Читать интересную книгу Декалог - Кшиштоф Кесьлевский

Анка. Там, кажется, что-то написано? На лодке…

Михал. Да.

Анка. Что? Я без очков…

Михал. Гон…гондола.

Анка. Я знаю, что мы сделаем.

23

Анка (все еще в ночной рубашке, поверх которой наброшено пальто) выдвигает ящик тумбочки и достает желтый конверт, письмо, которое она сама написала, и наконец настоящее письмо в заклеенном конверте.

Анка. Поможешь мне?

Михал кивает. Они идут в ванную, Анка открывает крышку унитаза, достает из кармана пальто спички. Первая не загорается, вторая тоже, Анка протягивает коробок Михалу, Михал зажигает спичку и ждет.

Анка. Сюда…

Михал подносит спичку к конверту. Огонь медленно охватывает письмо, несколько сложенных листков горят дружно. Над унитазом порхают черные лепестки. Огонь достигает уголка, зажатого в Анкиных пальцах. Она выдерживает, сколько может, а когда начинает кривиться от боли, Михал гасит слабеющее пламя. В руке у Анки остается клочок бумаги. Она его расправляет. Несколько букв, написанных округлым женским почерком: «Дорогая дочь…» — дальше письмо обуглено. И два слова на первой строчке: «Я должна тебе…» Это все.

Михал и Анка завтракают, Анка уже в блузке (конечно, без лифчика), возле ее стакана с молоком плюшевый медвежонок. Михал надевает на нее очки и быстро снимает.

Анка. Теперь все выглядит совершенно иначе.

Михал. У нас когда-то работал некий Кшись. Я тебе рассказывал?.. Он ездил на мотоцикле из Михалина, это сорок километров. Каждый день ставил рекорды; мы спрашивали: «Сколько сегодня, пан Кшись?» Он отвечал: «Двадцать шесть минут сорок секунд». Или: «Двадцать пять минут три секунды». Видно, выжимал больше ста двадцати… Однажды его нет полчаса, час, что случилось? Наконец появляется, бледный и в очках. Говорит: «Господи Иисусе, Боже правый…» Мы спрашиваем: «Пан Кшись, что стряслось?» «Я и не знал… — говорит. — Столько людей, столько машин, такое узкое шоссе, мотоциклы, автомобили, о Господи…» У него было четыре с половиной диоптрии, а он и не подозревал. Продал мотоцикл… Купил костюм… И жил дальше.

Фильм пятый

1

Могучего сложения мужчина выходит из дома, знакомого нам по предыдущим новеллам, — выходит на свет дня. День, правда, грязный, хмурый. На мужчине рабочий халат, под ним — утепленная безрукавка; в руках он несет что-то тяжелое. Посвистывает. У него маленькие хитрые глазки, длинные баки, на нем турецкие джинсы из партии контрабандного товара. Внезапно прямо перед его носом пролетает небольшой предмет и шлепается на асфальт. Мужчина поднимает с земли рваную мокрую тряпку. Смотрит вверх.

По рынку Нового Мяста идет Яцек. Ему двадцать лет, у него короткие волосы и круглое лицо; прыщи на таком холоде, вероятно, заметнее, чем обычно. Глаза светлые, взгляд неприязненный. Услышав чей-то окрик, Яцек оборачивается.

— Кореш!

Яцек не знает, к нему ли это относится. Оказывается, к нему. Останавливается; судя по выражению лица, ничего хорошего он не ждет.

В вестибюле адвокатской коллегии молодой мужчина читает какой-то список. Видно, что это славный, тонкий, возможно, даже чересчур чувствительный человек. Он автоматически закуривает, поначалу пронеся огонек спички мимо кончика сигареты.

Голос (за кадром). Пан Петр Балицкий! Вас просят зайти.

Петр — тот самый симпатичный молодой человек — оборачивается, гасит сигарету; на плече у него появляется рука, явно желающая его подбодрить. Петр сглатывает слюну и идет.

По этим трем коротеньким эпизодам мы должны понять, что всех троих — столь непохожих и снятых в разных концах города людей — что-то объединяет, вернее — объединит.

2

Могучий мужчина с тряпкой в руке смотрит на кажущийся с этой перспективы огромным дом. Все окна закрыты — непонятно, откуда могла выпасть тряпка. Мужчина брезгливо, двумя пальцами, несет ее в подвальное помещение рядом с подъездом. Дверь открыта, внутри дворник подметает пол. Поздоровавшись с дворником, мужчина бросает тряпку в мусорный бак. По профессии он — таксист, так мы и будем его называть.

Дворник. Тряпки выбрасываете, пан Марьян? Могут еще пригодиться…

Таксист. Кто-то в меня кинул.

Дворник. Попал?

Таксист. Нет… Вы никого с тряпкой не видели?

Дворник качает головой: не видел.

Дворник. Может, у кого выпала…

Таксист. Может быть. Глядите.

На одном из мусорных баков сидит кот.

Таксист. Кыш, кыш!

Кот опрометью удирает, таксист топает ногами, смеется, провожая взглядом исчезающего в подвальном оконце кота.

Таксист. Не люблю кошек. Фальшивые, как люди.

Дворник. Зато мышей ловят, пан Марьян.

Таксист. И пускай ловят, черт бы их драл.

Возвращается к своим ведрам, подходит к припаркованному на стоянке автомобилю. Распутав веревки, снимает чехол, складывает его своим особым способом. Из-под чехла появляется синий «полонез» с эмблемой «Такси» на крыше. Нельзя сказать, что машина грязная, но владелец проводит пальцем по полированной поверхности. Нехорошо. Открывает дверцу, включает радио. Автомобиль оснащен множеством ненужных вещей: дополнительные фары спереди и сзади, наклейки («Му Toyota is fantastic», «Мое масло…»), красная антенна возле дверного зеркальца, фигурка инопланетянина и т. п. Таксист принимается мыть машину.

3

К Яцеку на рынке Нового Мяста подходит малый, крикнувший: «Кореш!» Здоровенный, квадратный, с таким никому не захочется иметь дело. Яцеку малый тоже не нравится. Он пододвигает к себе старую дорожную сумку. На Яцеке (мы только сейчас это видим) куртка из польской джинсовой ткани, утыканная дешевыми металлическими заклепками, и мешковатые штаны. Руки большие, красные, замерзшие. Малый критически оглядывает Яцека; сам он в потрепанной меховой куртке.

Малый. Дай взаймы сотню.

Яцек. У меня нет.

Малый. Тогда полста.

Яцек окидывает его неприязненным взглядом светлых глаз.

Яцек. Нету.

Малый. Мне нужно отсюда убраться.

Яцек. У меня ничего нет.

Малый улыбается, словно наконец-то ему поверил.

Малый. Тогда отваливай.

Яцек не двигается с места. Малый делает быстрое движение головой вперед, чуть не касаясь его лица. Яцек даже не вздрогнул. Малый удивлен.

Малый. Ну…

И, сохраняя достоинство, уходит. Яцек идет в противоположную сторону. Рассматривает фотографии в витрине кинотеатра «Варе» и заходит внутрь.

4

Билетерше, наверное, лет тридцать. Она что-то делает с волосами, глядя, как в зеркало, в стеклянную дверь вестибюля.

Яцек. Скажите… фильм хороший?

Билетерша. Нет, скучный.

Яцек. Скучный?.. А о чем?

Билетерша. О любви… но скучный. Да и сейчас нет сеанса. У нас собрание.

Яцек. Что вы делаете?

Билетерша. Седые волосы вырываю.

Яцек. Не знаете, где тут стоянка такси?

Билетерша. На Замковой площади.

Обнаружив очередной седой волос, вырывает его, слегка поморщившись. На улице холодина — поэтому, возможно, Яцек и завел этот долгий разговор. Он съеживается от ветра и идет в указанном направлении.

5

За массивным столом в обставленном солидной мебелью кабинете шестеро немолодых мужчин. Все хорошо одеты, интеллигентные и т. п. Напротив них — Петр. Вопрос, видно, уже задан, так как Петр молчит, задумавшись. Кто-то из сидящих за столом ободряюще улыбается, кто-то пододвигает стакан с чаем — вероятно, чай полагается каждому, кто предстает перед этим почтенным собранием.

Петр. Я задумался… не потому, что не знаю, как отвечать. Мне уже дважды задавали этот вопрос. При поступлении в университет никаких сомнений не было. А четыре года спустя ответить так же уверенно я не смог. Почему я решил стать адвокатом? Хороший вопрос… Хотите, чтоб я ответил честно или как положено?

Сидящий в центре стола мужчина, по-видимому, самый главный, с сигаретой в длинном мундштуке, улыбается.