Тишина затянулась, но девушка решила, что она ее первой не нарушит.
— Скажите мне, как же вы сами справлялись с десяти лет? — Саймону очень хотелось ее спросить, как долго она занималась проституцией, но не смог сформулировать, да и не собирался ставить под сомнение ее упрямую гордость.
— Первые несколько лет, я была уличным рабочим.
— Уличный рабочий? Ради бога, что это значит?
— Вы не знаете, кто такой уличный рабочий? — Ноэль был поражена, что такой состоятельный и титулованный человек, как Саймон может быть таким невежественным.
— Нет, боюсь, что нет. — Саймон улыбнулся. — В моем образовании есть некоторые пробелы. Может, вы будете столь любезны, чтобы их восполнить.
— Да как же, уличные рабочие ходят на берег реки и собирают обломки древесного угля, чтобы затем продать их на улице. Я была единственной девочкой — уличным рабочим в Лондоне, — похвасталась Ноэль.
Саймон выглядел действительно впечатленным.
— И как вы совершили такой поразительный подвиг?
Ноэль стала осторожно рассказывать Саймону о своем детстве. А он внимательно слушал, полностью поглощенный ее историей. Прежде, чем это она поняла, она уже говорила о временах, проведенных со Суини Поупом и о его трагической смерти. Несмотря на то, что она только вскользь упомянула Дэйзи, из тех немногих высказываний, что у нее вырвались, Саймон смог получить довольно точную картину ее отношений с матерью. Интереснее всего ему было узнать, что Дэйзи не была всего лишь старой уличной шлюхой полусвета[2], как он вначале подумал, и теперь ростки понимания начали пускать корни в его разум.
— Когда мне было двенадцать, я поняла, что больше не могу выдавать себя за мальчика, поэтому мне было необходимо найти себе другое ремесло.
Саймон слегка наклонился вперед на своем стуле. В выражении его красивых губ появилась напряженность. Он был уверен в том, что она собиралась ему сообщить, но понял, что ему вовсе не хотелось этого услышать. Внезапно, для него стало очень важным то, что эта волевая девушка могла быть шлюхой. Но та история, которую услышал Саймон, оказалась совсем неожиданной.
Вместо этого Ноэль рассказала ему о том, как стала карманной воровкой, описывая старое пальто, которое она вешала над головой в крошечном углу, где спала. Она рассказывала, как в то время пока другие, с кем она делила тесные каморки, спали, она проводила часы в тренировках, пробуя вытащить носовой платок из разных карманов, стараясь, чтобы пальто не шелохнулось. Неделя за неделей она повторяла свои движения до тех пор, пока она, наконец, не была удовлетворена. Тогда она поменяла платок на меньший кусочек ткани. И наконец, на камешек, который клала поглубже в карман.
Ноэль наморщила лоб, когда вспомнила о месяцах тренировок.
— Это было давным-давно, — она сказала сухим тоном. — С тех пор я уже заработала себе репутацию. — Она с вызовом посмотрела ему прямо в глаза, — Некоторые поговаривают, что я лучшая карманница в Сохо.
Саймону верилось в это с трудом. Казалось, что ее совсем не мучила совесть, и не было никакого ощущения того, что она поступала неправильно. Мой Бог, она бы также гордилась, занимаясь проституцией, как она гордилась тем, что была карманной воровкой?
Ноэль не обратила внимания на его молчаливое осуждение.
— Вы же знаете, у меня не было другого выбора. Либо обирать карманы, либо быть шлюхой, но ничто и никогда не заставило бы меня стать шлюхой. — По ее лицу пробежала тень. — То есть, так было, пока не пришел ваш сын.
— Мой сын! — воскликнул Саймон. — Мне жаль, но кажется, я не понимаю, о чем вы мне сейчас сказали. — Он окинул взглядом ее одежду. — Вы говорите, значит, вы не про… проститутка?
— Мистер Коупленд, — медленно произнесла она, — до прошлой ночи, я была девственницей. Я так одеваюсь только для того, чтобы отвлекать мужчин, а затем чистить их карманы.
Саймон не мог в это поверить. Что Куин сделал с этим ребенком? И хотя он только что с ней познакомился, он в ней ни секунды не сомневался, так как слишком хорошо знал своего сына. Так или иначе, она уже слишком запуталась в паутине мести, расставленной Куином, невольная жертва, которая была так глубоко ранена.
Он встал со стула и устроился рядом с ней на диване.
— Ноэль, расскажите мне, что произошло.
Ноэль изучала его красивое лицо. Ей не нужна была его жалость, но он заслуживал того, чтобы знать правду, каков был его сын.
Она яростно рассказала ему о произошедшем, как будто произнеся это вслух, могла облегчить свои страдания; слова лились из нее потоком. Когда она повторила разговор, подслушанный между Томасом и Куином, лицо Саймона стало твердым, словно высеченным из камня, и она еще раз поразилась сходством между отцом и сыном, особенно, когда она увидела ожесточение, которого прежде не было на лице старшего их них.
Когда Ноэль рассказала, как она замахнулась ножом на его сына, на краткий миг Саймон почувствовал сожаление о том, что она не попала в цель. О Господи, да он вероятно и сам бы за это убил Куина! У Ноэль была хорошая память, и она могла в точности повторить большую часть разговора Куина с Томасом об их бракосочетании. Саймон оценил и то, что Ноэль на самом деле не осознавала ошеломляющего совершенства мести Куина.
Было ли для мужчины ошибкой, так гордиться собственным именем? Размышлял Саймон. А также желать, чтобы это имя было уважаемым? Что было такого абсурдного в том, чтобы просить Куина жениться на благородной женщине из знатного рода, которая могла бы ему родить гордых сыновей, чтобы продолжить род Коуплендов? Черт возьми! Благодаря Куину, достойные стремления Саймона теперь казались ему глупыми и надуманными.
Мысль, которая прежде была всего лишь слабым импульсом, стала обретать очертания в его голове. Если это была своего рода игра, которую начал Куин, то он скоро узнает, что крайне недооценил своего противника.
Голос Ноэль начал дрожать, когда она стала рассказывать о своем пребывании в съемных комнатах Куина.
— Вы можете не рассказывать мне об этом, если это слишком больно. — Произнес Саймон более резко, чем собирался, но ему хотелось услышать больше.
— Я должна вам рассказать. Вы его отец. — Ноэль смотрела на него спокойно, но не осуждающе. — Что бы между нами не произошло, это уже растеклось и отравило меня.
Ее голос снова задрожал, слова застревали в горле, но она собиралась ему все рассказать так, чтобы он понял. Она расскажет ему об этом кошмаре потому, что не сможет долго хранить это в секрете. Только тогда он сможет четко себе представить, что с ней произошло прошлой ночью. Ее руки сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони.