Читать интересную книгу Скиппи умирает - Пол Мюррей

Он встает из-за стола и, обойдя жену, будто очередную картонную коробку, начинает воинственно вышагивать по кабинету, так что Говарду приходится периодически разворачивать свой стул, чтобы смотреть ему в лицо.

— Поймите меня правильно. Отцы из ордена Святого Духа — исключительные люди, прекрасные педагоги. Но они ведь духовные лица, и это самое главное. Их мысли устремлены скорее к возвышенному, нежели к повседневному. А в условиях соревновательной рыночной экономики… сказать по правде, Говард, тут следует даже задуматься: а может быть, некоторые, старейшие, из наших священников вообще не знают, что это такое? И это ставит нас в опасное положение, потому что мы соревнуемся с Блэкроком, Гонзага, Кингз-Хоспитал, да и с другими ведущими школами. Нам нужно иметь собственную стратегию. Мы должны быть готовы двигаться вслед за временем. Перемены — это отнюдь не ругательное слово. Да и выгода тоже, если говорить начистоту. Выгода — вот что сделает возможными перемены, позитивные перемены, которые пойдут на пользу всем: например, снос здания 1865 года и возведение на его месте совершенно нового корпуса, задуманного по законам двадцать первого века.

— Костиганского корпуса! — высоким голосом подхватывает Труди.

— М-м, ну… — Автоматор подергивает себя за ухо. — Уж не знаю, как он будет называться. Мы перейдем этот мост, когда приблизимся к нему. Я хочу сказать, что нам пора начинать игру, показывая свои сильные стороны, а у нас есть одна такая сильная сторона, которая намного сильнее, чем у любой другой школы. Знаете какая?

— М-м…

— Совершенно верно, Говард. История! Это старейшая в стране католическая школа для мальчиков. И это дает имени Сибрукского колледжа известный резонанс. Сибрук — это что-то значит. За этим именем стоит определенный набор ценностей — таких ценностей, как мужество и дисциплина. Как выразился бы маркетолог, мы имеем продукт с явно выраженной идентификацией бренда. — Он прислоняется к оголенному книжному шкафу и, глядя на Говарда, назидательно покачивает пальцем. — Бренды, Говард, торговые марки. Сегодня именно они правят миром. Люди любят бренды. Они доверяют им. А между тем наше начальство совершенно пренебрегало брендингом. Приведу лишь один пример. В этом году школе исполнилось сто сорок лет. Прекрасный повод поднять шумиху, привлечь внимание публики. И что же? Об этой дате почти никто не вспомнил.

— Наверное, ждут стопятидесятилетия, — говорит Говард.

— Что?

— Ну, может быть, начальство хочет дождаться стопятидесятилетнего юбилея, чтобы поднять шумиху. Знаете ли, большинство любит более круглые даты.

— До стопятидесятилетия еще десять лет, Говард! Мы не можем сидеть сложа руки десять лет — правила игры не позволяют. К тому же сто сорок лет — такая же важная дата, как и сто пятьдесят лет. Разница только в цифрах, вот и все. Дело в том, что это отличный повод укрепить наш бренд, а мы почти упустили этот шанс. Почти — но еще не окончательно. Ведь у нас впереди рождественский концерт. Вот о чем я думаю: в этом году мы превратим его в особый спектакль, посвященный стасорокалетию колледжа. Устроим настоящий ажиотаж. Охватим целевую группу, может быть даже организуем прямую трансляцию.

— Прекрасная идея, — послушно соглашается Говард.

— Правда? И мне хочется устроить что-то вроде обзора исторического пути нашей школы. Поставить его в программу празднества, даже как-то включить в само представление. “Сто сорок лет триумфа”, “Победа сквозь века” — что-то в этом роде. Со всякими, знаете ли, забавными анекдотами из прошлых лет, например про то, как впервые стали использовать электрические лампы с переключателями, и так далее. Людям такое нравится, Говард, они начинают ощущать свое единство с прошлым.

— Прекрасная идея, — повторяет Говард.

— Прекрасная! Значит, займетесь этим?

— Я? Чем?

— Вот и отлично! — Труди, запиши, что Говард согласился стать “брендовым историком” для нашего концерта.

Вновь усевшись за стол, Автоматор поправляет большую кипу бумаг.

— Что ж, спасибо, что зашли, Говард, я… А! — Тут Труди наклоняется и, что-то прошептав, показывает ему что-то на своем пюпитре с записями. — Вот еще что, Говард. У вас во втором классе есть некий Джастер — Дэниел Джастер?

— Да, есть такой.

— Я хотел кое-что спросить у вас о нем. Сегодня с ним произошла одна неприятность на уроке французского у отца Грина — его вырвало.

— Я что-то слышал об этом.

— А что это за мальчик, Говард? Священник задает ему вопрос — а он вдруг заблевывает весь класс?

— Он… Ну, он… — Говард раздумывает, пытаясь вызвать в своей памяти нужный образ из тридцати скучающих лиц.

— Кажется, он называет себя “Слиппи”. Почему это? Он что — скользкий тип, так, что ли?

— Да нет, кажется, кличка у него Скиппи.

— Скиппи! — насмешливо повторяет Автоматор. — Ну, это еще более бессмысленно!

— Но это, кажется, кличка кенгуру из телефильма, разве нет?

— Кенгуру? — переспрашивает Автоматор.

— Ну, понимаете, у него неправильно растут зубы, и когда он говорит, то иногда издает такие особые звуки, и вот некоторым ребятам кажется, что они похожи на звуки, которые издают кенгуру. Когда разговаривают с людьми.

Автоматор смотрит на него так, словно Говард вдруг заговорил на неведомом языке.

— Хорошо, Говард. Давайте на минутку оставим кенгуру. А что сам мальчик? С ним когда-нибудь бывали сложности?

— Нет, он неплохо учится. А в чем дело? Неужели вы думаете, что он это нарочно подстроил — чтобы его стошнило?

— Я ничего не думаю, Говард. Просто хочу убедиться в том, что мы ничего не упустили из виду. Джастер живет в одной комнате с Рупрехтом Ван Дореном. Мне не нужно рассказывать вам, что он из наших лучших учеников. Он один поднимает наш средний годовой балл на шесть процентов. И нам не нужно, чтобы с ним что-нибудь произошло из-за общения с подозрительными элементами, и так далее.

— Мне кажется, по поводу Джастера точно волноваться не стоит. Он, может быть, немножко мечтатель, но…

— Мечтателей мы здесь тоже не слишком поощряем, Говард. Реальность — вот что нам нужно. Действительность, объективные, эмпирические истины. Вот что стоит у них в экзаменационной программе. Когда идешь сдавать экзамены, никому не интересно, каким сумасшедшим мечтам ты предавался накануне вечером. Экзаменаторам нужны неопровержимые факты.

— Я имел в виду другое, — возражает Говард. — Просто мне совсем не кажется, что он представляет какую-то угрозу. Если вы этим обеспокоены.

Автоматор смягчается:

— Возможно, вы правы, Говард. Может быть, он просто съел несвежий бутерброд. Но все равно, не стоит пускать дело на самотек. Поэтому я и хочу, чтобы вы с ним побеседовали.

— Я? — У Говарда второй раз за последние пять минут екает сердце.

— Я бы отправил его, как обычно, на беседу к советнику по воспитанию, но отцу Фоули на этой неделе делают дренаж среднего уха. А вы, похоже, неплохо осведомлены об этом ученике, и к тому же, я знаю, ребята хорошо к вам относятся…

— Не думаю, — быстро вставляет Говард.

— А я в этом уверен. Вы ведь молоды — и они видят в вас человека, которому можно довериться, вы для них вроде старшего брата. Но поговорить с ним нужно неформально. Так, просто парой слов перемолвиться. Так сказать, померить ему температуру. Если его что-то тревожит, нужно успокоить его. Может быть, все в порядке. И все-таки лучше убедиться, что это так. Ведь мы же не хотим, чтобы все узнали о том, что у нас детей тошнит прямо на уроках? Всему свое время и место, но в классе этого быть не должно. Говард, вы бы могли спокойно преподавать, если бы учеников постоянно рвало на уроках?

— Не мог бы, — угрюмо признает Говард. — Хотя если то, что я слышал, правда, вам имело бы смысл разговаривать не с Джастером, а с отцом Грином.

— М-м-м. — Автоматор ненадолго погружается в свои мысли, вращая в пальцах перьевую авторучку. — Это верно, на уроках Джерома порой творится сущее безобразие. — Он снова умолкает, стул поскрипывает под ним. Автоматор, подавшись вперед и как бы обращаясь к портрету своего предшественника, продолжает: — По правде говоря, Говард, для всех было бы только лучше, если бы святые отцы из ордена начали потихоньку удаляться в тень. Не желаю никого из них обидеть, но суровая правда такова: в области образования они — устаревшая технология. К тому же, пока они здесь, родители нервничают. Сами они не виноваты, конечно. Но раскройте любую газету — каждый день всплывает очередная жуткая история, а от грязи потом трудно отмыться, вот в чем беда.

Это правда: за последние десять с лишним лет беспощадная череда скандалов и разоблачений — тайные любовницы, хищения и — в каком-то чудовищном, непостижимом масштабе — растление детей, — все это свело почти к нулю ту власть, которой Церковь обладала в стране раньше. Орден Святого Духа остается одним из тех немногих орденов, которых не коснулся позор, — собственно, благодаря его роли при одной из лучших частных школ в эпоху неслыханного накопления богатств и еще более неслыханного расточения этих самых богатств, орден сохранил определенный престиж. Тем не менее все священники лишились еще недавно казавшихся обычными прав — например, провожать детишек домой после хорового пения.