был тогда вдвое моложе, чем сейчас, но всё же — не младенец. Тогда, как раз, два полнолуния дождя и не было. Вся степь высохла. Стада держали у рек, а кормить их уже летом пришлось ветками деревьев, что растут в балках и по берегам. Реки, что брали исток в степи, пересохли. Только большие, что текут из северных лесов, были полноводны
— Помню я этот год, помню. Только дед Цахил говорил, что такое раз в сто лет бывает. А он сам, небось, больше прожил, а такого не помнил. А ещё он говорит, что засуха — это наказание за испорченность людей, за то, что богов мы забыли и жертвы им малые приносим. Вот ты, Асар, давно жертвовал? А? Вот то-то же! А допечёт — пойдёшь к жрецу с барашком. И все пойдут. Вот тогда боги милость и проявят. Не оставят они нас без помощи.
При упоминании о жертвах тот, кого назвали Асаром (на русский язык это имя можно перевести, как «Безголовый»), поморщился:
— Боги оставили нас.
— Это точно, — усмехнулся Орик. — Даже наш покровитель Митра не заглядывает к нам на север, наверное, с той поры, как тебя Безголовым прозвали.
Цалгос хихикнул, показывая, что он в курсе этой истории. Асар же помрачнел и с небольшой долей злости ответил:
— Зато он частенько наведывается в Хастин к нашему дорогому радже Митрену. Не даром же в имени раджи звучит «потомок Митры». Хотя я лично лет двадцать назад видел нашего прежнего повелителя. И скажу вам с уверенностью, что прошлый и нынешний раджа похожи друг на друга, как две капли воды. Но Митре-то, наверное, было приятно, что младшего назвали в его честь. Не даром же он теперь так опекает его дочку.
— Только вот Митра — исключение. Да и кроме семьи раджи его у нас ничего не интересует, — вступил вновь в разговор Цалгос. — Дед Цахил говорит, что боги оставили нас ещё в те давние времена, когда большинство племён ушли за Великую Волчью реку. И даже раньше. Он от своего деда слышал, что боги стали редко навещать наши деревни уже после заселения земель за Рахой.
— Оно и понятно, — поддержал Асар. — Раз они построили себе город на горе Меру, то там и живут. Далеко оттуда до здешних мест.
— Ну, что вы такое говорите? — расстроено начал Орик. — Ваю и Индра очень часто охотятся в наших местах. Сколько раз я видел их золотую колесницу, несущуюся по небу в сопровождении скачущего в клубящихся тучах воинства марутов! О, как сверкает в это время ваджра могучего Индры!
Асар опять криво ухмыльнулся:
— Ты, Орик, в каждой грозе готов Индру с марутами увидеть. Уж не сказителем ли стать собираешься? Жаль только забыл, что ты — не яйцеголовый брахман. Всем ты хорош, Орик, но той штукой, что у тебя пока на плечах торчит, не вышел. А круглоголовые вайшью, подобные тебе и мне, как нас учили, могут только в земле ковыряться, да хвосты коровам крутить…
Орик явно обиделся. Его лицо покраснело, даже кулаки сжались.
— Привет, парни, — прозвучал над костром могучий, но спокойный бас.
Все трое резко вскинули головы и увидели через огонь высокую богатырского сложения чёрную фигуру.
— Вот демон! Ты кто такой?! — выпалил Асар, хватаясь за лежавший под рукой боевой каменный топор, и поднимаясь на ноги.
Орик тоже схватился за свой топор, а Цалгос просто вскочил на ноги, сжимая правой рукой висевший на шее амулет.
— Ну, чё всполошились? Странник я. Дубинки-то положите. Мир вашему очагу, — сказал гигант, скидывая с себя тяжёлую заплечную торбу и бесцеремонно усаживаясь у костра. Одет он был во всё чёрное. Чёрные сапоги без каблуков, такого же цвета кожаные штаны и короткая куртка без рукавов. Только на поясе светилась золотая пряжка в виде сцепившихся в смертельной схватке волка и орла. Широкое бородатое лицо незнакомца с горящими в свете костра пронзительно-чёрными глазами наводило страх. Но прямой угрозы на лице не читалось.
— Ну, что ж вы стоите? — продолжил он, оглядев всех троих насмешливым взглядом. — Или у вас так принято гостей встречать? Присаживайтесь, пожалуйста. Трапезу со мною не разделите?
С этими словами странник извлёк из торбы громадный олений окорок и глиняный кувшин, запечатанный воском. И как это только у него там уместилось? Из-за пояса он достал кремниевый нож и стал деловито отпиливать им куски копчёного мяса.
— На вот, малый, прими в знак мира, — проговорил незнакомец, протягивая изрядный кусок мяса Цалгосу. Тот осторожно взял, хотел было попробовать, но увидев запрещающий знак Асара, просто сел, держа кусок в руке.
Странник между тем одарил мясом остальных. Все вновь расселись возле костра, но троица хозяев по-прежнему настороженно смотрела на гостя.
— Да что ж вы не едите-то? — удивился тот. — А-а-а! Боитесь, что отравлено. Понятно.
С этими словами гость отпилил кусок себе и смачно впился в него зубами, прорычав:
— Добрый олешек попался.
Троица, увидев это, также принялась уплетать мясо.
— Ну, хорошо, еду мы разделили. Здесь и сейчас мы больше не враги, — произнёс, наконец, Асар. — Но ты так и не назвал себя. И не сказал, что тебе от нас нужно.
— Хм… Что в имени тебе моём? Вот тебя, к примеру, Безголовым почему зовут?
— Ну, — засмущался Асар, — были дела по молодости…
— Вот видишь. Для меня это имя ничего не говорит, потому что я твоих грехов молодецких не знаю. Ты меня тоже не знаешь. Так что зови просто Странником. А хочешь — Волосатым. Видишь, какая у меня бородища? Да хоть горшком назови, только на огонь не ставь. А что мне надо? Тепла от костра, да хорошей беседы с приятными людьми. Неужто пожалеете? Ну, а для лучшей беседы я тут припас кувшинчик со свежей медовухой. Хорошо пойло! Из прошлогоднего мёда.
Странник расковырял восковую печать, вытащил пробку и, сделав добрый глоток, передал соседу слева — Орику. Он начал с небольшого глоточка. Попробовал пойло языком, ощутив медово-сладкий вкус. Глаза его радостно округлились. И он жадно припал к кувшину. Не надолго. С сожалением оторвался и отдал Асару. Тот с показным равнодушием сделал несколько глотков и передал кувшин Цалгосу:
— Осторожнее. Я такое уже пробовал. Штука коварнее кумыса. Много не пей.
— И откуда ж ты такой взялся, мил человек? — обратился он к Страннику, утирая рукавом губы.
— Так… э-э-э из тех же ворот, что и весь народ, — развёл руками тот.
— И мы, сидя здесь на холме, не заметили, как ты подошёл?
— Ночь тёмная, а я весь в чёрном, — вновь отшутился