бандитов оказался неподалёку, сразу же за поросшим мхом холмом. Окруженный с трех частей высоким частоколом, а с четвертой берегом реки. Широкие въездные ворота были распахнуты настежь. Посреди лагеря возвышался сшитый из лоскутов шатер. По бокам вдоль частокола тянулся ряд землянок. Особняком стоял небольшой сруб с грубо вырезанным символом нового бога на дверях.
У шатра путников разлучили. Старика повели в шатер, а троицу потянули к вырытой около кострища яме. Сложенный из веток и мха настил был убран в сторону. В лицо дохнуло тленом и сыростью, когда влажное глинистое дно стремительно полетело навстречу.
— Скажите доктор напрямую! Хватит лжи и недоговорок! — Послышался гневный женский голос. Такой родной и такой милый сердцу.
— Что конкретно вы хотите узнать? — Отвечал уставший старческий бас.
— Почему его выписывают?
— Понимаете милочка…
— Я вам не милочка!
— Гм… гражданка Громова. У вашего мужа явный прогресс…
— Да кокой же это прогресс?! Он даже самостоятельно дышать не в силах! В себя так и не пришёл!
— Послушайте, не всё от меня зависит. Ваш муж у нас в отделении уже два месяца. Боролись за него столько, сколько могли. Но в этой койке нуждаются пациенты. Которым возможно повезет больше. Согласно протокола мы должны перевести вашего мужа в травматологию по адресу прописки.
— В эту шарагу?! Вы же понимаете, что он не протянет там и дня, с нашими то рукожопыми коновалами!
— Не выражайтесь. Я вас понимаю, но и сделать ничего не могу. И вообще вы попросились в отделение чтобы пообщаться с мужем. Вот и общайтесь! А мне некогда с вами дискуссии разводить! Меня пациенты ждут. Тем более что вопрос уже решён. С руководством вашей местной поликлиники согласованно. В обед будет машина. Сан авиация доставит вашего мужа в целости и сохранности. Могли бы и спасибо сказать за то, что я за вас похлопотал! Знаете, как сейчас сложно машину выпросить!
Донёсся звук удаляющихся, шаркающих шагов. Некоторое время была лишь тишина, где-то вдали слышались тихие всхлипы. На лицо капнуло что — то мокрое и горячее. Тьма снова навалилась на сознание. Где — то вдалеке послышался слабый голосок:
— Любимый…. Если ты меня слышишь…. То знай, что….
Очнулся хлопец от назойливых мужских голосов. Как только отрыл глаза сразу же заныла ушибленная поясница. Приложив усилия перевернулся и сел на ушибленное место пониже спины.
На дне глубокой ямы рядом с ним находились братья мельники. У противоположной отвесно стены сидели трое. Широкоплечий светлобородый мужик, в котором он признал кузница. Чуть поодаль в углу сидела дородная баба с маленькой девочкой. Всех этих людей он видел в Рубежном в ту самую кошмарную ночь.
Женщина посматривала на наго с опаской, прижимая к себе дочь. Братислав и кузнец вели разговор как ни в чём не бывало. Будто встретились односельчане не на дне ямы, в плену разбойников. А на ежегодной городской ярмарке.
— Слышь Братислав, вы как из Рубежного уйти смогли?
— Пошли вдоль берега, а дальше на лодке.
— Повезло… Я с Глашей к лесу было бросился, когда вдруг сосны как бура вспыхнули! Тогда мы вдоль поля, к тракту. А там уж нас и повязали.
— А где все остальные? Видел ещё хоть кого-то?
— Не знаю…. — Мрачно произнёс кузнец. — Кузня моя одна из первых вспыхнула. А когда по селу начали умертвия рыскать я уже семью вывел. Вернулся было за добром, когда тут такое началось! До сих пор в страх кидает…. За мной ведь много людей к лесу бежало. И кожевенник с семьёй, Мирогрев с сестрой, — кузнец принялся загибать пальцы, двигая складками на лбу, — и ещё с пяток семей. Да только вот как черный туман в долину пошёл все будто сквозь землю провалились. Сам едва ноги успел унести, благо что первым делом своих вывел.
— Тут хоть кормят? — С унылым видом встрял в разговор Буян.
— Кормят. — Кивнул кузнец. — Подымут и еще накормят. Вот погоди, на днях приедут работорговцы. Закуют нас в цепи и поедем мы с тобою на рудники. Там от пуза наедимся!
— А не ты ли однокрылому цепи ковал?! — Теряя самообладание заорал Буян.
Поднявшийся во весь рост Братислав. Не спеша, с хрустом расправил затёкшие плечи. Повернувшись к брату приказал:
— Уйми гнев братец. Не хватало нам ещё между собою передраться.
Наверху донесся грохот битой посуды, а затем и грубый хохот. Со дна ямы стало видно зарево кострища. Дюжина разбойников будто по команде затянула песнь:
Не леса шумят,
Не дубровушка
Разыгралась волюшка
Атаманская,
Всё — то братская.
Все ли мы — братцы,
Все ли мы — родные,
Чей-то хриплый, будто прожжённый дымом пожарищ голос, присоединился к пению. Коверкая и фальшивя песня разбойников эхом отзывалась от стен ямы:
Однокровные!
Спородила нас
Ночка темная,
Сосватала нас
Дубинушка матушка;
У нас сватушка
— Кистень — батюшка,
А свахонька наша
— Клинок вострый.
— Эй доходяги! — Послышался грубый голос откуда-то сверху. — Который из вас Перун?!
В яме повисло молчание. Через короткий промежуток времени на головы пленников посыпались куски земли и глины. К ним медленно опускался бревенчатый конец лестницы.
— Тот который Перун, пусть подымится. Остальным сидеть и не рыпаться!
Юнец не без труда воздел себя на ноги. Задница жутко болела. В тазу недобро хрустнуло, когда на плечо легла тяжёлая ладонь Братислава. Сморщившись, стряхнул руку товарища и полез вверх по лестнице.
Как только голова поравнялась с землей его тут же ухватили за плечи и грубо вытянули наружу. Повалив на живот и заломив руки за спину, долго вязали, бранясь и чертыхаясь. У лица, и по спине толпились заросшие бородатые мужики. В паре шагов от него пылал костер у которого столпилось не меньше двух десятков народу.
Сжимая узел за спиной, его заставили встать на ноги. Шея непроизвольно запрокинулась к звездному небу. Выходит, он пролежал без сознания весь день и вечер? Если не