отдышаться, Гоголь по-хозяйски закидывает ноги на ее стол и довольно потягивается, как наевшийся сметаны кот.
Смертоносная Красота с круглыми глазами следит за тем, как зарастает рана на шее дворянина.
— Caput tuum in ano est (у тебя жопа вместо головы), Мейфей, — фыркает он. — Это было легче, чем совратить деревенскую простушку. Мне даже немного стыдно. За тебя.
Хлопнув по столу, Гоголь встает, поправляет свое длинное пальто и шагает на выход. Телохранители Мейфей стискивают зачарованные, пульсирующие голубым светом ножи. Но продолжают стоять на месте, скованные страхом.
Теперь они видят, как к ногам Гоголя робко тянутся тени. Как рабы к ногам господина.
Теперь они чувствуют его силу. Не магическую, потому что это не магия.
Это власть. Власть в чистом виде. Неоспоримая, подавляющая и...
Ужасающая.
Ведь если Гоголю подчиняется сама Тьма, то какой может быть выбор у них — ее детей?
Когда Григорий уже подходит к дверям, Мейфей находит в себе силы и робко произносит:
— Ты обещал рассказать, откуда знаешь имя Бледной...
Гоголь застывает. Его лицо перекашивает.
— Терна... canis lupa! — сплевывает дворянин и натянуто улыбается. — Это долгая история. Как-нибудь в другой раз.
Подмигнув, Гоголь уходит. В кабинете сразу становится легче дышать.
Телохранители бросаются к Мейфей:
— Госпожа, вы видели? Эта сила! Прямо как у... но этого не может быть!
— Госпожа, нельзя отпустить его просто так! Позвольте мы пойдем следом и...
Дроу замолкают, повинуясь жесту госпожи.
Потирая шею, Мейфей берет смартфон и набирает номер. Этого абонента нет смысла записывать, потому что номер всегда разный.
Когда раздаются первые гудки, Мейфей бросает взгляд на руку с клеймом. Она задерживает дыхание, готовясь к худшему. Но...
Ничего. Ни боли, ни теневых рук. Может ли быть, что Гоголь ее обманул? Или его магия, какой бы она ни была, ограничена расстоянием?
Мейфей победно усмехается. Как бы Гоголь не провернул все это, скоро ему придется за это ответить. Ответить перед тем, кому она сейчас звонит.
От него не спасут никакие дешевые трюки, которые выучил доморощенный аристократ. И тогда Гоголь либо расскажет все, что им нужно, либо умрет.
Когда телохранители понимают, кому звонит их госпожа, они шумно сглатывают и даже слегка кланяются.
Приходится изрядно подождать, прежде чем на том конце отвечают на звонок.
— Темный Отец? Это Мейфей Мелунд. Да, простите за беспокойство, но дело срочное. Вы что-нибудь слышали о дворянском роде Гоголей и их нынешнем патриархе?
***
— Вдохнешь, когда я разрешу.
Высокий лощеный мужчина-дроу читает молитву. Его голову с длинными белыми волосами охватывает рогатый венец. Темный, вышитый серебром балахон стелется до каменного пола. Глаза закрыты, серокожее лицо одухотворенное.
Левая рука держит массивный жезл из черного дерева, на верхушке которого распята уродливая тряпичная кукла. Правая рука перебирает костяные четки.
— Рано...
Он стоит перед четырехметровой статуей. Женщина, застывшая в экстазе.
Ее безупречное молочно-белое тело изгибается лозой. Руки сплетены над головой, грудь приподнята. Мастерски высеченное чернокаменное платье повторяет каждый соблазнительный изгиб и, кажется, вот-вот порвется на острых сосках.
Идеальное лицо скульптуры искажено гримасой оргазма и боли. По щекам бегут застывшие ручейки черных слез.
Голову с пышным водопадом волос венчает черная рогатая корона — праобраз венца дроу. Корона впивается в каменную плоть, и ручейки черной крови обрамляют прекрасное лицо женщины, сбегают по шее и прячутся в ложбине между спелых высоких грудей.
— Еще слишком рано...
Прочитав последние строки молитвы, дроу стискивает четки, вздрагивает, а из его груди вырывается звериный рык.
Наконец он блаженно выдыхает:
— Можно...
Из-под темной рясы дроу тут же выныривает человеческая девушка. Она судорожно глотает воздух и заходится в кашле.
На вид ей не больше шестнадцати лет. Только оформившиеся изгибы подчеркивает монашеская ряса. Так ее здесь называют, но на деле это откровенное кожаное платье с чулками, которое больше оголяет, чем скрывает.
По лицу монашки текут слезы вперемешку с кровью, волосы разбросаны по плечам. Голову нещадно сдавливает терновый венец.
— Молю, простите, Настоятель... — хнычет девушка и падает в ноги дроу. — Я тренировалась в келье, честно, даже читала про себя молитву, как вы и советовали, но... но...
Когда Настоятель опускается рядом, монашка вздрагивает. Он берет ее за подбородок и заглядывает в лицо. Девушка облизывает распухшие, еще влажные губы.
— Ты хорошо постаралась, — кивает дроу и морщится от терпкого запаха. — Искренность в этом деле главное.
Глаза Настоятеля вспыхивают янтарем. Обруч на голове монашки ослабляется. С ее губ срывается облегченный стон.
Дроу выпрямляется и ударяет жезлом по каменному полу:
— Следующая.
Монашка тут же вскакивает и семенит в сторону.
Тряпичная кукла, распятая на жезле Настоятеля, на мгновение вытягивает длинную лапу и со свистом хлещет девушку по попе.
Прикусив губу, монашка выравнивает походку и на каждом шаге, стуча каблуками, соблазнительно качает бедрами.
За спиной Настоятеля стоит шеренга из десяти других монашек. Все молодые человеческие девушки. Все в откровенных кожаных платьях, чулках и с терновыми венцами на покорно опущенных головах.
Все ждут своей очереди в ритуале "проверки веры".
Когда первая девушка возвращается на место, к Настоятелю уже выходит следующая. Но она останавливается на полпути.
В величественный зал святыни входят двое мужчин-дроу в робах послушников. Они тащат под руки третьего, человека.
Поставив мужчину на колени, дроу кланяются:
— Настоятель.
Монахини, повинуясь властному жесту жреца, покидают зал.
-- Настоятель, мы нашли лазутчика, о котором вы говорили, -- произносит послушник. -- У него был артефакт, меняющий внешность.
Второй послушник передает жрецу неприметную серебряную серьгу. Настоятель вливает в нее немного маны и находит высокоуровневый магический конструкт.
Аксессуары для ушей популярны среди дроу. Потому что уши для них предмет гордости. И лазутчик с магическим артефактом легко затерялся среди служителей.
Прикарманив артефакт, Настоятель подходит к лазутчику. Его лицо и торс усеивают синяки, ожоги и кровоточащие порезы. Восемь пальцев отрублены, на остальных вырваны ногти.
Шею сдавливает ошейник из адаманта. Металла, блокирующего ток маны в теле.
-- Мы пытались узнать, как много он выведал и на кого работает, -- говорит один из послушников.
-- Не получилось, -- виновато кланяется второй. -- Но, судя по выдержке, качеству артефакта и отсутствию родового дара, это агент Тайного Приказа.
Настоятель их будто не слышит. Его фигура в черном балахоне возвышается над истерзанным мужчиной.
-- Наша Матерь благосклонна к таким, как ты,