Домой приехал по темноте. Оля только прикрыла веки, давая понять, что в доме все хорошо, и вновь уперлась невидящим взглядом в пространство.
Неторопливо поменял парадный костюм на привычное одеяние и опустился в обитое кожей кресло. Вынул из кармана хитрый приборчик и нажал кнопку.
Тишина, прерываемая тяжелыми вздохами, сменилась шорохом бумаг. Наконец послышался писк тонального набора.
«Номер короткий, это хорошо, — отметил Михаил Степанович. — Расшифровать будет несложно».
Короткая пауза, и вот зазвучал взволнованный голос его недавнего собеседника:
— Это я. Да. Срочно. Ждать не мог… — видимо оправдываясь за неурочный звонок, произнес губернатор. — У меня только что был наш… э теленок. Нет. Сам пришел. Но это не главное. Хуже другое. Он заявил, что хочет купить точку сам. А мне пообещал выполнить, чего скажут. Но сдается, все туфта. Он, точно, нацелился хапнуть единолично. Куда там. Дедок. Видел бы ты этого деда. Один костюм тысяч пятьдесят стоит. Другой человек. Деловой, жесткий. Такого, если что не по его, фиг заставишь сделать.
Виктор Петрович замолчал, слушая абонента: — Да я говорил. Уперся, как танк: «Нет, хочу этот». Планы какие–то строит, проекты… Что сказал? Предложил взять тайм аут. Согласился, но как–то не всерьез. Еще и припугнул. Дескать, аукцион — оно конечно, но и сам, якобы, связи имеет, чтобы решить вопрос положительно.
— А может, пусть его? И денег сэкономим. Решим на уровне исполнителей, с вашим, с главным…
— Молчу, не лезу, но ты, Олег, тоже… Задачу поставил, а что почем — я и не знаю. Сижу, глазами хлопаю, щеки надуваю. С одной стороны, конечно правильно. Меньше знаешь — лучше сон. Только…
Судя по изменившейся интонации губернатора собеседник доходчиво объяснил тому опасность излишней любознательности.
Вновь зазвучал голос губернатора: — Я, да, да, слушаю. Как? Понял. Пугнуть?… Хорошо. Компромисс? Какой? Он не касается отдела внешней комплектации и цикл испытаний? А как объяснить? Да понимаю я, что ничего серьезного. Мне только странно… Хорошо, я помыслю, как прижать. Все? До свидания.
Стукнул о поверхность стола замолкший телефон. Повисла длинная пауза. Свистнул, отключаясь, приемник.
— Вот и все, — Михаил Степанович откинулся в кресле. — «Плохо мы еще воспитываем нашу молодежь…» — пробормотал он голосом товарища Саахова.
Жучок, исполненый как неровный бугорок на внутренней стороне зажигалки, выплюнув импульс, самоликвидировался, превратясь в оплавленную крупинку.
Примитивный фокус удался, как нельзя лучше. Несмотря на то, что стороны в разговоре никакой особой информации не раскрыли, однако, для анализа хватило. Но прозвучало самое главное… Оговорка губернатора про «Главного». Должностей, содержащих в своем названии слово «Главный», на заводе предостаточно. Однако тут можно рассуждать методом исключения. Искать главного специалиста, связанного с обеими этими подразделениями одновременно. И в то же время имеющего возможность повлиять на них. Ответ напрашивается сам собой. Не главный технолог и энергетик. Это главный инженер. На него замыкаются эти подразделения. Вот так».
Следующий день прошел без приключений. Хозяин мельтешил по дому, а Оля, обнаружив, что в хозяйстве окончился кофе. Обрадованная возможностью проветриться, сдернула с крючка ключи от машины.
Дооверенность Михаил Степанович оформил в день покупки, и приказал распоряжаться авто в любое время, по своему разумению. И хотя в город, опасаясь плотного движения, Оля соваться не рисковала, но по трассе до ближайшего поселка гоняла с ветерком.
Хозяин, занятый бумагами, даже не заметил ее отъезда.
Вырулив на трассу и законопослушно сдерживая железного коня на положенных девяноста километрах в час, двинула в сторону поселка.
Продавщица в магазинчике, где Михаил Степанович иногда закупал продукты, улыбнулась внучке обходительного старика.
«Не обломаюсь, тем более, что клиентка денежная, сдачу не считает», — подумалось хозяйке прилавка.
Оля купила кофе, пару коробок Рафаэлло и вышла на улицу. Невольно поразилась алому зареву вечернего заката.
Зимний день короткий. Казалось бы, еще и пяти нет, а поползли длинные тени, окрасили в синеву высокие сугробы, скрывающие от трассы стоящий на обочине магазин.
Оля протянула руку с зажатым в пальцах ключем к двери, и вдруг почувствовала, как в спину ей, проткнув тонкий мех, уперлось что–то острое. Грубый мужской голос предупредил: — Не дергайся, сучка, перо схлопочешь.
Заполошный ужас сковал движения куда лучше, чем предупреждение. Она затравленно сгорбилась. И поняла: ничего не изменилось. Волна бессильного ужаса зажала сердце.
— Будешь дергаться, задавлю… Дед сам виноват передай — если полезет… — прорычал в самое ухо злодей.
Она и не слышала, что говорит страшный голос. В голове вновь возникло яркое видение. Кружевная вязь заледенелых веток, боль, пронзающая виски…
Закончив фасовать сахар продавщица облегченно выпрямила натруженную спину, рачительно прибрала поглубже в прилавок парочку набежавших с мешка килограммов «лишнего» песка, и вышла на крылечко. Картина, открывшаяся взгляду была настолько неожиданной, что хозяйка сельского лабаза несколько мгновений даже не могла сообразить, что означает.
Возле роскошной машины, в окружении рассыпаных по снегу пакетов, ничком лежала давешняя покупательница.
— Никак женщине плохо стало? — Охнула торговка. Она торопливо сбежала с крыльца, склонилась над лежащей, всмотрелась в бледное даже на фоне снега лицо. Осторожно коснулась пальцами холодной как лед руки: — Неужто померла?
Она беспомощно оглянулась по сторонам, не зная, что и предпринять. Однако висящий на клочьях ниток рукав дорогой куртки, разбросанные в беспорядке вещи, натолкнули на новое предположение.
— Наверно машиной сбило? Ох, ты, горе–то. — Продавщицаа кинулась назад, в магазин. Торопливо набрала номер.
Известие о сбитой машиной незнакомке участковый воспринял без особого энтузиазма. Слушай, Зинка, ты позвони это в Скорую, в ГАИ, а?
— Ты что, сдурел? — окрысилась тетка. — Она — ж холодная. Померла, вроде. А я мертвых во как боюсь. Когда эта ГАИ из города приедет. Она что тут до ночи лежать будет. И чего я одна возле покойницы делать буду? Нет уж. Ты, Василий, здесь власть, вот и принимай меры. А иначе я тебе в долг больше ни грамма не налью. Так и знай.
Участковый ругнулся и пообещал прибыть. А неугомонная свидетельница, снедаемая любопытством, кинулась назад, и с опаской приблизилась к пострадавшей.
— Да она никак живая? — Всплеснула ладонями Зинка, расслышав слабый, едва различимый стон.