услышала, как он резонирует с голосом Джимми, словно переплетенные электрические токи, создающие бурю искр.
Песня закончилась, доктор Коун и Иззи разразились овациями. Джимми покивал, улыбаясь. Он трижды хлопнул в ладоши, а затем сказал:
– В рот мне яйца, Мэри Джейн, кто бы мог подумать, что у тебя такие данные!
Двусмысленные слова застряли у меня в голове, как кусок ваты в зарослях шиповника.
– Я пою в церкви, – проговорила я наконец, но вряд ли меня кто-то услышал, так как заиграла следующая песня, а в столовую, пританцовывая, вошли Шеба и миссис Коун.
Шеба пела во всю мощь своего голоса, и это было так красиво, что я вся с головы до пят покрылась мурашками. Ее пение звучало чисто и плотно, напоминая звучание какого-то совершенно незнакомого мне музыкального инструмента.
Джимми изобразил руками волну и в этом странном танце приблизился к Шебе. Та описала круг в его беспокойных руках, а затем они прижались друг к другу бедрами. Шеба ушла в модуляцию, в то время как Джимми продолжил петь в основной тональности. Миссис Коун тоже присоединилась к пению, а Иззи по-прежнему голосила громче всех. Все танцевали, сбившись в один большой, динамичный хоровод, полный улыбок, плавных движений, музыки, смеха, песен и плясок… Когда песня набрала темп, Шеба решила покружиться. Иззи раскинула руки в стороны и последовала ее примеру. Шеба открепила парик и подбросила его в воздух. Доктор Коун поймал парик и натянул Иззи на голову. Иззи забралась на стул, а со стула – на только что отполированный стол. Она стояла на нем грязными босыми ногами, в Шебином парике, и горланила так, словно выступала на сцене перед полным стадионом. Все хохотали, танцевали и снова пели, и никто – никто! – не сказал ей убрать грязные ноги со стола.
Где-то в отдалении я услышала тихий электронный писк. Я его проигнорировала. Я не могла перестать танцевать, не могла перестать петь. Как бы я ни старалась, я не могла отвести глаз от Шебы и Джимми. Как вообще можно было отвести от них взгляд? Как можно было их не слушать? Не смотреть во все глаза на этих сверкающих, плавных людей, которые своими голосами создавали такой звук, который проникал в каждую клеточку моего тела и наполнял меня так, что я была переполнена им? Насыщенна. Счастлива.
Когда песня закончилась, я услышала писк более отчетливо. Сработал кухонный таймер. Мясной рулет был готов.
5
Я никогда не слышала столько разговоров за ужином. Миссис Коун рассказала всем о своем первом поцелуе, а потом Шеба рассказала всем обо всех парнях, с которыми встречалась, пока не встретила Джимми. Джимми рассказал о своем приятеле, тоже рок-музыканте (доктор и миссис Коун знали, о ком речь, но мне его имя ничего не сказало), который гастролировал с ним в последнем концертном туре. Каждый вечер этот музыкант страдал и пел грустные песни под гитару, потому что ему разбила сердце женщина, которая, как божились Джимми и Шеба, была самой настоящей карлицей, к тому же с несносным характером. Эта история привлекла внимание Иззи, и у нее возникло множество вопросов о карликах, первый из которых был о том, могут ли карлики водить автобус. Тогда Шеба прямо на месте сочинила песню о карликах, которая получилась такой веселой и запоминающейся, что все подхватили припев, как только Шеба зашла на него второй раз. Песня начиналась так: «Ах, эти карлики, на нас так похожи, они водят машины и автобусы тоже». Меня сначала насторожили такие шутки про карликов, но в итоге я поняла, что своей песней Шеба пыталась донести до Иззи только то, что кроме роста карлики ничем не отличаются от большинства людей. Когда мы допели песню, доктор Коун объяснил Иззи, что несносный характер одного конкретного карлика не делает несносными всех карликов. Это было девиацией (после чего доктору Коуну пришлось объяснить, что такое девиация). Время от времени Шеба, сидевшая рядом со мной, сжимала мое плечо или руку, как бы сигнализируя, что обо мне тоже не забыли.
Когда пришло время десерта, мы с Иззи составили креманки с шербетом на почерневший противень для выпечки (я пыталась его отчистить, но безуспешно). Я взяла импровизированный поднос и пошла с ним вокруг стола, а Иззи по одной брала у меня креманки и ставила на стол, произнося при этом «мадам» или «месье». Я научила ее этому, пока мы доставали десерт из морозилки. Она повторила эти слова всего три раза, прежде чем заучила их наизусть.
За десертом речь зашла о лечении Джимми, и Шеба разговорилась о том, через что ему пришлось пройти и что еще ждет в будущем. Иззи сосредоточено уплетала шербет и больше не обращала на нас внимания. Я сидела, затаив дыхание, так как никогда раньше не слышала, чтобы кто-то так открыто обсуждал такую личную проблему.
– Ричард, – сказала Шеба. – И все же, если он будет употреблять так много сахара, что наверняка очень вредно, может, имеет смысл разрешить ему немного «Мэри Джейн»?
Я оцепенела. Сердце бешено застучало в груди, и я почувствовала, как запылали мои щеки. Я перевела взгляд с Джимми на Шебу и снова на Джимми. Что она имела в виду?
Джимми взглянул на меня. Из его глаз, казалось, стреляли лазеры, нацеленные прямо в меня. А потом он расхохотался. Все посмотрели на него.
Джимми склонился над креманкой с шербетом. Он все не прекращал хохотать.
– Джимми! Над чем ты смеешься? – спросила Иззи.
– «Мэри Джейн»! – сквозь смех выдавил наконец Джимми.
Шеба перевела взгляд на меня.
– О, Мэри Джейн! Ты решила, что я говорю о тебе?!
– А вы знаете еще какую-то Мэри Джейн? – спросила я.
Шеба нагнулась ко мне и обняла. От нее пахло лимоном и сиренью. На сердце сразу стало спокойнее. Жар отхлынул от моих щек.
– Это разговорное название марихуаны.
– Ого! – Из меня вырвался нервный смешок. Неужели Шеба действительно только что спросила у доктора, можно ли ее мужу курить марихуану? А как же закон? Разве Джимми не посадят в тюрьму, если поймают его с поличным? И почему Шебу совсем не беспокоило, что Джимми мог совершить что-то противозаконное?
Доктор Коун сказал:
– Некоторым людям марихуана помогает расслабиться, Мэри Джейн. Это не такой ужасный наркотик, каким его, вероятно, изображают школьные учителя.
– Да, хорошо, – ответила я на автомате. Наверное, я выглядела очень растерянной, потому что Шеба ласково потрепала меня по ноге, словно желая утешить.