Эбби вывела меня вперед и взяла отца под руку. Теперь я понимаю, что в ту минуту вступил в игру. И сенатор это почувствовал.
— Папа, позволь представить тебе Досса Майклза.
Я протянул руку:
— Сэр…
Его рукопожатие было крепким, отработанным и холодным, а запонка — острой. Он смерил меня взглядом с головы до ног, прежде чем наши руки соприкоснулись.
— Благодарю вас за спасение моей дочери.
— Не стоит, сэр. Еще пара минут, и она сама бы отлично справилась.
Он улыбнулся.
— Хорошо сказано. Хорошо. — Все засмеялись и сразу же замолчали. Сенатор заговорил, обращаясь к зрителям: — Хочу представить вам Досса Майклза. Человека, с которым я познакомился минуту назад и которому я буду до конца жизни обязан за то, что он сделал.
Они зааплодировали, а мне захотелось провалиться сквозь землю. Эбби снова взяла меня под руку и сказала стоящим вокруг женщинам, грозя пальцам:
— Нет-нет, леди, он мой. Ждите своей очереди.
Я еще никогда не видел человека, который столь легко и непринужденно распоряжался бы окружающими. У Эбби был дар. Она вывела меня на веранду, к еще одному столу, за которым раздавали суп из батии. Внизу, во дворе, двое мужчин жарили устрицы на открытом огне. Задний двор был ярко освещен и смахивал на английский сад, окруженный по периметру живой изгородью восьми футов высотой, подстриженной аккуратными уголками.
Эбби налила мне лимонада и сказала:
— Вот, выпейте. Иначе опьянеете.
Я прихлебывал лимонад, а она потянулась, растерла между пальцами какой-то лист и сунула мне под нос. Пахло розами.
— Какая странная роза.
Она засмеялась:
— Это не роза, а розовидная герань.
— Так вы разбираетесь в цветах? Любите покопаться в земле и все такое?
— Хотите, покажу вам свой сад?
— Если вы уведете меня отсюда, я даже готов взяться за лопату.
Мы шли через лабиринт, который она называла садом. Эбби показывала, называла и объясняла.
— Это питтоспорум… здесь мой розарий… Двадцать семь сортов. Это цитрусовые, восемнадцать разновидностей, от танжеринов до сатсума.
Мы повернули за угол.
— А это локва.
— Что «ква»?
Она засмеялась.
— Локва.
У дерева были странные маленькие плоды — круглые, вдвое меньше яйца. Я сорвал один и понюхал.
— Похоже на те штучки, которыми мы в детстве швырялись друг в друга.
— Вы уверены, что это не были кумкваты?
— Ну… какое-то «ква» там точно было.
Она покатала плод в ладони.
— Еще их называют японскими сливами. Они не продаются в магазинах, потому что плохо хранятся. Но они очень сладкие. Вы их уже успели попробовать.
— Когда?
— В глинтвейне был ликер из локвы.
— Откуда вы его взяли?
— Ниоткуда. Сделала сама.
Во мне зашевелились подозрения.
— Вы ведь из таких, да?
Эбби улыбнулась.
— Не знаю. Из каких?
— Марта Стюарт плюс Джулия Чайлд. Спите два часа в сутки, а на Рождество заворачиваете подарки в бумагу собственного изготовления.
Она усмехнулась.
— Что плохого в бумаге собственного изготовления?
Я взглянул в сторону дома и все возрастающей толпы гостей.
— У вас неплохо получается.
Эбби сорвала с куста темно-красную розу и воткнула мне за лацкан.
— Я много практиковалась. — Она помахала какой-то изящной пожилой леди на противоположной стороне двора. — Я рождена в этом обществе. И оно меня приняло.
Она разгладила воротник моего пиджака и придвинулась ближе.
— Кстати, я Эбби. — Она снова кому-то помахала. — Но здесь почти все зовут меня Эбби Элиот.
Я отхлебнул лимонада, чувствуя, как он согревает мою гортань.
— На этой неделе я провел некоторое время в библиотеке. Вы…
О ней писали все газеты и журналы, которые только можно себе вообразить.
— Не верьте всему, что прочитали.
— А чему верить?
Она улыбнулась, взяла меня за руку и повела обратно через лужайку.
— Спрашивайте.
Я последовал за Эбби, держа в свободной руке бокал с лимонадом.
— Ладно.
Остаток вечера я бродил за ней по пятам, опьяненный ароматом ее духов и мягкостью прикосновений. Даже не знаю, от чего я опьянел сильнее — от лимонада или от этого запаха.
После того как Эбби представила меня еще тридцатке гостей, чьи имена я немедленно забыл, мы прошли в другую часть двора, где стояли навесы и можно было перекусить.
— Хотите чего-нибудь?
Я поднял опустевший бокал.
— Да, а то у меня уже язык заплетается. Надо чем-нибудь заесть лимонад.
Мы взяли одну тарелку на двоих и уселись на скамейку в укромном уголке, откуда можно было наблюдать за вечеринкой. Не обнаружив столовых приборов, я спросил:
— И как мы будем есть?
Эбби взяла цыплячью ножку, вгрызлась в нее и ответила с набитым ртом:
— Руками.
Я последовал ее примеру, и между пальцами у меня потек соус.
— Какой смысл увешивать женщин бриллиантами и накрывать столы белоснежными скатертями, если чарлстонская элита ест руками?
— Добро пожаловать в Чарлстон!
— Кстати… — Я жевал, и губы у меня были в соусе. — С меня комиссионные.
— Что?
— На этой неделе пришла какая-то дама и купила портрет мисс Рейчел. Предложила 1700 долларов.
— И что вы ответили?
— Спросил, не хочет ли она бесплатную подарочную упаковку в придачу.
Эбби засмеялась.
— Значит, вопрос с квартирной платой решен?
Я кивнул.
— Отлично. Приятно знать, что и впредь я буду находить вас на том же месте и мне не придется шнырять вокруг вашего колледжа и разыгрывать дурочку.
— Именно так вы нашли меня в первый раз?
Она помахала кому-то из гостей.
— Можно узнать что угодно, если задавать правильные вопросы.
— В вашем случае, полагаю, дело не в том, что вы правильно спрашивали, а в том, что вы вообще снизошли до расспросов.
Эбби взглянула на меня и заговорила мягче:
— Досс Майклз, вы со мной флиртуете?
— Это плохо?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Во всяком случае, неожиданно.
— Боюсь, прозвучало чересчур заученно. Как будто я готовился заранее.
Она поставила мой бокал на траву вне пределов досягаемости.
— Хватит. Больше лимонада вы не получите.
Язык у меня как будто распух.
— Отличная идея.
Кованая железная калитка в углу двора показалась мне прекрасным путем к отступлению.
— Не хотите прогуляться?
— Хватит с вас культуры?
— Я не слишком люблю вечеринки. Никогда не знаешь, как себя вести.
Эбби взяла меня за руку и вывела на улицу.
— Умеете хранить секреты?