качества, что должны ассоциироваться со словом «человек»[210].
Картина висела у входа в самую важную доминиканскую церковь города, Санта-Мария Новелла, с ее знаменитым многоцветным фасадом работы Леона Баттиста Альберти. Она возвестила как о восхождении Боттичелли, так и о силе богатства Медичи, будто бы должной являть себя целую вечность (хотя это была очередная выдумка семейства: их банк просуществовал менее века, с 1397 по 1494 год)[211]. «Поклонением волхвов» Боттичелли заявил Флоренции, что он любимый живописец ее самой могущественной семьи. Он блестяще исполнял эту роль в течение следующих семнадцати лет, вплоть до смерти Лоренцо иль Магнифико в 1492 году. К тому времени имя Боттичелли официально стало брендом.
«Новая жизнь» Данте, краткая автобиографическая смесь прозы и поэзии, которую он сочинил приблизительно в тридцать лет – в том возрасте, когда Боттичелли написал «Поклонение волхвов», – возвестила о рождении его поэтического дара и его любви к Беатриче, причем оба этих события произошли в высших эшелонах флорентийского общества. Боттичелли подобным образом провозгласил собственное творческое пришествие. Заявленная тема картины – любовь, которую Христос был способен внушить людям, едва знавшим его, поскольку его Рождество заставляет волхвов принести ему в дар «свои сокровища [и]. дары: золото, ладан и мирру» (Евангелие от Матфея 2: 11). Однако, используя этот библейский сюжет, изображающий восхищение волхвов при виде Спасителя, Боттичелли сумел изобразить и другое принесение даров – щедрое рассыпание золота из кошельков Медичи в свой адрес. Даже скептически настроенный Вазари был вынужден признать, что картина была революционной: «Красота людей, которые Сандро изобразил на этой картине, не поддается описанию: они изображены в различных позах, некоторые анфас, некоторые в профиль, некоторые в три четверти, некоторые смотрящими вниз, с большим разнообразием выражений лиц и поз в фигурах молодых и старых героев и с мельчайшими деталями, которые демонстрируют, как свободно владеет художник своим ремеслом. Боттичелли четко выделил свиты каждого из трех королей, создав в произведении чудесную картину, которая и сегодня поражает любого художника своими красками, замыслом и композицией»[212].
В 1470-х годах главной заботой Боттичелли было создание прекрасных картин за большие деньги. Никто не оплачивал труд флорентийского художника так хорошо, как семья, которую, по поручению Ламы, Боттичелли превратил в современных волхвов. 1470-е стали первыми золотыми годами художника: он смог заработать много денег благодаря тому, что был надежным, трудолюбивым мастером боттеги, а кроме того, хороший доход он получил посредством некоторых самых известных работ. Однако успех принес ему не только радость. Пока его судьба тесно переплеталась с судьбой самой важной семьи в итальянском искусстве, пути их стремительно проходили между возвышенной красотой и жестокостью – chiaroscuro, светлое и темное, что определило и историю Флоренции эпохи Возрождения, и карьеру Боттичелли[213].
* * *
Поддержка Медичи не только придала работам Боттичелли блеска и гламура, но и способствовала росту стоимости будущих заказов, что предоставило ему свободу реализовывать свое художественное видение так, как это было немыслимо для большинства его современников. Тонкая грань между творческой свободой и требованиями заказчика, уже размытая в «Поклонении волхвов», для Боттичелли вскоре будет окончательно стерта.
Стать primus inter pares, первым среди равных во Флоренции, как это сделали Медичи, было невозможно, не нажив врагов, особенно в такой печально известной конкурентной среде, как у флорентийцев. К моменту создания «Поединка» Джулиано и «Поклонения волхвов» Боттичелли в 1475 году Флоренция была республикой только на словах. На самом деле это было королевство Медичи. Сам Макиавелли отмечал, как трудно было изображать обратное: «Пока семье Медичи противостояли равные им по силе и власти семейства, граждане, завидовавшие их славе и богатству, могли открыто выступать против и не имели причин бояться их… но теперь все стало иначе… после [1476 года]. эта семья [Медичи]. приобрела такую власть, что недовольные должны были либо терпеливо смириться с их правлением, либо прибегнуть к тайному заговору, чтобы изменить ситуацию»[214].
Упоминание о «тайном заговоре» сразу же заставляет вспомнить Пацци, одну из самых древних семей Флоренции, родословная которой способна утереть нос выскочкам Медичи. Основатель семейства Паццо де Пацци, переводится буквально как Безумный из Безумцев, сражался, как и предок Данте Каччагуида, в Первом крестовом походе и вернулся во Флоренцию с камнем от Гроба Господня в Иерусалиме. Пацци походили на те крепкие, высокодуховные, аристократические семейства, которые вместе со старой Флоренцией прославляет Данте в «Рае»: он описывает горожан настолько презирающими внешность, что они носят шкуры животных[215]. До 1342 года Пацци презирали любую коммерцию. Только впоследствии они занялись банковским делом и объявили себя popolani, то есть близкими к народу, чтобы иметь возможность занимать государственные должности. В конце коцнов Пацци стали столь же искусны в совмещении искусства и денег, корысти и красоты, как и Медичи. Они щедро тратили деньги на укрепление своей репутации, заказав Филиппо Брунеллески строительство семейной часовни в Санта-Кроче, маленькой жемчужины архитектуры эпохи Возрождения, которая была богата собственным мини-Дуомо и кремово-белой и небесно-голубой керамикой Луки делла Роббиа.
После того как в 1477 году Лоренцо иль Магнифико помешал выгодному браку Пацци, семейство объявило им войну. Инициатором этого плана выступил ведущий представитель римской ветви, Франческо де Пацци. К заговору присоединились два племянника папы Сикста IV: Джироламо Риарио, властитель города Имолы, и молодой кардинал Раффаэле Риарио. К сотрудничеству также привлекли Франческо Сальватти, архиепископа Пизы и грозного соперника Флоренции. Пацци решили, что настало время вылить их гнев и обиду на Медичи в открытое противостояние. Они обратились за помощью к очень влиятельному другу, которому тоже надоели Медичи, – папе Сиксту IV. Он ненавидел Лоренцо Медичи за то, что тот поддерживал военачальника Никколо Вителли и других независимых вельмож, чьи владения жаждал заполучить Сикст[216]. Когда Пацци обратились к папе со своим планом, он дал им, как всегда, мудрый, продуманный ответ. Он сказал, что как святой человек никоим образом не может санкционировать убийство, однако он также ответил: «Я повторяю вам… что очень хочу этой перемены [правления во Флоренции]. и что Лоренцо [Медичи «Великолепный»]., который является злодеем и farfante [презренным негодяем]., не уважает нас»[217]. Заговорщики решили: чтобы свергнуть династию Медичи, им придется отрубить ей голову. Лоренцо Великолепный и его брат Джулиано должны быть устранены. Сикст, рассуждали заговорщики, будет настолько доволен результатом, что закроет глаза на грех смертоубийства.
Тем временем финансовая империя Медичи, тщательно выстроенная Козимо, терпела убытки. В 1469–1480 годах Медичи были вынуждены закрыть отделения своего банка в Венеции, Милане, Авиньоне, Брюгге и Лондоне. Слухи распространялись: Лоренцо больше интересовали искусство и женщины и, конечно, власть, чем банковское дело[218]. Макиавелли винил в упадке семейного бизнеса отсутствие деловой хватки у Лоренцо и экстравагантные привычки управляющих филиалами Медичи, которые жили скорее как лорды, чем как экономные