— Не сказать, чтобы богатый, но накопления кое-какие были, — рассказывала Зойка, хотя ненужную ему часть как они познакомились, как тот ухаживал и прочее бла-бла-бла, думая о своём, Марк пропустил. — Нервов мне, конечно, родственнички Холмогорова помотали после его смерти, и в суд подавали, и брак требовали признать фиктивным, но я ничего, отстояла всё. Ну и стала сама делать бизнес.
Холмогоров, Холмогоров… Где же он слышал эту фамилию? Не в новостях.
Совсем недавно.
— А чем он занимался? — развернулся Марк.
— На твоего отца работал, — пожала Зойка плечами.
— Точно. Бухгалтером, — вспомнил Марк, где видел и его фамилию, и его размашистую подпись — в счетах, по которым у Стеллы были вопросы.
Чёрт! Этот город был даже меньше, чем он думал. Намного меньше, чем ему казалось. И с каждым днём всё больше сужался, как осадное кольцо.
— А погиб давно? — нахмурился Марк, припоминая, что счета были старые.
— Семь лет назад.
— Подожди, — оттолкнулся он от подоконника. — Значит, ты на тот момент была уже свободна, но Измайлов всё равно сделал предложение Вере?
Она развела руками.
— Ты меня слушал, Марк? Ко мне он приходил, когда ему в другом месте не давали. А когда давали, он не приходил. Видимо, это так и не изменилось. Мне он предложение делать собирался только на словах, а перед ней пошёл и опустился на одно колено. Чуть ли не сразу, как ты её бросил.
— Никто не должен был знать, что я приезжал.
— Никто и не знал, — усмехнулась Зойка. — Всё было написано у неё на лице. Каждый раз, когда ты приезжал. Ну и потом всё стало ясно, когда она родила на месяц раньше, чем наконец, сбылась заветная мечта Измайлова — он ей присунул. Для этого, правда, пришлось жениться, но, боюсь, иначе она бы и не дала, — зло хмыкнула Зойка и отвернулась. — В этой больнице вообще кормят? — спросила нарочито громко, словно хотела, чтобы её услышали в коридоре. И этой напускной грубостью, и показным, своим фирменным пошловатым цинизмом прикрыла как щитом настоящие чувства.
Но всё, что она «не сказала», Марк услышал. Измайлов дал Зойке надежду, что женится, а потом сделал предложение Вере. Дважды козёл.
— Сначала будет обход. Потом только завтрак, — ответил он. — И я бы принёс тебе кофе, но тебе нельзя, тебе ещё анализы сдавать.
И нет, его не резануло это «присунул». Он давно был взрослым мальчиком. Именно это он и сделал, сам — повесил на Белку табличку «свободна» и толкнул туда, где каждый желающий теперь мог трахнуть бабу Реверта. Именно так это обычно и происходит. Удивительно, что такой герой нашёлся только один.
— Не буду я сдавать никакие анализы, — свесила ноги с кровати Зойка. — Поеду домой, — осмотрела пол в поисках обуви.
— Ты сказала твой муж погиб семь лет назад?
— Да, семь лет назад, — достала Зойка из-под кровати сапоги и стала натягивать. — Сел пьяным за руль, перевернулся на машине и сгорел вместе с ней.
— А что ты думаешь про пожар в своём магазине? В новостях сказали у тебя был конфликт с владельцами какой-то сети.
— Да, был, — обувшись, она встала и оглянулась в поисках сумки и одежды.
Сумка была, её прихватили пожарные, а одежда, наверно, осталась в сгоревшем магазине. Зойку как привезли на «скорой» в чём была, так в этой одежде она и провела всю ночь. Ещё до того, как Марк приехал, она очнулась, сказала ему медсестра, стала плакать и врачи, во избежание истерики, сразу накачали её успокоительным, вот она и проспала до утра.
— Думаешь, это они? Или не угомонившиеся родственники твоего мужа?
— Не знаю, Марк, — развела она руками и, с облегчением найдя сумку у тумбочки, села с ней в руках на кровать. — У меня кроме той сети конфликт со своими работниками вышел. Уволила этих засранцев без премии за воровство, так один на весь магазин орал, что я так легко не отделаюсь, что спалит он его к чертям. Я первое время вечерами даже идти одна до машины боялась, меня охранник провожал. Это бывший уголовник и мне ноги переломать обещал. А потом ничего, успокоилась, расслабилась. И вот.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ни хрена себе, — покачал головой Марк, глядя как она роется в сумке.
— Ага, — видимо, убедившись, что всё на месте, закрыла Зойка замок. — Тяжела у нас жизнь, у руководителей. Но ты ничего, привыкай.
— Это ты «Открытую реку» имеешь в виду?
— А у тебя есть другая компания? — усмехнулась Зойка. — На твоём заводе люди второй месяц без зарплаты сидят, пока ты туда-сюда разъезжаешь. Скоро и у тебя бузить начнут. Кстати, у меня там какие-то бумаги остались, — разогнулась она, поправила одежду.
— Бумаги? — удивился Марк.
— Да, Егор... Холмогоров накануне гибели привёз, сказал спрятать. Так они и лежат. Никто про них у меня не спросил. Может, думают, что они сгорели — у него машина под завязку была набита какой-то макулатурой. А может, просто не нужны никому, столько лет прошло.
Марк развёл руками, не зная, что сказать.
— Ну давай заберу. А три месяца назад что случилось? Почему Измайлов снова к тебе пришёл?
— За исключением того, что ты вернулся — ничего. Он приехал в мой магазин за какой-то хернёй. А я стою с охранником такси жду. Разговорились. Я ему и пожаловалась. Он взялся меня подвезти. Потом от машины до дома проводил. Ну а потом…
Больше она ничего сказать не успела. В палату вошёл врач.
— Вижу, всё хорошо? — улыбнулся он, видя Зойку при параде готовую на выход.
— Да, спасибо, — закинула она на плечо сумку. — Можно я уже пойду?
— Не вижу причин вас задерживать. Но у меня есть для вас кое-какая, — он потряс бумагами в руках и посмотрел на Марка, — конфиденциальная информация.
Марку не надо было объяснять дважды.
— Тебя отвезти? Подождать? — прежде чем выйти, спросил он.
— Нет, спасибо, Марк. Я сама. Вызову такси.
— Позвони, — написал он на клочке бумаги телефон и оставил ей на кровати.
Попрощался с постовой медсестрой. Вышел на лестницу.
И остановился.
Навстречу ему поднималась женщина всей его жизни.
— Как она? — спросила Вера.
Белка! У Марка до сих пор от её вида перехватывало дыхание. Пусть не так, как когда он увидел её на вечере, в том облегающем платье, что так ей шло. Но сейчас в расстёгнутом пальто и немного растрёпанная она была ему куда ближе. Милее. Роднее.
Его Белка.
— Терпимо. Собирается домой. Сейчас у неё врач.
— Тогда подожду, — хотела она пройти, но Марк не пропустил.
— Марк! — упёрлась она в его грудь руками, когда он прижал её к стене.
— Белка, — выдохнул он.
Подхватил за шею. Легонько коснулся губ. Закрыл глаза.
И вот теперь поцеловал. Так, как не целовал никогда.
Яростно. Грубо. Глубоко.
Жадно. Настойчиво. Бесцеремонно.
Проник в её рот языком. Заставил задыхаться.
Почувствовал, как она напряглась. Как пытается сопротивляться.
И как сдалась…
Но именно в этот момент он отступил.
И получил такую затрещину, что искры посыпались из глаз.
— Я замужем, Марк, — тяжело дышала она. — Никогда так больше не делай.
— Так — не буду, — смотрел он на неё в упор. — Я люблю тебя, Белка. Любил, люблю и буду любить. Даже если ты не рядом. Даже если ты не со мной. Я давно не тот, кого ты когда-то знала, Вера. Я больше не такой. Но я всё ещё твой, — сделал он шаг назад. — Ты знаешь, где меня найти, если вдруг я буду тебе нужен.
Он развернулся и пошёл вниз по лестнице.
— Марк, — она остановила его, когда он уже прошёл целый пролёт. — Что-то происходит. Старого мэра скоро сместят. И отец Измайлова встанет на его место.
— Твой тесть станет мэром? — смотрел на неё снизу-вверх Марк. — Это всё, что ты хотела мне сказать?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я не знаю важно тебе это или нет. Но да, это всё, — она развернулась и взялась за ручку двери, но словно знала, что он на неё смотрит. — Я тоже давно не та, Марк, — обернулась она. — Но я уже не твоя.
Он закрыл глаза, когда дверь за ней захлопнулась.
Её дыхание было у него на губах. И бешеный стук её сердца, что он чувствовал, прижимая её к себе. И запах её кожи. И мягкость её волос.