«Непреклонен и упорен…»
Непреклонен и упорен,В сердце врос косматый корень,Все преграды одолел;Раздвоился, растроился,Дна заветного дорылся,Глубинами овладел.
Кто мне семя смерти кинул,В бездну кто меня низринул?Кто, враждебный, колдовал?Дни за днями угасают, —Мнится, свечи тихо таютВ глубине немых зеркал…
Мнится: на груди, прижаты,Как закованные в латы,Две руки легли крестом.И чуть слышно лепетаньеСлов унылых отпеванья,Смутных шорохов кругом.
А из сердца в небо прямоСтебель мощный и упрямыйПурпурный возносит цвет;Жаркой кровью напоенный,Пышен венчик округленный,И ему подобных нет!
И к цветку от гор, ширяя,Прилетает птица злая,Чтоб обнять его крыломИ, победу торжествуя,Удостоить поцелуяЛепесток за лепестком.
ПОДРАЖАНИЕ АНДРЕЮ КРИТСКОМУ
На поисках ослиц, беглянок резвых стада,Румяный юноша пророка повстречал.– Вот царь Израиля, и в нем моя отрада! –Так гость от высоты пророку провещал.
И рог помазаний над головой склоненнойПролил святой елей – и стал царем Саул……Бодрись, душа моя! пребудь настороженной,Чтоб враг людей твой путь назад не повернул.
Трезвись молитвенно в благоговеньи строгом,Пред волей вышнею повергнись, сердце, ниц…Душа-избранница, соцарственная с Богом,Захочешь ли бежать вослед твоих ослиц?
«К милой родимой земле мы прикованы цепью бескрайной…»
К милой родимой земле мы прикованы цепью бескрайной;Неистощимый родник в жилах пурпуровых бьет;Тайной <жестокой> начатое кончится разве не тайной?Разве устанет рука сплетаться в живой хоровод?
Пусть мы в священной игре пробегаем как легкие тени,Факел горит высоко, факел гуляет кругом.Знаки сильнее, чем гроб, и ведут нас всё те же ступени.Там, где прошли мы вчера, завтра мы снова пройдем.
ЛЕБЕДЬ
Я помню рдяный час и голос белой птицыИ рокот мощных крыл в пустынной вышине…Ты руку подняла… «Смотри», – шептала мне,И устремлялись ввысь стрельчатые ресницы.
Я помню этот час: напрасно вереницыГодов мучительных текли в кошмарном сне!Пушинка лебедя, вся в розовом огне,Спускалась медленно на грудь отроковицы.
Прильнула и легла, и нежные перстыНежданно бережно и слабо прикоснулисьМоей руки… «Так правда, – любишь ты?» –
Спросил я трепетно. И губы улыбнулись,Как ласковый цветок, и поцелуй сам-другПрославил лебедя, летящего на юг.
«Бродячая безумная царица…»
Бродячая безумная царицаВлачит свой гнев, и муку, и любовь;Гляди: раскроется широко багряница,И жертвой огненной прольется долу кровь.
Под грохотом взволнованных заклятийЗатихли мы; но благ царицы гнев:Он руки вновь сомкнет для пламенных объятий,И вновь, как изумруд, прозеленеет сев.
«Хочется солнцу тучку порвать…»
Хочется солнцу тучку порватьВсей пятерней светозарных перстов,Хочется солнцу лицо показать –Только смыкается туча опять,Ткет дымно-серый покров.
Там неустанно сети прядутСерые руки смелей и быстрей.Чуть просинеет – уж брошен лоскут!Солнцу не глянуть – не выйти из путВ царской короне своей.
Солнце мне в грудь золотистый поток,Видно, не может сегодня пролить,Будет до вечера хмуриться рок.Молча уйду и забьюсь в уголок,Буду в ночи ворожить.
Буду с моей тишиной говорить,В трепете молний провидеть тебя…Можно ли солнце мое погубить?Как не томиться, любя?Как не любить?
«Полет грачей над жнивьем опустелым…»
Полет грачей над жнивьем опустелымМедлительно спокоен и упрям;Доверься тот невзгодам и ветрам,Кто неистомным овладеет делом.
Клик торжества, привет собратьям смелым,«Аминь, аминь» всклокоченным вождям…Далекий путь готовится крылам,Вознесенным к заоблачным пределам.
Так в синий день куда ни кину взгляд –Везде сплетенья вижу черных кружев,Один неутомимый вахтпарад!
Далекая, вниманьем удосуживСонет грачам – прочтешь ли между строкПорыв любви, осиливший свой рок?
«Преклонись, душа, будь наготове…»
Преклонись, душа, будь наготовеПовернуть восставший грозный вал!Вот они – сомкнувшиеся брови!Гнев любимой – я тебя не знал!
Уж не брови – смертной сабли жалоНа прекрасном вижу я лице;Пусть любить ты, сердце, не усталоИ в терновом, горестном венце!
Доля мне открыта роковаяТихо гаснуть, пламенно любитьИ в слезах, как туча, тихо тая,В глубину, в безвестность уходить…
Кто раскроет тайну огневую,Зрячий кто слепого вразумит?Вот я руку белую целую.Нежный друг, восставший одесную,Улыбаясь, в молниях горит.
«Качнуло дерево порывом бури вешней…»
Качнуло дерево порывом бури вешней,Гнездо накренило – и птенчик там, внизу!Белеют лепестки, осыпаны черешней,И ветер дале мчит мгновенную грозу.
И солнце глянуло, а он, вчера рожденный,Дрожит и трепетно смыкает синий глаз.О счастья бедный миг, погибнуть обреченный,Миг счастья моего — не так ли ты угас?
Птенец поверженный, возросшими крыламиУж ты не полетишь к неведомым морям,К лазури солнечной, пропитанной лучами,К пустыням выжженным и девственным снегам
У МОРЯ
Только гул раздроблённой волны,Только пригоршня пены морской… —Вознесен из моей глубины,Загораясь, потир золотой.
Он нежнее румяной луны,Озаряющей сизую даль.Разве с ним мои страхи – страшны?Как слеза, не прозрачна печаль?
Я слежу за любимой волной,Вот придет, разобьется о грудь..И рокочет мне мудрый прибой:– Позабудь. Не люби. Позабудь.
Но беглянку мне все-таки жаль,Что уходит туда, в глубину…Пусть тоска – просветлевший хрусталь,В ней храню – как в гробнице – волну!
«Трепещут голуби упругими крылами…»
Трепещут голуби упругими крылами,На подоконнике как звезды – их следы.Курит снежок, но не угаснет пламяВ крови живых – до смертной череды.
Взвились, летят. Навстречу клубы дымаОт черных труб. Чета едва видна.Там, высоко кружит неутомимо –И вдруг опять у моего окна!
Опять их песнь, исполненная неги,И зыбкий крест переплетенных крыл.Опять следы звездистые на снеге,Как бы чертеж неведомых светил.
Им хорошо в моем соседстве виться:Для них я – сон сквозь тусклый пар стекла.Им в первый раз здесь довелось влюбиться,Моя любовь их в первый раз зажгла.
II
ЖАВОРОНКИ
Глаза – изюмины, хвосты и струйки крылБесформенно-уютны, как пеленки:Такими пекарь взору вас явил,Печеные из теста жаворонки!
Вы на окне возникли – будто сон,То парами, а то с птенцом на спинке,Что шариком нелепым припечен,Сощурившим пугливо маковинки.
Здесь у окна нельзя не постоятьИ, грея кулаки, не подивиться,Как будет пекарь мышцы напрягать,Как он с зимой бестрепетно сразится.
«Истомно в лазурности плавясь нещадной…»