на наркомов внутренних дел республик, начальников управлений НКВД краев и областей».
Детей ждала печальная судьба родителей: тех, кто постарше, отправляли в исправительно-трудовые колонии, маленьких отдавали в детские дома. Зачем Сталину понадобилось так жестоко расправляться с семьями репрессированных? Не хотел, чтобы жены и дети арестованных оставались на свободе, жаловались соседям и коллегам и рассказывали о том, что их мужья и отцы невиновны. Зачем позволять им сеять сомнения в правильности сталинских решений?
В начале марта 1938 года нарком просвещения Петр Андреевич Тюркин вместе с заместителем наркома внутренних дел СССР старшим майором государственной безопасности Семеном Борисовичем Жуковским подписали совместный секретный приказ «О порядке выпуска и трудоустройства переростков – детей репрессированных родителей»:
«Трудоустройству подлежат после окончания учебного года переростки, достигшие 15-летнего возраста и, в том случае, если они учатся не выше пятого класса. Детям, обучающимся в настоящее время в шестых, восьмых и девятых классах, должна быть предоставлена возможность окончания неполной средней и средней школы.
Наркомам просвещения АССР и заведующим крайоблоно разрешается оставлять в детских домах, в виде исключения, отдельных детей, отлично окончивших в 1937/38 учебном году семь классов средней школы, предоставив им возможность окончания 10 классов средней школы.
Детей репрессированных родителей, представляющих социальную опасность, систематически нарушающих порядок и дисциплину, хулиганствующих и не поддающихся исправлению в условиях детского дома обычного типа, – привлекать к ответственности и направлять в трудовые колонии и лагеря НКВД в установленном порядке».
Старший майор (это генеральское звание) Жуковский и до конца года не доработает в Наркомате внутренних дел. Ежов попал в опалу, и началась чистка его людей. В октябре 1938 года Жуковского арестовали, через год расстреляли. Приказ относительно несчастных детей, которых власть лишила родителей, остался в силе. Комсомол держался в стороне.
Путевка в жизнь и в большую политику
Когда на пленуме Александра Косарева снимали с должности генерального секретаря ЦК ВЛКСМ, ответственный редактор «Комсомольской правды» Николай Михайлов подтолкнул падающего в пропасть:
– Косарев звонит в редакцию нашей газеты и спрашивает: «Почему меня нет на трибуне?» Имеется в виду трибуна Мавзолея. «Руководители партии есть, а меня нет?»
Косарев поразился:
– Я вам звонил?
– Да, – уверенно подтвердил Михайлов.
– Когда это было?
– Не помню, – равнодушно ответил человек, которому предстояло занять место Косарева и четырнадцать лет руководить советской молодежью.
«С кудрявым чубом, пролетарской внешностью, сухой, холодный человек, – таким запомнила Михайлова выдающаяся балерина Майя Плисецкая. – Судьба сводила меня с ним несколько раз на молодежных фестивалях. От этого ни да ни нет не добьешься. Будет ходить вокруг да около. Служака, верный солдат партии, чтоб ее…»
Николай Александрович Михайлов родился в Москве. До революции ходил в церковно-приходское училище, потом занимался в вечернем рабочем университете. Рабочую жизнь начинал подмастерьем в сапожной мастерской отца. Из редакторов многотиражки завода «Динамо» в начале 1937 года был переведен в «Правду», а в декабре – в «Комсомольскую правду» и сразу утвержден ответственным редактором. Это был драматический момент, когда все прежнее руководство газеты было арестовано.
Михайлов понравился Сталину. Уничтожив руководство комсомола во главе с Косаревым, он сделал Михайлова в ноябре 1938 года первым секретарем ЦК ВЛКСМ (от должности «генеральный секретарь» в комсомоле благоразумно отказались, генсек в стране один). Заодно Михайлову поручили редактировать журнал «Молодой колхозник» (переименованный впоследствии в «Сельскую молодежь»).
А секретарем по кадрам прислали Григория Громова; его перевели в комсомол – редкий случай – с высокой должности заместителя заведующего отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б). После войны его отправили учиться в Высшую военную академию имени К. Е. Ворошилова. В 1950 году сделали заведующим административным отделом ЦК партии.
Под их руководством комсомольский аппарат принял участие в большой чистке, когда детей заставляли отрекаться от арестованных родителей.
Позабыт, позаброшен Революция, военный коммунизм, Гражданская война, голод, расстрелы. Людей сажают и убивают. Потом коллективизация и раскулачивание, то есть уничтожение русского крестьянства. И не только русского… Семьи справных крестьян высылают. Они умирают от голода и болезней. Дети лишаются родителей.
Миллионы беспризорников. Чем они могут прокормиться? Воровством и проституцией. Советские руководители нашли решение: пусть ими займутся не воспитатели и педагоги, а чекисты.
Фильм «Путевка в жизнь» – первый советский блокбастер. Автор этой книги смотрел «Путевку в жизнь» совсем маленьким. Утренний воскресный сеанс, билет стоит гривенник. Зал полон такими же детьми. Зал смотрит не отрываясь. Сопереживает. Хохочет. Плачет.
Лица беспризорников очень реальны. И звучит песня, рвущая душу:
Позабыт, позаброшен с молодых, юных лет…
Тоска и безнадежность – это очень точно показано.
Особенно нравился Михаил Жаров, который играл главаря шайки воров-малолеток и распевал куплеты:
Нас на свете два громилы.Один я, другой Гаврила.
Жаров любил рассказывать, как однажды в магазине у него украли кошелек. Огорченный пошел к выходу. Вдруг слышит: один вор говорит другому:
– Ты что, своих не узнал?
Кошелек актеру вернули. Волшебная сила искусства!..
И конечно, невероятная игра актера Ивана Кырли, исполнявшего роль Мустафы по прозвищу Ферт! Невозможно забыть сцену, когда он едет на дрезине и поет на родном языке! Иван Кырля, мариец по происхождению, был настолько убедителен, что его считали настоящим беспризорником. А он учился в Государственном техникуме кинематографии, это будущий ВГИК. Одаренный человек, писал стихи. В 1937 году, в разгар Большого террора, его посадили – как «марийского националиста». Он умер в лагере.
В основу фильма положена работа знаменитой Болшевской трудовой коммуны имени Генриха Ягоды. Сталинский любимец Ягода много лет руководил ведомством на Лубянке. Он увлекался модной тогда идеей перековки преступников и беспризорников – созидательный труд сделает из них человека. В подмосковном Болшеве открылась трудовая коммуна, что-то среднее между пионерским лагерем и лагерем для заключенных. Руководил коммуной кадровый чекист Матвей Погребинский. Туда возили гостей. Максим Горький написал предисловие к книге Погребинского под названием «Трудовая коммуна ОГПУ» и назвал автора «ликвидатором беспризорности».
Но сталинская любовь недолга. Каждые несколько лет вождь менял команду на Лубянке. Ягоду лишили должности наркома внутренних дел и арестовали. Комиссар госбезопасности 3-го ранга Погребинский не стал ждать, когда за ним придут, и застрелился. Из фильма «Путевка в жизнь» вырезали всякое упоминание о Болшевской коммуне. Коммуну распустили. Беспризорники оказались на улице.
Расстреливать с двенадцати лет Нарком обороны Климент Ворошилов пожаловался Сталину: «Посылаю вырезку из газеты «Рабочая Москва», иллюстрирующую, с одной стороны, те чудовищные формы, в которые у нас в Москве выливается хулиганство подростков, а с другой, почти благодушное отношение судебных органов к этим фактам».
Газета писала, что шестнадцатилетних подростков, совершивших два убийства, приговорили к десяти годам тюремного заключения. Но этот срок им как несовершеннолетним сократили вдвое. Ворошилов выяснил в московской милиции, что в столице полно беспризорных подростков, из которых вырастают настоящие бандиты. Не задаваясь вопросом о том, откуда так много детей, оставшихся без родителей, нарком возмущался: «Я не понимаю, почему этих мерзавцев не расстрелять. Неужели нужно ждать, пока они