Галка сказала, что женился Матвей только из мести, тебе назло. Ты ему с Иркиным мужем с этим, как его…
— С Козыревым, — подсказала Далила.
Людмила вдохновенно продолжила:
— Да, ты ему с Козыревым изменила, Ирка тебя сдала, вот Матвей на ней и женился[2]. И Ирка не любит Матвея, и он не любит ее. Она своему Козыреву отомстила, Матвей тебе отомстил, и оба опомнились, а у них уже брак, ребеночек. Что, разве я не права?
Далила грустно кивнула:
— Кое в чем, похоже, права.
— Вот и скорей Матвея прощай. Хватит, помучила, и сходитесь. Он хороший мужик, такого не грех и простить. Я вон своего кобеля прощаю, и ничего. Живу ради дочки, да еще за него и борюсь, всяких баб отгоняю. Ох, будь он неладен, — ругнулась Людмила и, жалобно глядя подруге в глаза, с надеждой спросила: — Далька, как думаешь, на этот раз у меня получится вернуть Кару в семью? Бросит он эту свою Марину?
— А стоит ли его возвращать? — смущенно спросила Далила и скаламбурила: — Жизнь с твоим Карой становится слишком похожа на кару божью.
— А что делать, если люблю? И знаешь, иногда даже счастлива.
Далила ласково попросила:
— Люсь, а давай спецкурсик пройдем, а? Честное слово, я с тобой поработаю, и всю любовь к Карачке снимет, словно рукой.
— Зачем это? — отшатнулась Людмила. — Да я лишь благодаря любви этой и могу еще как-то его выносить! Если б не эта любовь, точно прибила бы кобеля!
— Да зачем его прибивать? Разведись.
— Умная ты, «разведись»! Развестись проще всего, а кто нас с Маринкой будет кормить? На мою зарплату не пошикуешь, а я привыкла жить в комфорте, в достатке. Нет, ты мне Карачку сохрани, а я уж как-нибудь с ним помучаюсь. Лет десять осталось.
— Почему — лет десять? — поразилась Далила.
Людмила с надеждой призналась:
— Через десять лет ему стукнет полтинник. Уж к этому возрасту, думаю, угомонится, зараза. А нет, так я импотенцию на него нашлю. В пятьдесят импотенция не такая уж редкость.
Самсонова предупредила:
— Смотри, Люська, импотенты злые-презлые.
— Ничего. Я как-нибудь потерплю. Все лучше, чем от разных нехороших болезней лечиться. Одним СПИДом еще не болела, а так уже от всего лечилась, благодаря ему, кобелю.
— Ты-то потерпишь, да потерпит ли он? — скептически осведомилась Далила.
Людмила насторожилась:
— А что?
— Ранняя импотенция частенько ведет к гомосексуализму, что в наше время даже и модно.
— Да ты что! — всплеснула руками Людмила и, нервно дернув свой нос, поразилась: — Ну, ты погляди! Никакого сладу нет с этими мужиками! А еще говорят: или забор забей, или кобеля убей. Выходит, теперь уж и забор забивать бесполезно. Этот кобель и хозяина трахнет. Да-а, осталось одно: убить кобеля!
— Что ты болтаешь? — испугалась Далила.
Людмила, зло сощурив глаза, задумчиво уставилась в пол:
— Что думаю, то и болтаю. Иной раз так разозлит, что и бога попросишь: «Хоть бы сдох родной муженек!» Здоровье и молодость ему отдала, а теперь он к другой уйдет, а я нищей останусь.
Сердце Далилы сжалось: «Похоже, Люська близка к отчаянию».
Глава 14
Домой Далила вернулась в ужаснейшем настроении. Сбрасывая на ходу туфли, она устремилась в свой кабинет. Не присаживаясь к столу, стоя, торопливо набросала схему, созревшую по дороге, и ахнула. Растерянно, почти вслепую нащупала кресло руками, осела в него и призадумалась: «Как теперь быть?»
Выходило нечто ужасное. Смерть Рубена явилась для Сасуняна большим горем. Мало того, что друг погиб и Сасунян лишился помощника, к тому же появилась нахлебница: Анфиса Пекалова.
Пришлось Карапету Ашотовичу за Пекаловой приударить. И все бы пошло хорошо, но Анфиса (скорее всего случайно) познакомилась с Михаилом и влюбилась в него. Любовь оказалась взаимной.
Михаил Калоев, может, и в самом деле был ленив, но определенной хваткой он, видимо, обладал. Иначе как бы ему удавалось, не напрягаясь, удерживать свою фабрику в процветающем состоянии. Судя по всему, Михаил умел, образно выражаясь, держать руку на пульсе.
И вот такой Михаил полюбил провинциалку Анфису. Основательно полюбил: дом в курортной зоне тому доказательство. Следовательно, Калоев и присматривал за долей Анфисы в деле Карапета Ашотовича. Под неусыпным взглядом Калоева Сасуняну пришлось делиться с Анфисой по-честному.
В конце концов ему это надоело. Сасунян затеял игру. Он умеет быть душкой. К тому же Анфиса его променяла на Михаила, следовательно, испытывала перед Сасуняном чувство вины. Поэтому он легко втерся к Анфисе в доверие, наверняка «разбитое сердце» перед ней изображал, полное благородства. Известные речи: «Буду вечно любить, все простил, не в обиде, счастлив тем, что ты счастлива, живи и люби, я всегда рядом, мне и этого хватит».
Какая женщина не мечтает о верном и благородном паже? Он обожает ее, вздыхает, заботится, не требуя ничего взамен.
Разумеется, Анфиса доверяла Карапету Ашотовичу: благородный, солидный, умный и честный — отличный друг.
О том, что Пекалова считала Сасуняна единственным своим верным другом, свидетельствует завещание.
Далее, пользуясь расположением девушки, Карапет Ашотович начал настраивать Анфису против любовника. Наверняка это было непросто, но в конце концов он каким-то неведомым образом Пекалову убедил, что Михаил хочет ее убить.
Здесь Далила припомнила слова покойной Анфисы. «Есть у меня друг, — сказала девушка, — друг сначала не верил, а потом, когда я те грибочки ему дала, он поверил. На экспертизу грибочки отнес. А затем и мороженое, точнее, ту лужу, что от него осталась. И выяснилось, что и там, и там яд…»
Скорей всего Карапет Ашотович и был тем «сердобольным» другом, сам он и инсценировал отравление. Зачем? Видимо, Сасунян рассчитывал, что Анфиса по-женски будет делиться своими страхами с подругами и знакомыми. Это в последующем (когда понадобится Сасуняну) бросит тень на Михаила Калоева. Все будут знать, что Калоев травит любовницу.
Сразу припомнились другие слова Анфисы. Когда Далила спросила, что говорит отравитель-жених, чем он недоволен, почему травит невесту, Анфиса воскликнула:
— Я не сошла с ума об этом с ним говорить. Он не за тем меня травит, чтобы мне же потом каяться. Я травлюсь и делаю вид, что не вижу, не понимаю.
— Почему вы так глупо себя ведете? — поразилась тогда Самсонова.
И Анфиса ответила:
— Чтобы он одумался и меня пожалел.
Видимо, Сасунян и убедил Анфису молчать. С одной стороны, он ее убеждал помалкивать про отравление, ни в коем случае не упрекать Михаила, но с другой стороны, советовал бросить его. Сасунян отлично знал, что впустую дает советы, он знал, что Анфиса скорее умрет, чем