Читать интересную книгу Парень и горы - Кюлюмов Костандин

Антон лежал с открытыми глазами, стиснув пистолет в руке. Он решил больше ни о чем не думать. День медленно догорал, неохотно уступая место предвечернему небу с бледными звездами. Снег сделался серым, деревья растворились в неясных пятнах исчезающих теней и в далеком, призрачном свете молодого месяца. На посту дымился костер, пришла смена. Новенькие, видать, смелостью не отличались. Как-то не слишком уверенно устраивались они за обугленной стеной, прячась под одеялами и брезентом, и лишь часовой поскрипывал по свежему снегу. И вот наступила ночь. Антон завернулся в потертый полушубок, зная, что двигаться надо как можно меньше. А рядом светились колючие, страшные волчьи глаза. Зверь не рычал, но был начеку.

Антон задремал. И вдруг, открыв глаза, заметил, что волк подошел к его пещере. Сердце подпрыгнуло к самому горлу, но мозг работал отчетливо: не стрелять! Ни в коем случае! И, чтобы не отступить от принятого решения, он представил, что где-то рядом находится Мануш. Выстрелы, даже если они избавят его от волка и спасут от жандармов, могут бедой обрушиться на товарища, на самого верного друга! Антон нащупал камень, который приготовил еще засветло.

Зверь замер, посмотрел на парня, потом повернулся спиной и, ловко прыгая с камня на камень, стал спускаться вниз. Вот до Антона долетел мягкий звук его шагов по речушке, что еще не успела покрыться льдом. Здесь волк остановился, оглянулся назад, и Антону показалось, что зверь смотрит на него, человека из соседней пещеры. Потом снова пустился в путь и скрылся в белом мраке глубокого ущелья.

* * *

Парень проснулся словно от толчка, его била дрожь, но не от холода, а от ощущения опасности, которой удалось избежать. Поначалу он ничего не видел перед собой, когда же глаза привыкли к сумраку, когда он вновь стал различать темные силуэты полицейских и тлеющий костер, он попытался вспомнить, что ему снилось. Вроде, ничего. Ни дом, ни близкие, ни отряд. Перед тем, как снова заснуть, он долго растирал руки, плечи, колени, а согревшись, почувствовал дурноту. Наверное, от голода и истощения. Остался только «НЗ». Может, это голод заставил его проснуться? А ведь, казалось, должен уже привыкнуть к боли в пустом желудке! Антон попытался встать, нагнуться, но чуть не упал от слабости. Провел рукой по мягкой, шелковистой бородке и улыбнулся.

– Как у Тодора Паницы.

Уже прошло четыре, может, даже пять дней, а он-то думал, что самое страшное - это первые двое суток. В голову лезли воспоминания о том, что он когда-либо ел, что пробовал - хлеб на столе отчего дома в сочельник, аппетитная кровяная колбаса на Васильев день, теплый и самый вкусный на свете курбан{9} на праздник святого Петра… Соблазнительные запахи заполнили пещеру, и Антон понял: голод хочет стать господином, чтобы подчинить его сознание и волю.

А волк снова расправлялся со своей добычей. Он выходил в полночь, осторожно ступая по пятнам черной земли, с которых ветром сдуло первый снег, потом исчезал в лесу. Парень наблюдал, как зверь идет, не оставляя следов. Потом возвращался, почти на рассвете, и садился у своего логова. Однажды принес зайца, потом - овцу. Антон слышал, как волк рвет добычу, клацая зубами, а сам видел куски мяса на огне, который не посмел бы развести, чувствовал во рту вкус жаркого…

И вдруг подумал: если застрелить волка, добыча будет его. Из-под горы доносились голоса постовых. Со стороны села раз, а то и дважды в день появлялись все новые взводы полицейских, которые цепью двигались к горному хребту. Неужели предатель указал подходы к отряду? Нет, всего он знать наверняка не мог, иначе бы полицейские устремились прямо к Кремену, а оттуда до Вапы - рукой подать… Кто ведает - может быть, и туда дошли каратели? Пост, что в лесу, вряд ли единственный - ведь где-то недалеко партизанский отряд. Или они разгромили лагерь и теперь прочесывают овраги и ложбины, убивая партизан поодиночке?… Каждый день на лошади подвозят продукты. Нет, стрелять нельзя.

Волк беспокойно смотрел на своего соседа, как бы сравнивая его со сворой вооруженных людей внизу, глаза его налились злобой. Можно ли вообще полагаться на дружелюбие дикого животного? Способен ли волк понять человека? Тогда что удерживает его здесь, заставляя мириться с присутствием человека? Многолетняя привычка, право хозяина владений, к которым привык? Волк бы мог найти другое место, если бы боялся Антона. Почему не уходит? Инстинкт наверняка призывает его к осторожности, а разум противится? Или вид затравленного, беспомощного человека настолько убедителен, что вызывает лишь чувство сострадания?

Антон осторожно, не растрачивая сил понапрасну, вылез из пещеры… и остолбенел. Волк грелся на утреннем солнышке, а в нескольких шагах от него валялись на снегу куски мяса. Антона замутило, он почувствовал головокружение. Теперь он ни о чем не мог больше думать, вернее, думал только об одном: о кусках мяса, недоеденных волком. Кольнула тревога - а вдруг его заметят там, на посту?

Может, лучше дождаться ночи? Но солнце только встало, и едва ли у него хватит сил до вечера. Последний прилив энергии, он бы мог попытаться… В самом деле, почему не пойти по следам волка, если почувствовал силу? Разумно ли это? Но при такой глухой блокаде один только выход из укрытия означал бы верную смерть: даже если удастся пройти один пост, наткнешься на другой, к тому же этот снег, и следы на нем… Глупо сейчас высовываться. А сидеть здесь? Ждать голодной смерти? Но рядом валяется мясо… И Антон пополз. Очень медленно, очень осторожно, плотно прижавшись к земле, посматривая то на бивак, то на розовеющее мясо. Внизу кто-то пел, гремели котелки - девять человек, которые ежедневно сменяются… А тут один настороженный зверь… Почувствовав приближение человека, волк поднялся на лапы и оскалил зубы, потом предупреждающе зарычал, готовый кинуться на своего обидчика. Антон весь съежился, похолодел - волк не подпускает его к своей добыче. Ползти дальше?… Голод толкал его вперед, а страх прижимал к земле. Попытаться еще раз? Волк снова зарычал, схватил мясо и уставился на парня. У Антона перехватило горло, в глазах потемнело. Он вернулся в свою пещеру, лег, и все вдруг поплыло куда-то, заходило ходуном и исчезло.

Сколько он провалялся, он не знал. В горах падал тихий, спокойный снег. Антон вышел - волка не видно. Может быть, спит? Ведь волки спят именно днем. Перед входом в логово тоже ничего не было видно, но Антон все-таки пополз. Трудно объяснить почему, однако в нем шевельнулась надежда, что волка нет и в его жилище можно отыскать что-нибудь съедобное. Рывок, еще, еще один… Еще немного… Он выбивался из сил. Его окатило теплой волной, когда он почувствовал под рукой замерзшее мясо. Самое настоящее. А теперь быстро назад! И в этот момент Антон резко повернул голову.

Волк сидел у входа в логово, выставив лапы вперед, и сосредоточенно смотрел на человека. Антон сунул голову в снег. Если бы были силы, если бы он не боялся тех, внизу, он бы вскочил и бросился бежать от этих волчьих лап, от этой мощной щетинистой спины, от этих колючих глаз. Но волк зевнул, посмотрел в сторону и лениво скрылся за скалой. Стерпел, что его ограбили?

В своей пещере Антон долго лежал, преодолевая усталость. Теперь можно съесть последнее, что у него осталось, - щепотку муки. Это будет своеобразный хлеб к сырому замерзшему мясу. А оно оказалось вкусным, самым вкусным на свете. Как он не знал до сих пор, что подобное блюдо - изысканнейший в мире деликатес?

Он уснул, а когда проснулся, уже настал новый день. Антон вылез из укрытия. И снова увидел, совсем близко от себя, на том же месте, волка. Перед ним лежала очередная овца. Антон снова почувствовал голод. Гораздо сильнее, чем вчера. Он поднялся, насколько позволяло укрытие, и сделал шаг вперед. Волк смотрел на него спокойно, невозмутимо-царственно. Антон остановился, вспомнив, что звери приходят в ярость, когда покушаются на их добычу. И решил больше не искушать судьбу. А что, если у него вообще исчезнет желание двигаться? И он будет лежать, убаюканный красивыми воспоминаниями, ждать чуда, а когда сделается легким, как птица, то поймет, что неподвижность его - только кажущаяся, а на самом деле он летит над землей, над белыми снегами, над блокированными селами, над полицейскими постами, засадами и участками…

Волк пристально смотрел на него, не шевелясь. Потом склонил голову набок и зевнул. Что говорил пронизывающий взгляд его круглых глаз? Антону хотелось понять. Может, волку что-то подсказывал инстинкт? Как бы то ни было, он отвернулся в сторону, дыхание его могучих легких было тяжелым и хриплым, потом уставился в небо, словно желая угадать погоду и время.

Антон подтащил поближе шматок мяса. Волк не шелохнулся.

И снова наступил провал в сознании. Антон очнулся от резкой боли в желудке. Но не от голода. Волка не было видно. Полицейский пост маячил на своем месте. Антон растер лицо снегом. Ум его был ясен, и он задал себе вопрос: что удерживает полицейских на столь уязвимой позиции?