— На площади Королевы. В доме рядом с таверной. А кто вы?
— Называйте меня доном Бартоломе. Полагаю, для нашего случайного знакомства этого вполне достаточно.
Она молча кивнула.
— Здесь, — Бартоломе остановился перед маленьким свежим холмиком. — Убийца застал его в тот момент, когда он раскапывал могилу.
— Вы хотите сказать: закапывал?
— Нет, Мерседес, я сказал именно то, что хотел сказать.
— Не понимаю…
— Ваш дядя раскапывал могилы, Мерседес. В том числе, могилу вот этого мальчика.
— Вы лжете! — Мерседес отступила на шаг. — Нагло и подло лжете!
— Спросите брата Бенито из соседнего монастыря: он первым обнаружил труп. Расспросите остальных монахов: брат Бенито тотчас же позвал их. Вы знаете, что обнаружили во время обыска в домике вашего дяди? Человеческие черепа и кости. Не могут же все вокруг врать, Мерседес!
— Нет, — покачала головой девушка, — он не мог… И главное, зачем? Зачем?!
— Ему за это платили.
Мерседес внезапно побледнела.
— Я, кажется, поняла, — прошептала она. — Он не хотел, чтобы я приходила к нему… на кладбище. Чаще он бывал у нас с мамой… И приносил деньги… Иногда даже по две-три сотни эскудо… Если б не его поддержка, нам приходилось бы худо… Так неужели… это платье… эти туфли… все, что есть у нас с мамой… куплено на деньги, вырученные от продажи человеческих черепов?!
И горькие-горькие слезы хлынули из глаз Мерседес.
— Если б я только знала, если б я только знала, — всхлипывала она, — я никогда бы не позволила ему ничего подобного!.. Я бы сама стала работать… Нанялась бы служанкой в какой-нибудь богатый дом… Как же я теперь смогу жить на свете?! Ведь если он совершал такое, то только ради меня…
— Во всяком случае, вам не в чем себя упрекать. Вы ничего не знали и не могли знать.
Потрясенной девушке с трудом удалось взять себя в руки.
— Простите меня, пожалуйста, я оказалась такой слабой, — пробормотала она. — Я не хотела…
— Ну что вы! Я вас вполне понимаю.
— Я…могу идти?.. Должно быть, мама меня уже потеряла.
— Да, конечно. Я вас больше не задерживаю. Только будьте осторожны и не ходите одна на кладбище.
— Вы боитесь дьявола? — слабо улыбнулась она.
— Нет, это он должен меня бояться.
— Сам дьявол?
— Сам дьявол.
— Кто же вы такой, сеньор? Неужели и вправду разбойник, которому сам черт не страшен?
— Нет, — горько усмехнулся Бартоломе. — Хуже.
— Разве может быть кто-нибудь хуже разбойника?
— Может, — тихо ответил Бартоломе.
Они вышли за кладбищенскую ограду и тут, у самой стены, заметили скорчившегося человечка. Прямо на траве, уперев в колени острый подбородок, сидел Херонимо. Он не признал в Бартоломе монаха, которого видел два дня назад.
— Сеньор, вам не нужны лягушки? — грустно спросил он.
— Нет, дружок.
— А мыши?
— И мыши тоже.
Мальчик тяжело вздохнул. Видимо, он уже успел оценить все масштабы катастрофы, обрушившейся на него со смертью Старика. Золотая жила, которую он так долго разрабатывал, внезапно истощилась. Всю самоуверенность Херонимо как рукой сняло.
— Еще я умею ловить птиц, — уже без надежды добавил он, — хоть в силки, хоть на клей.
Птицами Бартоломе тоже не заинтересовался.
— Херонимо, — сказала Мерседес, — я поговорю с Антонио Диасом, может быть, он что-нибудь сумеет для тебя сделать.
Мальчик встрепенулся.
— Да, Мерседес, пожалуйста, поговори. Иначе мне нечего будет есть.
Бартоломе тоже насторожился.
— Диас? — переспросил он. — Кто это?
— Это мой жених, — слегка смутившись, ответила девушка.
— Чем он занимается?
— Он моряк.
— А он… был знаком с твоим дядей, Мерседес?
— Они почему-то не любили друг друга, — призналась Мерседес. — Антонио не хотел, чтобы я общалась с могильщиком.
— А дядя?
— Он называл Антонио разбойником, — вздохнула девушка.
— Они ссорились?
— Они видели друг друга очень редко.
— О чем они говорили?
— Не знаю…
— Диас просил вашей руки, Мерседес?
— Да, но у моей мамы, а не у моего дяди.
— Она согласилась?
— Конечно!
— А дядя?
— Он никогда мне не противоречил. Он… он был очень добрым.
— Допустим, — кивнул Бартоломе, — допустим.
— Я могу идти, сеньор?
— Да, сеньорита.
— Можно, я пойду с тобой, Мерседес? — напомнил о себе Херонимо. — Вдруг мы встретим Диаса.
«Похоже, мне тоже придется встретиться с этим Диасом еще раз», — заключил Бартоломе.
* * *
— Тереза Миранда?
— Да, да, святой отец, она самая.
Женщина подобострастно поклонилась. На вид ей было лет сорок. В молодости она, вероятно, была недурна собой, но сейчас раздобрела, расплылась. Пытаясь сохранить остатки привлекательности, она обильно накладывала на лицо белила, румянила щеки, однако ее дряблую, поблекшую кожу уже ничто не могло скрыть.
Прежде чем вызвать ее на допрос, Бартоломе приказал Санчо навести о ней справки, расспросив всех соседей. Как выяснилось, в молодости Тереза зарабатывала на жизнь древнейшей профессий, затем ей удалось выйти замуж за добропорядочного, но уже пожилого горожанина, владельца оружейной лавки. Муж вскоре умер, но Тереза, которая, казалось бы, вновь должна была оказаться в стесненных обстоятельствах, продолжала жить на широкую ногу, несмотря на то, что теперь ей приходилось содержать не только себя, но и дочку, появившуюся на свет уже после смерти супруга. Впрочем, со времени своего замужества ни в каких грехах Тереза замечена не была, и соседи неплохо отзывались о ней.
Тереза стояла, смиренно опустив глаза долу, но роль скромницы никак не вязалась с ее пышным, безвкусным платьем, то ли украшенным, то ли изуродованным многочисленными бантиками и кружевами. Она старалась казаться спокойной, но находившиеся в постоянном движении руки выдавали ее волнение.
— Полагаю, нет нужды объяснять, зачем я вас вызвал, — начал Бартоломе. — История со смертью Педро Рамиреса наделала достаточно шума. Полагаю, вам также известно, что всякий истинный христианин обязан был явиться в трибунал и изложить святой инквизиции все, что он знает об этом темном деле.
— Как же, как же, святой отец, — с готовностью закивала женщина. — Само собой… Все ревностные христиане…
— Тем не менее, — продолжал Бартоломе, не обращая внимания на ее реплики, — вы не соизволили прийти. За вами пришлось послать.
— Так ведь я ж ничего не знаю, — она наконец взглянула в глаза инквизитору. Бартоломе поморщился: ему не понравился кокетливый взгляд стареющей вдовушки. — А то бы я с радостью…
— В каких отношениях вы состояли с Педро Рамиресом?
— Бог мой! Какие отношения?! Да у него последние десять лет не было никаких отношений с женщинами!
«То ли дура, то ли прикидывается», — отметил про себя Бартоломе.
— Я повторяю вопрос: что общего между вами и Педро Рамиресом?
— Ничего, святой отец.
— Ложь! — Бартоломе резко поднялся. — Вы регулярно получали от него деньги, мне это точно известно! За что он платил вам? Отвечайте!
Несмотря на румяна, стало заметно, что Тереза побледнела.
«Она испугалась, она сдастся».
— Ну, так какие же услуги вы оказывали этому колдуну? Помогали ему напускать порчу? Вызывали мор, засуху, наводнения?
— Смилуйтесь, святой отец! — взмолилась Тереза. — Ничего я не вызывала! Я вообще не знала, что он колдун!
— И вы хотите, чтобы я вам поверил, после того как вы только что солгали мне?!
— Я готова присягнуть на Евангелии.
— Много ли значат клятвы сообщницы дьявола!
— Но как… как мне доказать?!
«Ага, готова. Теперь можно перейти к делу».
— Отвечайте! Кем в действительности приходится вам Мерседес? Дочерью?
— Нет.
— Кем же?
— Она вообще мне неродная.
— Кто она?
— Дочь Педро Рамиреса.
— Как она к вам попала?
— Он сам принес ее мне. Когда она была еще совсем крошкой.
— Зачем?
— Он хотел, чтобы я взяла ее на воспитание.
— Почему он обратился именно к вам?
— Ах, святой отец, после смерти мужа мне было так тоскливо, так одиноко. К тому же, оказалось, у моего супруга были долги… Я продала лавку, но вырученных средств мне все равно хватило ненадолго… А я бы не хотела вновь так… как в юности…
— Рамирес давал деньги на воспитание дочери?
— Да, святой отец, хватало и мне, и девочке.
— Кто настоящая мать Мерседес?
— Не знаю. Педро говорил, что она умерла, когда девочке был всего годик.
— Почему он решил отдать дочь вам?
— А разве смог бы он воспитать ее, как подобает? И он не хотел, чтобы малютка видела… гробы… трупы. Ей пришлось бы стыдиться собственного отца.
— Девушка не знает о своем происхождении?