— Может, это ты слова не способен сказать женщине, чтобы не затеять с ней флирт, — язвительно заявила Энн, игнорируя угрожающую напряженность разговора, — но, слава богу, не все мужчины такие, как ты.
— Нет, не все, — резко ответил Рейт. — Вряд ли преподобный Дэвид или этот новоявленный коллега Эдвард стали бы рисковать своей репутацией и вступать в незаконный брак только лишь из-за…
— Ну? Из-за чего? — не отступала она. — Может, из-за того, что это я попросила? Зачем ты встаешь в такую позу? Мы оба прекрасно знаем, что ты женился из-за Голд Крауна!
При этих словах она просто захлебнулась от горя и отчаяния. Она ведь не хотела ничего этого — ни фальшивого бракосочетания, ни мужа, который не питает к ней даже дружеских чувств, не говоря уж о любви. Никогда она не думала, что придется вести жизнь, полную лжи и обмана, жить с человеком, которого она лишь раздражает и который ее презирает и попрекает непрестанно. Все, что ей теперь приходилось делать, шло настолько вразрез с ее жизненными принципами, что как тут было не чувствовать себя совершенно вымотанной, несчастной и недовольной собой. Какая же она была дура!
— И, разумеется, все эти несравненные дэвиды и эдварды слишком совершенны, слишком безупречны, чтобы даже помыслить о такой мошеннической свадьбе, не правда ли, Энни? — раздраженно продолжал Рейт. — Брось валять дурака. Тебе стоило только помахать у Дэвида перед носом этой приманкой — он бы и минуты не стал думать о моральной стороне дела. Кстати, Эдвард случайно не говорил тебе во время своего усердного ухаживания, что между обеими семьями — его и Джины — давно решено, что они должны пожениться? Они — дальние родственники, но, помимо родственных, их семьи имеют обширные имущественные и деловые связи. Так что этот брак желателен во всех отношениях. Но эти соображения не помешали ему увиваться за тобой.
— Замолчи! Перестань! — дрожащим голосом выкрикнула Энн, закрывая уши руками. — Почему, ну почему тебе нравится быть таким недобрым, циничным? — яростно обрушилась она на него. — Почему тебе всегда надо мне все испортить? Если я предпочитаю видеть в людях хорошее, это еще не значит, что я такая дура и ничего не понимаю.
Она отвернулась, чувствуя уже не обиду и отчаяние, а злость. Нет, не на Рейта, а на себя. Ну почему она позволяет себе, человеку с определенными взглядами, воспитанием, принципами, вступать в споры, неизменно победоносные для ее изощренного оппонента? И все же стоит довести до конца начатый разговор, упрямо решила Энн. Все равно она останется при своем мнении, что бы ни услышала.
— Ладно, пусть Дэв женился бы на мне ради Голд Крауна, — напористо заговорила она. — Но он, по крайней мере, сделал бы это не для себя.
— Он бы разорил его не хуже Патрика, — спокойно подхватил прервавшийся было разговор Рейт. — Неужто ты всерьез думаешь, что этот доброхот хоть на минуту задумался бы о его исторической ценности? Что он преспокойно не отодрал бы дубовую обшивку и не разобрал бы твою замечательную лестницу, чтобы дом соответствовал привычному облику благотворительного учреждения? Знаешь ли ты, что случилось бы с Голд Крауном при таких обстоятельствах? — властно продолжал Рейт. — Его пришлось бы полностью переделать — в соответствии с нормами освещенности, противопожарной безопасности и бог весть еще с чем. Так что, если ты думаешь, что после того, как Дэвид и компания поработают над домом, хоть что-нибудь от его прежнего облика сохранится, чтобы его могли узнать, например, твои отец или дед, значит, ты просто дурочка.
— Просто тебе никогда не нравился этот человек, — огрызнулась Энн. — Ты только и знаешь — высмеивать его. Но не думай, что я не понимаю причину.
С этими словами она вызывающе повернулась к нему, чтобы увидеть его реакцию: придет ли он в ярость или обольет ее язвительным презрением. Но Рейт почему-то не сделал ни того, ни другого.
Он сидел, крепко стиснув зубы, словно боясь проронить лишнее слово, и на шее у него билась маленькая жилка. Он медленно повернул голову, выражение глаз у него было какое-то необычное.
— Продолжай, моя милая, — мягко сказал он, но от этой мягкости у нее по телу побежали мурашки.
Она уже жалела, что затеяла этот спор, но отступать было поздно.
— Тебе не нравится, что он не такой, как ты. Что он не думает о деньгах и материальных благах! — храбро приняла вызов Энн.
Но она не успела договорить, потому что Рейт начал смеяться. И это смутило и расстроило ее больше, чем если бы он разъярился.
— Дэвид не думает о деньгах? Тогда что же он одолевает меня своими просьбами о пожертвованиях?
— Это — другое дело. Он просит не для себя.
— Ты так считаешь? Да, он не тратит эти деньги на себя, на свои личные нужды. Но он непомерно честолюбив и чертовски хорошо знает, что сможет добиться славы, если превратит свое самодеятельное заведение в более заметное и официально поддерживаемое.
Энн отвернулась, прикусив губу. Утверждение мужа, как бы жестоко оно ни звучало, содержало долю горькой истины.
Она испытала облегчение, увидев, что они подъезжают к замку. Мадам, конечно, уже притаилась где-нибудь в холле, поджидая их, вернее — своего гостя.
— Ну, что же ты молчишь, что же не защищаешь бескорыстного друга обездоленных? Нечего сказать?
Она не удостоила его ответом. К чему? Он всегда прав.
Слава богу, мадам не поджидала их. Когда они добрались до своих комнат, Рейт объявил, что у него есть кое-какая работа, и плюхнулся за письменный стол с таким видом, будто ее вообще не существует.
Конечно, это было именно то, что ей сейчас надо, но Энн не могла понять, почему их нелицеприятный разговор подействовал на нее так скверно и раздражающе. При этом она чувствовала, что дело тут не в проигранном споре и даже не в тяжести ее непривычной и постылой роли. А в чем же? Эта мысль не оставляла ее в покое.
Девушка устало потянулась к застежке на платье. Молния легко проскользнула вниз на пару дюймов и застряла. Она досадливо попыталась освободить ее. Промучившись минут десять, изломав все ногти, но не сдвинув с места проклятый ползунок, ей пришлось сдаться. Перед ней открылись два пути: либо лечь спать в платье, либо просить о помощи своего благоверного.
Энн нехотя прошагала до двери смежной комнаты и, открыв ее, нерешительно остановилась, следя за склоненным над работой Рейтом. Он сидел к ней спиной, делая какие-то пометки в бумагах, и был так сосредоточен, что она не решалась окликнуть его, Пожалуй, следует попробовать самой еще разок. Но Рейт неожиданно отложил ручку и обернулся.
— Да, дорогая, я слушаю.
— Молния на платье, — пробормотала Энн, чувствуя неловкость. — Застряла, и все.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});