Рэйвенскрофт повернулся и сжатыми кулаками с силой ударил по дубовой столешнице. Все, что на ней стояло, подпрыгнуло, словно в комнате произошло небольшое землетрясение.
Лицо отца наполняло Джанет тихим ужасом.
– Почему ты ни во что не ставишь мои желания? Я желаю тебе лишь самого лучшего! Всю твою жизнь мне приходилось быть для тебя и отцом, и матерью. Думаешь, это легко?
Мгновение она, не мигая, смотрела на отца, после чего ответила с такой едкостью, что желчью истекало каждое слово:
– Ну так чья это вина?
– В смысле?
– Что у меня нет матери.
– Джанет, сколько раз мы должны через это проходить?
– Столько, чтобы понять, почему любящий отец не позволяет мне встретиться с моей собственной матерью!
Он ответил мрачным взглядом:
– Я уже говорил: твоя мать нездорова. И встречаться с ней тебе просто нет смысла.
Лицо Джанет исказилось от подавляемых эмоций.
– Ты твердишь мне это с тех пор, как я научилась говорить. Итак, отец, где она?
– Джанет, я…
– Если она еще жива, почему ты не даешь мне ее хотя бы навестить?
– Будем надеяться, в скором времени…
– Отлично. Чертовски здорово! Только твое представление о «скором времени» больше напоминает чертову вечность.
– Хватит! Мне больше нечего сказать тебе о твоей матери.
К удивлению, черты отца прониклись глубокой, задумчивой нежностью. Когда он наконец заговорил снова, голос его охрип от едва сдерживаемых эмоций:
– Джанет, я никогда, никогда бы не допустил, чтобы с тобой тоже случилось что-нибудь подобное. Я бы этого не перенес.
Джон Рэйвенскрофт резко поник, как будто противостояние его истощило. Веки смежились, словно в молитве, возможно, от желания не слышать ожидаемого, хоть и шепотом произнесенного вопроса Джанет:
– Чтобы что-нибудь подобное случилось… со мной?
– Это я так… Не бери в голову.
– Ладно, дорогой папочка. А почему мы никогда не говорим об этом? Вот, глянь! – В качестве свидетельства Джанет протянула обе свои тонкие смуглые руки. – Где ты видишь между нами сходство, а? Разве оно есть?
Отец устало отвернулся.
– Нет-нет, ты глянь! Наверное, это подарок от матери, потому что точно не от тебя, разве не так? Тебе нечего, черт возьми, сказать? Иногда я даже задаюсь вопросом, действительно ли ты мне отец. Ты, наверное, меня удочерил? И теперь тебе так стыдно, что ты даже не можешь сказать, что случилось с моей матерью?
Отец в мучительной попытке сменить тему произнес:
– Расскажи-ка мне лучше об этом твоем молодом человеке.
Но Джанет упрямо насупилась.
Поняв, что ответа от дочери не дождется, Джон Рэйвенскрофт продолжил:
– Значит, есть в этом парне что-то особенное, раз вы встречались уже дважды.
– Это почему? Ты о чем?
– Сама знаешь. Раньше ты никогда со своими молодыми людьми больше раза не виделась.
Пристально глядя в его глубокие карие глаза, Джанет старалась не выказывать на своем лице никаких эмоций. Отец, вроде бы не замечая ее ожесточенной внутренней борьбы, продолжал:
– Все свидания, которые, бывало, устраивал я, или ты сама с кем-то знакомилась на случайных раутах, все это было не более чем разовое, после чего ты неизменно бросала несчастных олухов.
– Может, они просто были тупыми жлобами?
– Прямо-таки все? Неужели никто из них не годится для пары моей дочери?
Джанет сама удивилась своему ответу:
– Ну почему. Том, например.
Отец чутко ухватился за этот куцый обрывок информации:
– Том? Просто Том? И все?
– Томас… Линн. И ты со своей армией громил не посмеешь его прогнать! Ты слышишь меня, отец? Слышишь?
– Разве я хоть раз позволял что-нибудь такое?
Завеса невозмутимости на какое-то время спала с Джанет:
– Это моя жизнь. Моя! Почему ты не даешь мне просто ею жить?
Джон Рэйвенскрофт нахмурился:
– Потому что у тебя в ней вечно путаница. Ты то и дело попадаешь в какой-нибудь переплет.
– Не без того. Я ошибалась, и не раз… Но как я могу чему-то научиться, когда ты всегда ходишь за мной по пятам, сметая мои ошибки в аккуратные кучки, чтобы мне больше никогда не приходилось иметь с ними дело?
– Я всего лишь тебя оберегаю… Нашу семью… Наше имя.
– Да уж, конечно, Рэйвенскрофтам запрещено показывать другим свои ошибки. Хотя меня это совершенно не волнует.
– А должно. Когда-нибудь это поместье станет твоим…
– Мне оно на дух не нужно!
Джон, похоже, был ошеломлен такой решительностью дочери, но та еще не закончила:
– Сколько раз тебе повторять? Я не буду прятаться в этой чертовой темнице ни секунды дольше, чем необходимо!
Ее гнев Джон Рэйвенскрофт парировал вопросом:
– Так когда же я познакомлюсь с этим твоим новым мальчиком?
– Мальчиком? – ощетинилась Джанет. – Знаешь, папа…
– Хорошо, пусть будет «молодой человек».
Тут на нее нахлынул внезапный поток воспоминаний о коротком времени, проведенном с Томом, теплых и одновременно ужасающих; Джанет пришлось быстро сморгнуть слезы – настолько, что, когда она вновь посмотрела на отца, ей было трудно надеть обычную маску едва сдерживаемого гнева.
– Разве я тебе не сказала? Он ушел. И больше мы с ним никогда не увидимся. Так что не надо на нем зацикливаться, ладно? И вообще, я устала и иду спать. Если ты, черт возьми, не против.
– Категорически «за». Иди, а мне надо переговорить кое с кем из друзей и попытаться вывести твое имя из этого нелицеприятного дела. А затем мне предстоит заняться чем-то посерьезнее, чем обычный беспорядок, который ты за собой оставляешь. Потому что на этот раз в центральном морге на скамье лежит один из моих людей. Ну а пока, напоследок, ты можешь пообещать, что больше не выйдешь из этого дома без сопровождения?
Джанет тотчас вспомнила чудовищных зверей и безжалостного мечника, после чего кивнула:
– Могу. Но ты должен держать меня в курсе насчет состояния отца Лотти. Я имею право знать.
Даже кивая в знак согласия, Джон Рэйвенскрофт расчетливо сузил глаза.
– Не забуду.
Не говоря больше ни слова, Джанет вышла из кабинета.
«После сегодняшних событий я даже не уверена, что хочу выходить из комнаты».
* * *
Где-то неподалеку Томас медленно поднялся на ноги, готовясь противостоять плотному кольцу из мрачноватых охранников. Один из них, крупный и грузный – тот, что прервал их с Джанет разговор во внутреннем дворике, – указал на механизм на заднем колесе мотоцикла:
– Мы его заблокировали.
Стоящий рядом мужчина напряг мышцы рук и добавил:
– Ты никуда не уедешь, пока не переговоришь с нами.
Том вздохнул и медленно повернулся, оглядывая каждого из них по очереди.
– Мне что, всю эту ночь отвечать на вопросы всех и каждого?
Первый сказал:
– Что до меня, то у меня вопросов