— За что?
— Ну, во-первых, за либеральные взгляды. Сам Александр Александрович, как вам, вероятно, известно, яростный охранитель и даже не считает нужным скрывать, что, заняв трон, первым делом свернет реформы отца. Во-вторых, цесаревич человек твердых моральных принципов. Жену любит, любовниц не имеет и к легкомысленным увлечениям своих родственников относится крайне неодобрительно.
— И что?
— Да то, что Константин открыто живет с балериной Кузнецовой и имеет от неё детей!
— Ну а чем он хуже брата?
— В том-то и дело! Царственному отцу цесаревич ничего сказать или сделать не может, но вот горячо нелюбимому дядюшке после его воцарения придется туго!
— Понятно. А что оптовики?
— Какие ещё оптовики?
— Те, которым его канал поперек горла.
— Плюнуть и растереть! — убежденно заявил раскрасневшийся от выпитого Постников. — Если бы Путилов, а точнее великий князь Константин, по-прежнему был в силе, он бы этого Овсянникова [29] и прочих Титов Титычей враз проглотил и не поморщился.
— То есть, их можно не принимать в расчет?
— Э, нет! — возразил более опытный в житейских делах Нарышкин. — Купцы, конечно, люди маленькие. Однако же именно маленькие блохи едят собак, а никак не наоборот! Конечно, иногда случается, что дог выгрызет особенно досадившее ему насекомое, только ведь пока он одного пытается ухватить зубами, остальные сто продолжают кусать своего хозяина! Так что, купчишек не стоит недооценивать. Тем паче, что они-то как раз не забывают делиться с властьимущими своими доходами-с!
— К тому же, есть ещё один проект порта, — пьяно усмехнулся Николай.
— Конкурент?
— Да ещё какой! Сам Штиглиц продвигал Ораниенбаум.
— Александр Людвигович, значит, — задумался Будищев.
— Вы что, знакомы?! — мгновенно отреагировал Ефим Иванович.
— Да какое там, — отмахнулся Дмитрий. — Где я и где он. Скажите лучше, можно ли газетную кампанию развернуть в обратную сторону?
— Чтобы все начали хвалить Путилова? Нет ничего проще.
— И как?
— Элементарно, любезный Дмитрий Николаевич, — голос Нарышкина стал вкрадчивым. — Но тут трактиром не обойдешься!
— Понятно, — засмеялся Будищев, хлопнув себя по лбу. — И впрямь, чего это я.
Репортеры с удовольствием поддержали его смех, но тут же заткнулись, напоровшись на острый взгляд Дмитрия.
— А почему ваша газета не участвует в травле?
— Видите ли, дражайший, — пустился было в пространные объяснения Постников, но старший товарищ грубо прервал его.
— Наш редактор с удовольствием бы продался, да вот беда, никто покупать не захотел!
— В общем, да! — вынужден был с горечью согласиться Николай. — Маловат масштаб у нашего «Вестника».
Миссия Фёдора и Семёна увенчалась, если можно так выразиться, не меньшим успехом. Побывав на заводе, они разузнали множество подробностей и теперь были готовы вывалить их на Будищева. Первым докладывал Сёмка. По его словам, дела у Путилова шли неважно, и его друзья ученики продолжали служить там только от безысходности.
— Это верно, — поддакнул Шматов. — Мне так и сказал один земляк, куда ты мол, дурак, лезешь? Жалованье задерживают, в лавке харч не отпускают, мастеровые разбежались бы, да некуда!
— Всё так плохо?
— Заказов нет. Сказывали, будто казна собиралась паровозы заказать цельных сто штук, а потом отказалась.
— Железные дороги в России кончились? — удивился Дмитрий.
— Это уж я не ведаю.
— А может, подряд другому заводу отдали?
В ответ на последний вопрос Фёдор только красноречиво развел руками. Но его собеседник не ждал ответа, а, прикрыв глаза, несколько минут напряженно думал. Судя по всему, у Путилова и впрямь были проблемы. Но вот насколько серьезные? И может ли он, Будищев, ему помочь? И, самое главное, стоит ли подписываться?
Ему, выросшему в лихие девяностые, пришло на ум сразу несколько вариантов вмешательства, от нечастного случая с главой оптовиков Овсянниковым, до диверсии на Коломенском заводе. Но …
— Блин, вроде нормальную водку пили, — помотал он головой, будто отгоняя наваждение, — а в башку всякая фигня лезет!
— Что с тобой? — испуганно спросила Геся.
— Всё в порядке, — поспешил успокоить её Дмитрий. — Не бери в голову.
— Я боюсь, когда у тебя такое выражение лица.
— Не стоит.
— Хорошо, не буду. Но, все же, что тебя беспокоит?
— Ни-че-го, — по слогам ответил он ей. — Если эти проблемы можно решить в принципе, то Путилов их решит. А если нельзя, то нечего и париться.
— Ладно, как скажешь.
— Лучше расскажи, как вас со Стешей дела?
— Какие дела?
— Ну, я про тех эмансипированных клиенток.
— Ах, вот ты про что! Всё просто прекрасно. Мамаша немного шокирована, хоть и старалась не подавать виду, а дочь в восторге и наверняка уже рассказала о своих впечатлениях всем подругам.
— Заказ хоть сделали?
— Спрашиваешь!
— Вот и славно.
— Послушай, я тут подумала. Нужно как-то привлечь клиентов к нашей мастерской. Может, ты сделаешь какую-нибудь гальваническую игрушку?
— Игрушку?
— Ну да. Что-нибудь эдакое.
— Блин, — вскочил Дмитрий, — Гедвига Генриховна — ты гений!
— А почему? — удивилась девушка такой реакции.
— Потому что тебе в голову приходят гениальные мысли, хоть ты об этом и не подозреваешь!
— Знаешь, Будищев, ты иногда так хвалишь, что хочется в ответ ударить тебя сковородой!
— Помилуй, барыня…
— Помилую, если ты сделаешь то, что я прошу.
— Тут все просто, надо лишь несколько хороших электрических ламп. Но главное — игрушка…
Маленький Гога — весёлый и шаловливый мальчик семи лет от роду, замирая от восторга, следил за крохотным паровозом, тянущим за собой два вагончика по самым настоящим рельсам. Несмотря на размеры, поезд выглядел как настоящий, наполняя сердце своего нового хозяина неподдельной радостью.
— А как им управлять? — спросил он у устанавливавшего игрушку мастера.
— Вот видишь тумблер, — показал Дмитрий. — Если его включить, поезд будет ехать, если выключить — остановится.
— А можно мне?
— Конечно, он ведь твой.
Мальчик осторожно нажал пальчиком на рычажок и маленький состав тут же послушно остановился, вызвав тем самым такую бурю радостных эмоций, что никто из присутствующих не смог удержаться от улыбки.
— А как его зовут?
— Путиловец.
— Какое странное имя. А почему «Путиловец»?
— Потому что Путиловский завод делает самые лучшие паровозы.
— Правда?
— Ещё какая.
— Георгий Александрович, извольте идти в спальню, — позвала юного князя нянька, неодобрительно покосившись на помятую матроску и растрепанную прическу своего подопечного, а более всего на странного гальванера, столь непочтительно разговаривающего с сыном императора.
— Ну, ещё немножечко, — умоляюще сложил ручки мальчик.
— На сегодня довольно, — осталась та непреклонной, и обернулась к Будищеву. — А вы, сударь, обождите здесь. Сейчас с вами рассчитаются.
Бедняжке Гоге ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть, и вежливо попрощаться. Но едва он покинул залу, туда вошел благообразный представительный мужчина в расшитой золотым галуном ливрее и с чувством собственного достоинства спросил:
— Сколько мы вам должны?
— Нисколько, — пожал плечами Дмитрий. — Это подарок от Николая Ивановича Путилова.
— Нам это известно. Но за установку…
— А это подарок от меня.
Позади раздался шорох шелка и перед лакеем и гальванером появилась красивая молодая женщина, в которой Будищев тут же узнал морганатическую супругу царя. Они оба почтительно поклонились, а та ответила им лёгким кивком.
— Нам с сыном очень лестно благосклонное внимание такого человека, как Путилов, — ровным голосом сказала она. — А так же приятно, что и вы не забыли обещание сделанное Гоге.