В чем состоит упражнение иноков, для которого и самое иночество? Оно состоит в изучении всех заповеданий, всех слов Искупителя, в усвоении их уму и сердцу. Инок соделывается зрителем двух природ человеческих: природы поврежденной, греховной, которую он видит в себе, и природы обновленной, святой, которую он видит в Евангелии. Десятисловие Ветхого завета отсекало грубые грехи, Евангелие исцеляет самую природу, болезнующую грехом, стяжавшую падением свойства греховные. Инок должен при свете Евангелия вступить в борьбу с самим собою, с мыслями своими, с сердечными чувствованиями, с ощущениями и пожеланиями тела, с миром, враждебным Евангелию, с миродержителями, старающимися удержать человека в своей власти и плене. Всесильная Истина освобождает его (Ин. 8; 32), освобожденного от рабства греховных страстей запечатлевает, обновляет, вводит в потомство Нового Адама всеблагий Дух Святый».[81]
Тщательного исполнения Евангельских заповедей строитель Игнатий требовал всегда и от себя самого и от подчиненных ему иноков, на Евангельских заповедях основывал он деятельность свою настоятельскую, почему и имела она особую прочность и благотворность. Иноки вверенных ему монастырей скоро преуспевали под его духовным руководством.
Не нравилось оно плотским людям, вызывало в них ропот и неудовольствие, но это никогда не останавливало его идти путем, предсказанным в Святом Евангелии, объясненным святыми отцами в их богодухновенных писаниях, которыми он руководствовался всегда и во всем. Преосвященный Вологодский Стефан, видимо, ценил труды и заботы строителя Игнатия по возобновлению внутреннему и внешнему Лопотова монастыря: 28 мая 1833 года возвел он его в сан игумена.[82]
Были, впрочем, недоброжелатели у игумена Игнатия в числе должностных лиц, окружавших вологодского владыку, старавшиеся поколебать к нему расположение архипастыря. Это тягостно действовало на впечатлительного и болезненного Игнатия, который все чаще и чаще стал недомогать, ибо сырой и болотистый климат Лопотова монастыря весьма вреден оказался для его здоровья. Неприятности консисторские, а особенно вредный климат, разрушительно повлияли на его здоровье, значительно надорванное предшествовавшими болезнями и, наконец, уложили деятельного настоятеля на одр[83].
Чихачев увидел опасность положения своего друга, томившегося телом от болезни, духом от непрерывно тяготевших извне притеснений и скорбей, и сам, не меньше томившийся его страданиями, решился предложить ему свою мысль — переселиться из Лопотова монастыря куда — либо в другое место. Игумен Игнатий одобрил эту мысль, и решено было Чихачеву ехать на свою родину в Псковскую епархию и хлопотать там о перемещении их в один из тамошних монастырей.
В это время вышеупомянутый благочестивый крестьянин Карп снова имел откровение о том, что игумен Игнатий послужит обители близ Петербурга, в которой будет соборная церковь во имя Святой Троицы, причем показан ему был самый иконостас церкви, показаны также и все те иноки, которые перейдут туда за игуменом из Лопотова монастыря, а также и те, которых застанут они там при своем приезде и которые виделись Карпу как бы изумленные этим. Слушая рассказ Карпа и помышляя о намерении своем искать приюта в Псковской епархии, Чихачев спросил его, не знает ли он, как близко от Петербурга будет эта показанная ему в видении обитель, верст четыреста, например? — «О нет, — отвечал Карп, — гораздо ближе, совсем близехонько».
Пророчественное видение это относилось к Троице — Сергиевой пустыне[84] близ Петербурга, куда Промысл Божий готовил в настоятели игумена Игнатия, чего тогда ни он, ни Чихачев отнюдь не могли предполагать, и что, однако, в точности исполнилось в свое время. Напутствованный благословением игумена, на монастырской повозке в одну лошадь, отправился Чихачев в преднамеренный путь на родину свою. По дороге он заехал в Петербург, где долго не имел, где главы приклонить, ибо прежние знакомые его под разными предлогами отказали ему в приюте, не нашел он его и в Невской Лавре, куда, было, обратился.
Вспомнив о милостивом внимании к нему графини Анны Алексеевны Орловой — Чесменской, явился он к ней и объяснил незавидное свое положение в столице. Боголюбивая графиня приняла в нем живое участие, приютила его у себя в доме, снабдила всем необходимым и деятельно начала хлопотать о том, чтобы осуществить желание обоих друзей — переместиться куда — либо из Лопотова монастыря. По желанию Чихачева, искавшего приютиться именно в Псковской епархии, вблизи своих родителей, графиня сперва обратилась к псковскому архиепископу Мефодию, лечившемуся в то время от глазной болезни в Петербурге, и просила его дать игумену Игнатию настоятельское место в одном из монастырей его епархии, но в этом получила от него отказ, прикрытый неимением свободной настоятельской вакансии. То же самое ответил ей и митрополит Новгородский и Санкт — Петербургский Серафим, к которому она обращалась с той же просьбой.
Видя свою неудачу и соскучившись рассеянной жизнью в столице в кругу знатного общества, посещавшего графиню, Чихачев намеревался уже возвратиться обратно в Лопотов монастырь, но графиня его удержала и посоветовала ему представиться Московскому митрополиту Филарету[85], тоже находившемуся тогда в Петербурге. Не без боязни отказа явился Чихачев на Троицкое подворье к митрополиту Московскому, который весьма милостиво принял молодого послушника, отечески ласково выслушал его откровенный рассказ о бедственном положении игумена Игнатия, предлагал ему вопросы, из которых тот заключил, что владыке не неизвестны прежняя их жизнь, а также и достоинства игумена Игнатия, которому он и предложил через Чихачева настоятельство в Николо — Угрешском третьеклассном монастыре Московской епархии, и то на первое лишь время, обещаясь потом доставить ему еще лучшее место.
Чихачев, поблагодарив милостивого архипастыря, выразил перед ним опасение, что игумену Игнатию неудобно будет самому проситься к переводу из Вологодской епархии, потому что он пострижение иноческое принял от руки самого вологодского архипастыря, епископа Стефана, который может оскорбиться подобным поступком своего постриженника. «Хорошо, — сказал московский владыка, — я сделаю предложение об этом в Синоде и надеюсь, что мне не откажут».
Так и случилось: на другой день был послан из Синода указ в Вологду к преосвященному Стефану о перемещении игумена Лопотова монастыря в Николо — Угрешский монастырь, куда по сдаче монастыря и предписывалось ему немедленно отправиться. Преосвященный Стефан с миром и любовью отнесся к этому событию. Напутствовав игумена своим благословением на новое поприще служебное, он в официальном отношении своем от 28 ноября 1833 года к митрополиту Московскому сделал об игумене самый похвальный отзыв.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});