— Если много и упорно говорить «хрю», все вокруг могут поверить, что ты поросенок. — улыбнулся Данила. — Шучу, конечно. Но упорство этих людей понятно. Видимо им из Царьграда шепнули что. Вот и стараются, опасаясь прибылей своих лишится. А они там не малые.
— Не малые, — кивнула Анастасия. — Но ведь не только они. А остальные чего?
— Ты помнишь, как Андрей выступал на заседании Думы?
— Я не присутствовала. Как я могу помнить?
— Брось. Знаю же, что подглядывала.
— И?
— Не обратила внимание на то, как он обидел Курбского?
— За дело.
— За дело то, оно, может и так. Но он — простолюдин — обидел Рюриковича. Прилюдно. Унизил. Смешал с дерьмом. Указав на безграмотность, дикость и необразованность. Ты понимаешь, что это значит?
— Андрей вообще-то правнук Владимира Святого.
— И да, и нет.
— Как так? Об этом же все знают.
— Все да не все. Кто в нем публично это признал? Собор поместный? Или может быть твой супруг? Посему его положение очень странное. И не все верят в слухи. А если их отбросить, то кто перед нами? Простой помещик, который прыгнул выше своей головы. Без рода и племени. Его Царь обласкал и ныне позволяет унижать Рюриковичей прилюдно.
— Но ты то веришь?
— Душа душой, а кровь кровью. Он простолюдин. И дети его будут безродными. Душу им он ведь не передаст.
Царица оставила вышивку, воткнув несколько нервно иголку в поле ткани. И в упор уставилась на брата. Пауза затягивалась. Наконец, дернув щекой, он спросила:
— Как мы?
— Ну ты не сравнивай!
— Почему же? От кого мы род держим?
— От боярина новгородского.
— А он сам откуда?
Данила Романович завис, силясь придумать ответ. Анастасия же внимательно на него смотрела уверенным, немигающим взглядом.
Прошла, наверное, минута.
Наконец, Царица произнесла:
— К тому же ему уже пожалован титул графа за воинскую доблесть. И отторгнуть сей титул у него нельзя. Посему он его носит, и дети его будут носить, и правнуки.
— Граф это…
— Это граф. Те же Шереметьевы по честности ныне стоят ниже него.
— Не в глазах наших людей, — покачал головой Данила.
— Если это не прекратится, то мы потеряем Андрея. Понимаешь? Мы с мужем боимся, что он плюнет на все и отойдет на чужую службу. И остановить его мы вряд ли сумеем. Если он татар почитай месяц за нос водил по полям да лесам, то… сам понимаешь. — развела она руками. — Да и кто рискнет за ним в погоню бросаться? Разве что Курбский. Но и он не дурень в таких делах. А Андрей нам нужен.
— Нам? — чуть смешливо переспросил брат.
— Нам, — с нажимом произнесла Анастасия. — Он лучший воевода, который есть у моего мужа. Он ему верен. И он уже сейчас способен малыми силами прикрыть Русь от крупных вторжений татар.
— Ты так в этом уверена?
— Да. Мой муж видел его воинов. Он…
— Я не о том, — перебил ее брат. — А ты уверена, что он верен твоему мужу?
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что я — не уверен в этом. Да, сейчас он верен. Хм. Как волк. Но волк не пес. Волк, сколько его не корми, все равно останется волком. Пока ему это выгодно. А потом?
— Что ты этим хочешь сказать?
— Я видел его в бою. Эти глаза. Жуткие. Безумные. Он был готов убить любого, кто встанет у него на пути. Я слышал эту песню, которую запели его воины, пойдя в бой. Меня самого она пробрала. Не понимаю, чем и почему. Ты представляешь? Они шли в бой, вдохновленные тем, что идут в последний бой… И готовые умереть. Убить кого смогут, и умереть, вцепившись врагу в глотку. Это жутко. Это пугает. По-настоящему пугает.
— Он вел их в боя во славу моего супруга.
— Возможно, — вяло улыбнулся Даниил. — На словах — да. А что на деле? Ты знаешь, что среди верных Андрею воинов почти повсеместны вот такие перстни? — произнес он и достал из кошелька небольшой медный перстенек.
— Что это?
— Оберег. Воинский оберег. Вот этот знак — знак Перуна — Бога войны. Самого главного из тех поганых идолищ, которого Владимир Святой сверг в Днепр. И мой человек слышал очень интересные слова. Хм. Из тьмы веков пусть громом грянет, да ратною сверкнет стезей — Перун, бог воинов удалой! Мне передали, что эти слова предназначались к оберегу этому. Будто бы он без них силы не имеет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты думаешь, что Андрей язычник?
— Не знаю, — пожал плечами Даниил. — Возможно двоеверец. Вон — знак Христа с себя не снимает. Но его устам приписывают и такие слов. — Сказал брат и продекламировал:
Нас встретит стрел колючий дождь
И вражеская рать!
Смелее в бой! Перун — наш Бог,
Он будет нас беречь,
К победе пусть проложит путь
Наш обнаженный меч!
Не видно неба синевы, повсюду вороньё -
Мы не добыча, Князь, мы волки -
Хищное зверье!
— Ты понимаешь? И я видел, как люди, идущие за ним, превращались в это самое хищное зверье. А Басманов Алексей, что был с ним при Любовшане и Гоголе, шепнул мне на ушко, будто бы Андрей желал последовать за ханом после отступления. До самого Крыма. Но усталость людей и нежелание их в этом участвовать вынудило его отступиться. Хотя он очень недовольно произнес что-то на неизвестном Алексею языке. Да и вообще был сильно расстроен и разозлен. Я никогда не встречал человека, который настолько одержим войной. Настолько не робеет перед многократно превосходящими силами неприятеля. Я боюсь его. Серьезно. Он необычной опасен.
— Данила, — вкрадчиво произнесла Анастасия, — все это неважно. Андрей служит моему мужу и ему нет никакого резона его предавать.
— Пока.
— Что значит пока? В чем кроется твое недоверие?
— В том, что ему пока не выгодно предавать. А потом? Вот укрепит он тульский полк. И что будет дальше?
— Он будет там служить и крымчаков гонять.
— Ты так уверена?
— А почему нет?
— А почему да?
— Ты думаешь, с того света просто так отпускают? Много ты таких беглецов встречал?
— Из ада, милая сестрица. Из ада, а не просто с того света. Почему его отпустили черти? Что он им обещал?
— Он целует крест, не страшится святой воды и спокойно входит в церковь. На его груди тельный крест, а на щите хризма. Тебе недостаточно этого? Он словно специально стремиться окружить себя божественным.
— Не знаю, что и ответить… — покачал головой Даниил. — Но я его боюсь. И опасаюсь, что как только Андрей наберет силу, то ударит по твоему супругу. Это зверь. Умный. Расчетливый. И безжалостный. Он преследует только свои интересы и свои цели. Да, он показывает свою верность. Но верен ли на самом деле — я не ведаю.
— И что ты предлагаешь? Избавиться от него? — холодно спросила сестра.
— Это было бы хорошим решением. Не сейчас. Позже. Когда он поднимет тульский полк…
— И что мне сказать мужу? Что ты веришь в эти доносы?
— В доносы? Нет. Это вздор. Но Андрею я не доверяю еще больше, чем этой глупой болтовне.
— Он передал мне рукопись, в котором описал все, что знал о ядах. И о том, как с ними бороться.
— Все ли? Ты вот думаешь, что все. А если он что приберег для себя и рассчитывает на твое беспечность?
— В тебе говорит страх. Только страх.
— Не буду отрицать. Пока он на нашей стороне. Но я его боюсь. Его страсть к войне неправильна. Он прямо ей одержим…
— Он одержим укреплением державы. Ты знаешь, сколько денег получил мой муж его стараниями?
— Может и так, — согласился Даниил. — Но я ему не доверяю и боюсь. Просто боюсь. И тебе советую.
— Как интересно ты сейчас говоришь. Ой как интересно. — вдруг холодно усмехнувшись, произнесла Царица металлическим голосом. — А сразу после того боя при Селезневке — ты высказывался о нем совсем иначе. Али забыл?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я был дурак. И под его чарами. Ныне же одумался.
— Под чарами, значит… — кивнула Анастасия.
— Что ты так на меня смотришь?
— Я думала, что ты верен семье… — холодно процедила Царица, с презрением смотря на брата.