Н. Е. МАРКОВУ
Гряди, Буй-Тур, громи крамолу,Пудовый дан тебе кулак;Пусть турий рог, склоненный долу,Бодает тухлый лапсердак!
Внимая мудрому глаголу,Пусть твой признательный землякРевнивую оттянет полуИ должный выложит ясак.
Что Курск тебе? Шагаешь быстро;Сегодня свергнешь ты министра,А завтра будешь сам премьер…
Но помните, Щигровский витязь:Превратностям бывал пример,А потому – не обожритесь.
В. Н. КУШНАРЕВОЙ
Глаза Ваши – голубые иль серые?На них не смотрел я в упор,Но крепко, по-детски, веруюВ сияющий, светлый взор.
Вы вся – деревенская, летняя;И кудри Ваши – спелая рожь.Нашими городскими бреднями,Мудрая, Вас не собьешь.
Над Вами серебрятся облачкаИ небосклон, так бирюзово синь.И мы живем!.. Мы, грешные, покаВы с нами, светлоликая. Аминь.
АВТОСОНЕТ
Кружатся дни мои запутанным романом,И кажется порой: рехнулся романист,Когда рядит меня то магом, то цыганом,Сегодня жезл дает, а завтра только хлыст.
Языком пламени влюбленная ОсаннаМоя возносится – и, мнится, сам лучист;И вот уже грущу с лепечущим фонтаномО том, что падает сожженный зноем лист.
Мечты свершаются назло докучной яви –И обрываются, – и снова в тупикеНе к счастью шествуешь, не к радости, не к славе,
А просто, как пескарь, повисший на крючке,Вздыхаешь о ведре – туда тебе дорога! –Где, может быть, еще поплаваешь немного.
«Бредешь наудачу по роще осенней…»
Бредешь наудачу по роще осенней,Выходишь на зелень озимых полей:В молочном тумане толпой привидений,Стреножены, прядают тени коней.И ветер свивает кудлатые гривы,И ветер мне сырость приносит земли:Зеленые нивы, и бурые нивы,И синие, синие нивы – вдали…
Затишье. Безмолвье. В бескрайном простореКто встретится? Разве охотник верхом,С обветренным ликом и грезой во взоре,Бодрящий борзую призывным свистком.Смеркается. Гаснет, задумчиво-кроток,Закат в розовато-седых облаках…И вспомнится нить многоцветная четокВ ленивых, когда-то любимых, перстах.
«Как эти строки сладостны и новы!..»
Как эти строки сладостны и новы!Как больно бьется сердце над письмом,Сквозящим сквозь лазурные покровыПод бледно-золотистым сургучом.
Размашистыми острыми штрихамиТы хочешь лишь о деле говорить;Твой стиль откован, как гравюра в раме,И разума нигде не рвется нить.
Но видится мне много… слишком много:В колючем «р» мерещится копье.И ждешь удар наездника степного,О, сердце беззащитное мое.
Прочел. Опять здесь не найду ответа.«Терпи и жди» – вот смысл немногих слов…Терпеть и ждать – что лучше для поэта,Когда он весь под чарой алых снов?
А если, как уснувшая весталка,Забыла муза долг священный свой, —Я рву письмо. И мне его не жалко.И ненавижу всей душой.
«Печаль мою снежинками…»
Печаль мою снежинкамиПрохладными овеяло,Лебяжьими пушинками,Танцующими феями!
Гуляет хоровод кругом,Сплетаясь, развевается,Велит забыть, молчать о том,Что горем называется;
О том, что в глубине моейВ бездонном сердце плакало —Велит молчать круженье фейТаинственными знаками.
И вот иду. – Мне всё равно:Пусть сердцу вы не верили.Я улыбаюсь им давно,Я с ними нынче заодно,С порхающими феями!
НА МОГИЛЕ СЫНА
Устал я от живых, – мне мир усопших ближе,Я научаюсь зовы их любить.На кладбище, в отрадную отчизнуЯ ухожу: здесь сердцу можно жить.И там, наперекор глухой тоске и боли,Вкушаю мир моей грядущей воли.
Меж холмиков ищу тропу к тебе, мой сын,И над твоей могилкой неосевшей,Листом сухим осыпанной, – одинСтою и жду. Чего? Отзыва? Доброй вести?И в шорохе ветвей и шепоте листовЛовлю намеки вожделенных слов.
Песнь иволги из чащи раздается,Но трудно мне припомнить нежный смех,Что навсегда затих, и тяжко сердце бьется,Усталое искать путеводящих вехСредь призраков, встающих из тумана.Или уснуть?.. И встал я слишком рано?
Скажи же мне, откройся сердцу, друг,Поэт-дитя, мне милый брат по лире,Так быстро совершивший дольний круг,Витающий в лазоревом эфире,Где я найду покой? Где стану я на путь,И сердцу где дозволят отдохнуть?
Когда, скажи, от любящих не будуУдара тяжкого нежданно получать?Когда среди друзей коварного ИудуУже не стану – жертва – лобызать?Когда, отбросив труп, свободный как стихия,Прольюсь к стопам твоим, предвечная София?
СВОБОДНОЙ
Вижу я: сердце твое не терпит регламенты.Радуюсь: сердце твое не выносит власти ничьей.Разве укажешь путь причудливо рдяному пламениИли удержишь в беге хрустальный горный ручей?
Буду, любя, созерцать прихотливый твой путь, легконогая,Ритмы твои держать, духом объемля моим.Да, ты права: пред тобой солнечных дней вволю много,Всеми путями приходит дух созревающий в Рим.
«Золотому дождю подставляю…»
Золотому дождю подставляюЯ ладони, сложенные горстью.Крепнет дождь. Я руки опускаю.Дождь поет. И славлю силу Божью.
Льется дождь мне на лицо, на плечи, –Весь в огнях, и радугах, и блесках…Или это только нежной девы речи,Только солнце у нее в подвесках?
УРСУЛА
Дочь короля, невеста, всей душоюТомится к Богу сил. И час настал.Корабль их ждет. Со свитой молодоюОна взошла, и белый парус взвился.Ее глаза ласкали синий вал,Пока народ на берегу молился.
Вкруг – свита многих дев. Мечтой упорнойОни волнуются. Их ждет прекрасный юг;Святой Отец в могуществе и славе.Молитвенно персты перебирают зерна,И сердце ширится, готовясь к дивной яви.
Лишь ворон на дубу, прощаясь, плачет.Так… Вещему глубь смутных дней видна.Толпа косматых всадников маячит.То гунны двинуты для жатвы грозной.Погибнут десять тысяч и одна.Так рок судил. Возврата нет. Уж поздно.
МЕССИЯ
– Они твои разрушили варкиИ по совхозам развозили. –Вскипает кровь моя… Стучат виски.Но я зову к нетленной силе:
Пусть в каждом сокрушенном кирпичеМне видится ступень стези чудесной неба.Змея премудрости! Ты на моем плечеОтец мне дал тебя в замену хлеба.
Пускай мятежных крепнет дерзкий лом,Обетованью чутко внемлет ухо:Над черным и поверженным орломВзлетает белый голубь Духа.
Ты презрена, прекрасная моя,Печальная, убогая Россия.Но уж цветет голгофская заря,И в сердце просится, про солнце говоря,Созвучье дивное: Мессия.
БЫЛОЕ
Народовольцы… Строй людей из стали,Откованных, как лезвие кинжала,Вы, что в былом святыми проблистали,Святыми, позабывшими про жалость:
Перовская, душа мечты кровавой,Желябов и пытливый ум Кибальчич…Кто, скудный духом, скажет: вы не правы?Кто без унынья прочитает дальше?
И Александру павшему на сменуЯвился правящий немым тяжеловозом.Он получил широкою арену,Державец в бармах иглистых морозов.
Царь Николай с Алисой колдовали…Смесились кровь, и грязь, и снова кровь,Чтоб древние твердыни грохотали.И голос был: «Внемли. Не прекословь.
Свершается торжественная воля.Блажен, кто зряч и видит сеть времен.История – одно Христово поле,И сеятель идущий – только Он.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ СЕРДЦУ