Читать интересную книгу Одиночество мужчин - Юлия Рублева

Мне грустно про это писать, потому что про нарциссизм – это всегда про одиночество. Где и когда происходит некий сбой, после которого нам становится не до других, а только до себя?

Сбой, считают психологи, происходит там же, в детстве, когда ребенок растет не в принимающей, а в оценочной системе. Оценка, сравнение любого порядка могут проговариваться, а могут не проговариваться родителями и окружающими, но ребенок все равно чувствует: от тебя ожидают, что ты будешь определенного качества, иначе ты будешь нелюбимым, как бы не своим, «не нашим». Надо быть успешным. Или сильным. Или волевым. Или еще каким-то, определенным, и упаси господь тебя родиться в своей семье белой вороной. Все проявления, отклоняющиеся от этого, заставляют родителей осуждать тебя или стыдить.

Психика маленького человека не справляется с такой сильной нелюбовью, с угрозой отвержения, и – хлоп: блестящая, красивая, гладкая, нерушимая стена возводится вокруг того места, где стыдно, где больно, где покинуто. Где критиковали вслух или молча. Где хвалили так, что понизить планку стало невозможно. Обращаю ваше внимание на то, что, гласная или негласная, оценка не обязательно должна быть отрицательной: она может быть и сверхположительной, и неизвестно, что хуже.

У меня в практике был случай, когда клиентке одна бабушка говорила: «Ты самая лучшая девочка на свете!», а вторая: «Хм, девочка как девочка». Первая бабушка была любимой и… искалечившей девочку: попробуй теперь всю жизнь доказывать всему миру, что ты лучшая! Когда я сказала, что, скорее всего, именно поэтому она, стоя на йоге в перевернутой асане, пытается подсмотреть, не выполняет ли кто-то упражнение лучше нее, она была потрясена.

Нарциссическая защита, как стена, заслоняет от выросшего нарцисса кусок окружающей реальности. И именно тот кусок, где происходит его взаимодействие с другими людьми. Взаимодействие – это опасно; это то место, где могут критиковать или стыдить, или смеяться. Поэтому вместо по-настоящему открытого к общению человека появляется существо, оснащенное локаторами: они беспрерывно и бессознательно сканируют пространство в поисках опасности; как только «опасность» найдена, моментально возводится стена; перед нами возникает личность, увлеченная только собой и направленная только на себя. Там, внутри, все устроено как надо, и никто тебя не обидит.

Поэтому другой человек как реальность для нарциссической личности не существует, на его месте – слепое пятно, фикция или он сам, нарцисс собственной персоной. Нарцисс расширяет границы личности бесконечно, бессознательно полагая других ходячими филиалами себя. Это называется нарциссическое расширение.

Поэтому значимая коммуникация нередко не происходит: нарциссы не говорят «спасибо» и «извините», разве вы говорите своей руке спасибо за то, что она поднесла вам ко рту кусок хлеба? Это же ваша рука, и ее функция вас обслуживать. Вы не извиняетесь перед собственной ногой, что ее ушибли. Не потому, что вы такой черствый. А потому, что нога ваша. В семьях нарциссов нарушены коммуникации: каждый полагает, что другой знает, что с ним происходит, и полагает, что достоверно знает сам, что происходит с партнером. Не приходит в голову даже мысль об ошибке…

Нарцисс нередко забывает открыть рот, чтобы вслух произнести значимую для окружающих информацию: об изменениях планов, о своих чувствах; курьезный случай – глава семьи не сказал семье о внезапном переносе отпуска, полагая что все и так должны знать. Откуда? Потому что все – это он. Знаю я, знают все мои части. От нарцисса редко дождешься «я по тебе скучаю» или «я хочу тебя видеть», если он сухо договаривается о любовной встрече, ежу же понятно, что он чувствует. Что чувствует партнер, которому назначают свидание в стиле расписания электричек, нарциссу неведомо, мы помним, что этот кусок реальности заслонен от него блестящей защитной стеной.

Нуждаться в других – стыдно; быть уязвимым, влюбленным, тоскующим, зависимым – стыдно; нарциссу нужно испытать настоящее горе, чтобы признаться себе, что он что-то теряет. И это признание всегда катастрофа.

У моей дочери жили огромные улитки, которые ее узнавали: когда она подходила, они вылезали из панциря и показывали рожки. У улиток сформировалась привязанность. В этом плане нарциссическая личность может проявить себя гораздо хуже улиток. Через несколько лет регулярных встреч или даже брака такой человек может запросто вам признаться, что вы выполняли для него лишь какую-то функцию, были нужны лишь в какой-то определенной роли, и он ничего к вам не чувствует. И он и вправду почти ничего может не чувствовать. А обслуживать нарцисса это же счастье, разве не так?

Вы работаете на меня/живете со мной/трахаетесь со мной/любите меня и уже за одно это позволение должны мне быть признательны. Вот бессознательное или осознанное кредо нарцисса.

Неуверенные нарциссы

Живых нарциссов с нарциссическим неврозом я не видела ни разу, наверное, потому, что они не ходят на терапию. У них «нет проблем». Поэтому я описываю здесь живых людей, нас с вами, имеющих так называемые нарциссические защиты: это такие конструкты в психике, которые затрудняют, разрушают или не позволяют строить полноценные, теплые, живые и настоящие отношения с другими людьми. Но для краткости в статье вышеописанного субъекта я буду называть «нарциссом».

Итак, нарциссические защиты «защищают» нас от того, чтобы понимать, что чувствуют другие люди. Эти защиты, как стриптизерша вокруг шеста, крутятся вокруг одной темы: темы собственной значимости, самоуважения и уважения, исходящего от других. Но нарциссы вовсе не опознаются по толканию в плечо с криком «ты меня уважаешь?» Нарцисс, напротив, во-первых, сам защищен от этого знания: ему может вовсе не казаться, что он все время думает про самоуважение и собственную значимость. Во-вторых, такой вопрос напрямую эти защиты задать не позволят. Слишком опасно.

Предположим, вы считаете и ощущаете себя бедненьким и никому не нужным. Это бедненькость и никомуненужность заставляют вас трактовать действия другого человека как направленные специально на то, чтобы вас обидеть, принизить и унизить. В любом случае – отвергнуть. Сильные нарциссические защиты не позволяют вам ни выяснить, что на самом деле происходит, ни интерпретировать эти действия как-либо по-другому.

Например, в ответ на отказ выпить с вами кофе вы обижаетесь, уходите, плачете или мстите – не идете пить кофе потом. Когда у пригласившего наконец-то появилось время. Потому что в глубине души вы ему не поверили, что он не идет с вами пить кофе потому, что у него нет времени. В глубине души вы верите, что он не идет с вами пить кофе, потому что он великий, а вы ничтожный.

– Как?! – воскликните вы. – Разве нарцисс – это не самодовольный надутый индюк, который плюет на чувства других людей и все время смотрится в зеркало?

– Не всегда, – отвечу я. – Человек, которого вы описываете как нарцисса, может быть и крутящимся перед зеркалом истероидом, но если он не понимает, что чувствуют другие люди на самом деле, если он не способен к эмпатии и сочувствию – значит, нарциссические защиты в нем тоже присутствуют.

– Не понимает он этого не потому, что гад. А потому, что любое понимание для него – это как спускаться по скользкой лестнице в пропасть. Ступенька за ступенькой, а там уже – опасно, а там вдруг проглянет из бездны гидра и скажет: «Как тебе не стыдно?! Иван Иваныч такой занятой человек, а ты со своим кофе, жалкий, ничтожный червяк!»

Поэтому нарцисс, который сидит внутри вас, обижаясь на Иван Иваныча скрыто или явно, оставляет за рамками восприятия настоящие чувства Иван Иваныча к вам настоящему. Иван Иваныч может любить вас всей душой и мечтать пить с вами кофе всю оставшуюся жизнь, но внутренний нарцисс не забудет и не простит, любви не заметит, и если даже поплетется пить кофе, будет хотеть бессознательной некоей мелкой компенсации за обиду: пусть Иван-Иванычев галстук макнется в кофе, и тогда будет хоть немного, но легче.

Давайте договоримся сразу: у нормального человека, которого я тут описываю, все эти движения души могут быть мгновенны, незаметны для него самого, то есть бессознательны. Мало кто сидит, злорадно потирая руки, хотя и такие есть. Мало кто признается себе, что в то мгновение, когда обожаемого Иван Иваныча зовут пить кофе и тот отказывается, и кольнет что-то, похожее на ненависть и ярость. Более всего то, что мы сознательно ощущаем, похоже на тягостную мелкотравчатую обиду и чуть испорченное настроение. На самом деле нарциссические защиты такого человека опознали отказ как «опасный случай», который, если вовремя не принять меры, перерастёт в катастрофу: вдруг Иван Иваныч, дай ему волю, встанет во весь рост и злорадно крикнет на весь офис: «А Петька меня звал кофе пить только что! Вот дурак-то, а? Думал, я с ним пойду, с таким ничтожеством! Ха-ха!» И все засмеются. И нарцисс принимает меры, пока не стало поздно: отходит подальше, надувается и на подбежавшего Иван Иваныча с кофейной чашкой реагирует настороженно и через губу; и Иван Иваныч отходит в недоумении и растерянности.