие искали спасения в постыдном бегстве на родину. Эфиопы следовали за ними по пятам, считая трусостью не занять всего Египта, еще далее проникли в страну и, вкусив от тамошних благ, уже не хотели более от них отказаться. Напав поэтому сперва на пограничные области, которые не осмелились оказать им сопротивление, они дошли до Мемфиса и до самого моря, причем ни один город не смог противостоять перед ними» («Иудейские древности», кн. 2, гл. 10:1).
Находясь в критической ситуации, Рамсес II поручает спасение египетского отечества своему внуку, молодому и перспективному военачальнику Мозесу. Мозес совершает марш-бросок суворовского типа через пустыню, застает эфиопов врасплох, опрокидывает их боевые порядки и на плечах отступающих врывается в Эфиопию, о чем Флавий и сообщает: «Моисей нагрянул на эфиопов раньше, чем они могли предполагать это. Затем он сошелся с ними в бою, победил их и отнял у них всякую надежду на подчинение египтян. Немедленно за этим он двинулся на города эфиопские и при завладении ими произвел большую резню среди жителей» («Иудейские древности», кн. 2, гл. 10:2).
Эфиопское руководство, видя печальное положение дел, пытается спасти ситуацию и добивается мирного урегулирования. «У эфиопского царя была дочь Фарбис. Видя, как близко Моисей подводит войско свое к стенам [города] и как храбро он сражается, и удивляясь его необычайно умелым распоряжениям, поняв, что благодаря ему египтяне, потерявшие было свою свободу, теперь снова ее себе вернули и пользуются таким успехом, тогда как столь гордившиеся своими удачами эфиопы стеснены и подвергаются крайней опасности, она воспылала безумной страстью к Моисею. Так как это чувство все более и более овладевало ею, она решилась послать к Моисею самых верных слуг своих для переговорах о браке. Когда он поставил условием для этого сдачу города и дал клятвенное обещание, что он, женившись на царевне и заняв город, не нарушит договоров, то тотчас же было преступлено к делу» («Иудейские древности», кн. 2, гл. 10:2).
Романтические чувства здесь, конечно же, упоминаются для придания общей увлекательности сюжету, тем не менее, Библия подтверждает брак Мозеса с эфиопской принцессой: «И упрекали Мариам и Аарон Моисея за жену Ефиоплянку, которую он взял» (Чис. 12:1). Далее ситуация развивается по сценарию, который следует признать достаточно банальным.
«Возблагодарив после покорения эфиопов Господа Бога, Моисей вступил в брак (с эфиопской принцессой) и повел египетское войско обратно на родину. Те же (египтяне), которые спаслись благодаря Моисею (после победы над эфиопами), почувствовали к нему еще большую ненависть и еще более стремились привести в исполнение свои коварные намерения, так как боялись, что Моисей ввиду своего успеха задумает совершить государственный переворот в Египте. Ввиду этого они стали советовать царю убить его. Царь и сам уже подумывал об этом, отчасти оттого, что завидовал военным удачам Моисея, отчасти из страха быть свергнутым им. Когда ж его к этому подстрекнули так же и книжники, фараон окончательно решил избавиться от Моисея. Узнав заблаговременно об этом коварном замысле, последний, однако, тайно бежал» («Иудейские древности», кн. 2, гл. 10:2, гл. 11:1).
В 1224 году Рамсес II умирает, на престол восходит фараон Мернептах, а Мозес возвращается в Египет, но на военную службу не поступает, а устраивается в Гелиополе при местной жреческой организации. Выше я приводил слова В. И. Авдиева о том, что египетские военные нередко занимали места в административных органах государства и религиозных объединений. Очевидно, что Мозес не явился здесь каким-то исключением.
Однако, каким же образом увязываются в один узел гиксосы, гелиопольское жречество, Мозес, монотеизм и воинские подразделения, взбунтовавшиеся во времена Мернептаха? Для ответа на этот вопрос следует вернуться на несколько столетий назад, т. е. во времена овладения Египта гиксосами.