— А ты думаешь, что это не так? — В его словах был легкий вызов.
Хонор еще минуту рассматривала его, размышляя о том, что она знает об этом человеке. В некоторых отношениях очень даже немного. Однако она жаждала доверять ему безоговорочно.
— Думаю, живешь, — робко улыбнулась она, в конце концов.
Разве она не чувствовала с самого начала, что он — человек, живущий по своим законам? Он предпочитает платить по счетам.
Конн подошел и прижал ее к своей теплой влажной груди.
— Это означает, что ты наконец-то мне поверила?
— Да.
— Спасибо, Хонор. Я рад, — сказал он просто.
«И я тоже, — подумала она, — потому что я в тебя влюбилась».
Час спустя Хонор нарезала папайю и сбрызнула ее соком лайма, пока Конн готовил кофе. В дверь позвонили как раз в тот момент, когда она ставила свежие фрукты на стол. Вытерев руки о красное кухонное полотенце, Хонор пошла открывать.
— Адена! — воскликнула она. — Что ты тут делаешь?
— Просто заскочила по пути на работу узнать, нельзя ли взять у тебя тот замечательный кожаный ремень из кусочков, который ты на днях купила. Эй, это лишний кусок папайи? Здорово, у меня сегодня утром не было времени на завтрак.
В своей обычной импульсивной манере подходить ко всему Адена юркнула в дверь и замерла на полпути, уставившись с изумлением на Конна. Конн тоже уставился на нее, вежливо рассматривая яркую маленькую девчонку-сорванца.
Яркие светлые волосы Адены были выстрижены броским клином, обрамляющим ее вызывающе накрашенные карие глаза. В то время как вкусы Хонор в одежде можно было назвать стильными, вкусы ее сестрички определенно были модерновыми. Менее милосердный наблюдатель мог назвать бы их возмутительными.
Этим утром на Адене были надеты сапоги до колен, облегающие красные брючки и огромная, свободно связанная сеть вместо топа. Она носила этот наряд с присущим ей восторженным щегольством.
— Боже милосердный, — сказала Адена в явном изумлении, — кто ты такой? Хонор никогда не оставляет мужчин на завтрак.
— Боюсь, я очень на этом настаивал. А ты Адена?
— Верно. — Адена повернулась с широкой улыбкой. — Где ты его откопала, Хонор? Он гораздо интересней тех представителей дизайнерского мира, с которыми ты обычно общаешься. Боже милосердный! Этот типчик даже не носит ничего цвета лаванды!
— Это Константин Ландри, — решительно сказала Хонор.
Она почувствовала, как слегка загорелись щеки сестрички, когда она начала вытягивать из нее информацию.
— Полагаю, я уже о нем тебе говорила, — продолжила она язвительно.
— Ландри! Тот парень, кто улаживал дела с Грейнджером ради меня. Конечно же!
Адена чуть было не бросилась к нему с объятиями, что несколько насторожило Конна.
— Вы просто сокровище, знаете ли!
Она шумно чмокнула его, прежде чем он понял, что произошло, а затем выпустила его из объятий и бросилась к кофейнику.
— Не могу выразить, как сильно я благодарна вам за помощь. Просто гора упала с плеч! От Грейнджера у меня бегут мурашки по всему телу. И если я была обеспокоена, то это ничто по сравнению с тем, что чувствовала бедная Хонор!
Адена театрально задрожала, угощаясь кофе.
— Значит, я надеюсь, вы будете держаться подальше от него и ему подобных в будущем. Не думаю, что мне придется снова улаживать подобную ситуацию, и, если я узнаю, что вы пытаетесь принудить Хонор выпутываться из положения вместо вас, я буду очень недоволен, — спокойно сказал Конн, беря у нее кофейник и ставя его на стол.
Хонор услышала холодный нравоучительный тон и поняла, что и Адена услышала его тоже. Ее непостоянная сестричка не привыкла к тому, чтобы мужчины читали ей нотации.
— Эй, что это за отношение старшего брата? — возмутилась Адена, плюхнувшись на стул. — Для этого сейчас слишком раннее утро. Больше нет папайи, Хонор?
— Есть еще в холодильнике, если хочешь, сама порежь.
— Не желаю утруждаться. Вы со мной поделитесь. — Адена наклонилась вперед, чтобы сгрести немалый кусок восхитительно окрашенного фрукта.
Подавив возмущенный вздох, Хонор быстро начала есть остатки папайи, зная, что, если она этого не сделает, большая часть достанется Адене.
— И я не ваш брат, не важно, старший или нет, — угрюмо заметил Конн. — Мой единственный интерес заключен в вашей сестре. И, следовательно, я считаю вас ответственной за все, что вы делаете, из-за чего она попадает в трудное положение. Я ясно выразился?
— Конн, нет необходимости обрушиваться на нее, словно тонна кирпичей, — сказала Хонор немного холодновато, когда увидела непонимающее выражение на лице Адены. — Все это было ошибкой, и Адена поняла это. Она больше не попадет в подобного рода неприятности, верно, Адена?
— Ей-богу, я чувствую, словно участвую в одной из сцен кинофильма «Папа знает, как лучше». Разве вам обоим не приходит в голову, что сегодня слишком хорошее утро для нотаций? — пожаловалась Адена.
— А какое было утро, когда вы брали в долг у Грейнджера? — Конн спокойно ел свою папайю, не обращая внимания на хмурый взгляд Хонор.
— Намек поняла, — сказала Адена с отвращением, быстро встав на ноги с жизнерадостной грацией. — Прошу прощения, но думаю, мне пора идти.
Атмосфера стала несколько гнетущей.
— Так как насчет ремня, Хонор? Ладно, я его возьму?
— Ладно, бери, — согласилась Хонор, как всегда. — И вот еще, Адена…
— Что? — Адена была на полпути к прихожей.
— Ты уверена, что не заглядывала сюда позавчера вечером?
— Уверена. Я ходила с Гари посмотреть то новое раскритикованное кино, о котором я тебе рассказывала.
Она исчезла в спальне и появилась мгновение спустя с ремнем в руке.
— Боже милосердный, вы вдвоем определенно занимались чем-то энергичным на этой постели. Ну, ребята, увидимся позже.
И она ушла до того, как Конн или Хонор успели ответить.
На минуту после того, как вихрь умчался, за столом повисло молчание. Затем Конн сказал задумчиво:
— Вижу, она для тебя сущее наказание. А твоя мать?..
— Моя мать вновь вышла замуж несколько лет назад и переехала на Восточное побережье. Адена захотела остаться здесь со мной. Бывают моменты, когда я опасаюсь, что не смогу с ней справиться, но, в общем, она хорошая.
— Возможно, — осторожно предположил Конн, — ей нужна была более твердая рука, когда она росла.
— Ей было всего восемь, когда убили папу. — Хонор постаралась положить конец расспросам.
— А сколько было тебе?
— Тринадцать. Конн, я действительно не хочу говорить о прошлом, — спокойно объяснила она.
Он минуту пристально смотрел на нее.