– Ты сказал правду… действительно, правду! Риард, мой страж, мой хранитель!
Тонкая рука женщины легла на его волосатую лапу халатик распахнулся, и полные груди с напряженными сосками вырвались на волю. Блейд сглотнул слюну. Нет, не только глаза его и губы остались безволосыми, была еще одна часть тела, и она все настойчивей давала о себе знать. Он пожирал взглядом налитые полусферы грудей, и бледно-алые соски, и тонкую талию, восхитительно гибкую и волнующую, и мраморные амфоры бедер, и светлый треугольник между ними, почти физически ощущая его упругую твердость.
Твердость? Неужели она хочет его? Медведя, монстра, полузверя?
Аквия поднялась, сбросила свое одеяние. Медленно-медленно скользили ладони, втирая в кожу сат-па, согревающую янтарную мазь. Плавно и неторопливо касались они шеи, хрупких плеч, живота, длинных стройных ног… Потом она повернулась. Спина, чуть выступающие лопатки, поясница, мягкие выпуклости ягодиц… Блейд с трудом сдержал стон. Зачем она делает это? Зачем мучает его?
Женщина опустилась на колени; бедра ее были плотно сжаты, кожа начала розоветь под действием бальзама.
– Риард… иди ко мне…
Ему послышалось? Или серебряный колокольчик прозвенел на самом деле?
– Риард… иди ко мне…
Он потряс головой, отгоняя наваждение: бурые космы всколыхнулись, затанцевали по плечам.
– Риард… иди ко мне…
Она почти пела эти слова, срывавшиеся с розовых губ как магическое заклинание: «Риард… иди ко мне…»
Будто зачарованный, Блейд передвинулся со своего котла на мягкую постель. И Аквия двинулась ему навстречу. Ладони ее теперь скользили по косматым плечам, бедра широко разошлись; миг – и она сидела у него на коленях, обнимая за шею и спрятав лицо на груди. Казалось, прикосновение нежной кожи к жестким волосам лишь волнует ее все больше и больше, подогревая страстное желание.
Ноги женщины скрестились на спине Блейда. Она подняла голову, тонкие пальцы нетерпеливо тормошили его бороду и усы, пролагая дорогу к губам, потом она приблизила свое лицо, и горячий язык проскользнул внутрь, обжигающий и юркий, как нагретая солнцем ящерка.
Аквия привстала, не отрываясь от его губ. Теперь ее руки возились где-то внизу, разбирая шерсть волос к волоску, прядка за прядкой, освобождая то, что требовалось освободить. Блейд играл с ее языком, обхватив ладонями округлые ягодицы и почти не ощущая кожи. Но запах он чувствовал! Пьянящий, терпкий и нежный аромат, который сводил его с ума!
Головка Аквии откинулась, она резко опустилась вниз, издав короткое серебристое «Ах!» Блейд поймал губами сосок и стиснул; женщина застонала, извиваясь в его руках. Потом, упершись пятками в мягкий ворс постели, она начала ритмично раскачиваться, испуская звонкие хрустальные возгласы, что таяли под кожаным пологом как ликующие вскрики сказочной птицы.
И Блейд понял, что обоняние и слух дарят ему то, что отнято грубой, нечувствительной кожей, заросшей бурыми лохмами. Он слушал и вдыхал – и это возбуждало не меньше, чем те восхитительные плавные движения, которыми Аквия доводила до экстаза свою и его плоть, чем ее набухший сосок на языке, чем кольцо ее ног, сжимавших его тело.
Долго, долго – целую вечность! – длился этот поединок красавицы с чудищем; потом оба они застонали и замерли в сладкой истоме. Нимфа отдалась фавну, эльфийка снизошла до тролля, лоно Снежной Королевы оросил животворный поток, исторгнутый зверем.
* * *
Уставшие, они лежали в темноте, и руки Блейда обнимали тонкий стан и плечи Аквии. Разведчик улыбался: теперь и в этом мире у него была своя женщина. Настоящая женщина.
Аквия зашевелилась, ее ладошка блуждала по груди возлюбленного, пытаясь проникнуть к коже. Тщетно! Шерсть была слишком густой.
– Риард, давай я освобожу тебя от этого…
Блейд подумал.
– Нет, моя королева. Путь еще далек, кругом – холод и снег. Если тебе не слишком неприятно.
– Не слишком… – она хихикнула, как напроказившая девчонка. – Скорее наоборот! Но я думаю, что неприятно тебе.
– Мы достигли огромного прогресса в наших отношениях, – заметил Блейд, снова улыбаясь в темноте, – теперь мы думаем друг о друге.
Аквия повозилась у его груди.
– Риард?
– Что, милая?
– Когда мы придем в Берглион – что ты будешь делать?
– А что будешь делать ты?
Она помолчала, потом вдруг начала шептать прямо ему в ухо, горячо и сбивчиво:
– Раньше я думала – увидеть и умереть… Теперь я хочу жить… жить! Понимаешь, Риард, когда-то мир был совсем иным, ярким, щедрым… много, много тысяч лет назад… никто не знает теперь, сколько прошло времени с тех пор. Предки… о, предки умели многое! Меняли мир, меняли себя, и то, что я умею – лишь отзвук былых знаний. Летали… да, летали далеко, очень далеко! Многие улетели совсем, немногие – остались… Но мир был по-прежнему прекрасен! – она судорожно вздохнула. – Потом… потом что-то случилось с солнцем… Стало холодно… Льды покрыли Дарсолан, сковали все моря, все земли на севере, на западе и востоке. Леса, травы – все умерло… умерли краски, цвета – зеленый, красный… Лишь на юге остались деревья – фиолетовые, как небо на закате… Люди… люди тоже умирают. Мой край, древний Кламстар, опустел… В Городе, – она так и сказала «в Городе», и Блейд понял, что Город – один. – Да, в Городе осталось пять тысяч семей… в поселках – может, еще столько же… – Аквия тесней прижалась к Блейду. – Они не хотели, чтобы я уходила. Таких мало… даже в Доме Властителей, среди избранных, где способности передаются по наследству… Людей же надо лечить… утешать… дарить им легкую смерть…
Вот как все было, думал Блейд, напряженно вслушиваясь в ее шепот. Многие улетели, немногие – остались… Те, кого устраивал родной мир, кто не испытывал тяги к дальним странствиям среди звезд. Они жили на своей прекрасной древней планете долго и счастливо, но все хорошее имеет конец…
Аквия продолжала шептать:
– Но я ушла. Устала… Устала от безысходности! Когда мир умирает, не хочется жить, – понимаешь, Риард? Я решила – дойду до Берглиона или погибну в дороге… Решила – и ушла! Почти убежала…
– Теперь ты знаешь, что доберешься туда, – уверенно произнес Блейд. – И что же?
– Не умру. Буду жить – среди таких же, как я, среди тех, кто пришел туда раньше, кто родился там. И если ты, Риард…
Он понял, что она хочет сказать, и обнял ее, ласково и крепко.
– Сколько смогу, я пробуду с тобой, моя Снежная Королева. У нас еще есть время… – он не сказал, что времени этого мало, очень мало, по любым меркам, земным или берглионским – всего месяца полтора. Он боялся даже подумать об этом, чтобы Аквия, колдунья, не уловила, сколь ничтожным является этот промежуток по сравнению с жизнью. Но ведь случается, что события одного двух дней круто меняют ее, оставляя след, подобный яркому росчерку болида, прилетевшего из неведомых глубин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});