успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи». Говорилось, что случайностей для христианина нет, в любых событиях действует Десница Божия, в том числе и в установлении советской власти. От зарубежного духовенства требовалось дать письменное обязательство в полной лояльности к Советскому правительству, а с несогласными Московская Патриархия порывает отношения.
Реакция была далеко не однозначной. Ряд митрополитов и епископов в России не признали Декларацию. Отложились от временного Синода, который возглавлял Сергий. Другие признали Декларацию лишь частично, подтвердили лояльность Церкви к светскому государству. Но указывали, что и государство не должно вмешиваться в дела Церкви. Потому что богоборческая политика отнюдь не прекратилась. Наоборот, в 1929 г. последовала новая волна гонений. Причем ОГПУ очень ловко пользовалось сложившейся ситуацией. Вызвав на допрос епископа или священника, ему задавали вопрос: «Как вы относитесь к Декларации митрополита Сергия?» Если ответ был отрицательным, автоматически следовало обвинение в контрреволюции.
Сам Сергий к этим злодеяниям был совершенно не причастен, но о нем поползли слухи, что он сотрудничает с ОГПУ. А уж зарубежная Церковь во главе с митрополитом Антонием (Храповицким) однозначно осудила Декларацию и обвинила автора в ереси, названной «сергианством». Хотя такое определение совершенно беспочвенно. Да, Декларация содержала некоторые пункты явно политического толка. Например, требовать от эмигрантов, бежавших от советской власти, ее признания и благожелательного отношения к ней было нереально. Но ересью признается лишь догматическое нарушение церковных установлений! А «сергианство» от православных догматов не отступало, подтверждая истину: «всякая власть от Бога». Даже та, которая дана в наказание за грехи.
Нарушение в «сергианстве» только каноническое — подчинение Церкви не-христианской власти. Но это вынужденное подчинение силе. В истории православия подобное случалось неоднократно. Например, во времена татарского ига, когда митрополиты получали ярлык на служение от ордынских ханов, молились за них. То же самое было в Османской империи, когда султан и его наместники фактически контролировали Церковь, определяли выбор патриархов, митрополитов, епископов. Греков, сербов, болгар, валахов никто и никогда еретиками не считал.
А вот в самой Зарубежной Церкви дело обстояло куда хуже. Ее глава, митрополит Антоний (Храповицкий), проповедовал весьма сомнительные взгляды. Переиначил Догмат об Искуплении: якобы Христос искупил грехи человечества не через Свою добровольную Жертву, муки и смерть на Кресте, а через «нравственные мучения в Гефсиманском саду». Отрицал понятие первородного греха. Богословы признали его взгляды явной ересью. Тем не менее они были изложены в Катехизисе Антония, которым Зарубежная церковь заменила классический Катехизис святителя Филарета Московского.
В 1929 г. Антоний Храповицкий признал «императором» изменника Престолу, великого князя Кирилла Владимировича, на что не имел никакого права. При этом доказывал необходимость конституционной монархии по западным образцам. А окружение Кирилла Владимировича всегда было очень мутным. Но святитель Феофан Полтавский в открытом письме Антонию от 16 (29) ноября 1932 г. наряду с еретическими взглядами Антония отмечал и другое: «На одном из Соборов он доказывал полную допустимость для христианина и для иерарха состоять членом масонской организации до 18-й степени масонства». Что, в общем-то, не удивительно. Потому что сам Антоний был членом ложи «Лафайет Астория», до революции возглавлял группировку архиереев, боровшуюся против монархического духовенства, в том числе против св. Иоанна Кронштадтского. Отсюда и установки Храповицкого о «нравственном искуплении». Это ересь вообще не христианская, а гностическая, близкая масонству. Как видим, претендовать на «чистоту Православия» и задирать нос перед советскими собратьями зарубежникам совершенно не пристало.
Но раздраем в Русской Церкви пользовались и другие силы. Троцкисты тесно сотрудничали с американцами, поэтому поощряли деятельность протестантских миссионеров. В 1920-х гг. протестанты вообще не подвергались преследованиям! Им даже передавали отобранные у православных храмы. В СССР официально работали представительства международных баптистских и иных организаций, возник вполне легальный «Бапсомол» — баптистский союз молодежи. В условиях нэпа было создано более 400 сектантских кооперативов, объединенных в «Братство взаимопомощи», организовывались сельскохозяйственные сектантские коммуны, в Москве открывались протестантские столовые, и властями это всячески приветствовалось. В результате численность паствы «протестантских конфессий» (включая баптистов, иеговистов, адвентистов, пятидесятников и т. п.) за 1920-е годы возросла в 5 раз! Испытывая потребность молиться Богу, православные переходили туда.
Церковные погромы в России воспринял с воодушевлением и Ватикан. Католический еженедельник «Lud Bozy», издававшийся в Польше, писал: «Из этой невероятной беды вытечет, кажется, благое дело Божие — соединение церквей. Ах, как льнут к нам! Лучшие представители православного духовенства публично выражают свое восхищение и преклонение перед католической церковью», «богослужение в церквях посещают только старики, а наш костел переполнен тысячами людей, из которых половина православных. Большевики… убедились, что с нашим костелом труднее им воевать, чем с церковью. Великая жатва открывается теперь для католической церкви…» К Ватикану обращались и священнослужители, надеясь на защиту под эгидой папы. Князь Жевахов, при царе — товарищ обер-прокурора Синода, в эмиграции приходил к выводу: единственное спасение для Православной Церкви — объединиться с католиками.
Развернулась активная деятельность в этом направлении. Известный богослов Н.Н. Глубоковский писал: «Рим кружится, как изголодавшийся волк, и готов пожрать, как добычу, погибающее православие». Выдающийся философ Иван Ильин свидетельствовал, что заведующий восточно-католической пропагандой Ватикана, иезуит Мишель д`Эрбиньи, в 1926 и 1928 гг. ездил в Москву, налаживая унию с «обновленцами», а по возвращении перепечатывал в Риме статьи председателя «Союза воинствующих безбожников» Ярославского (Губельмана), где Патриаршая Церковь именовалась «сифилитической» и «развратной».
Еще в начале XX в. папа Пий X благословил тайное обращение православных священников в католицизм. Чтобы они продолжали служить в своих храмах, по своему обряду, но исподволь внушали прихожанам симпатии к латинской «матери-церкви», обрабатывали духовенство, вербуя единомышленников. Этим занимался униатский митрополит Галиции, ярый русофоб Антоний Шептицкий. А упомянутый иезуит д`Эрбиньи возглавил миссию «Pro Russia», он дал «апостолическому администратору» Москвы епископу Пию Неве полномочия обращать православных, чтобы они сохраняли это втайне.
В 1932 г. Неве удалось соблазнить к переходу в католицизм архиепископа Варфоломея (Ремова). Вынашивались планы протолкнуть его в Патриархи, он эмигрирует на Запад и от имени Русской Православной Церкви заключит унию с Ватиканом. В католическом журнале «Истина и Жизнь» сообщается о наличии в архивах Ватикана двух грамот миссии «Pro Russia» об учреждении внутри Православной Церкви католической Сергиевской кафедры во главе с Варфоломеем (Ремовым), причем эта кафедра указана как уже существующая (Истина и Жизнь. 1996. № 2. С. 34). Но реализовать дальнейшие замыслы не удалось. В 1935 г. Варфоломей был арестован и расстрелян — за измену Родине и… нарушение служебного долга по отношению к НКВД. Потому что являлся тайным осведомителем этой организации. В вину ему поставили как раз тайные встречи с «неофициальным представителем Ватикана в Москве Пием Эженом Неве».
А на Русскую Церковь с 1929 г. и в начале 1930-х, одновременно с повальными коллективизациями, обрушилась полномасштабная буря. Всю страну охватили антирелигиозные акции. В Ленинграде в Рождественский сочельник учинили «ночь борьбы с религией» и арестовали всех, кого застали в храмах. На Кубани под Рождество Христово закрыли церкви, устроив в них молодежные вечеринки. В Оренбуржье на Пасху комсомольцы закидывали камнями крестные ходы. По