не был свёрнут. В 1920-х КВЖД управляли советские служащие. Большевистская Москва рассчитывала на советизацию Китая. В 1925 году Сунь Ятсен умер, отношения СССР с Китаем вскоре испортились, в 1931-м Маньчжурию заняла Япония, которой Советскому Союзу пришлось продать КВЖД. В 1945-м Далянь и Порт-Артур снова заняла русская армия. Окончательно проект «Желтороссия» свернули в 1955-м. Дальний стал Далянем (при японцах был Дайреном), Порт-Артур – Люйшунем.
На Дальнем Востоке после Даманского, в 1972 году, прошла топонимическая реформа: нерусские названия рек, сопок, посёлков (не только китайские, но и нанайские, удэгейские) заменили русскими. Шамора стала бухтой Лазурной, Пидан – горой Ливадийской, Тетюхе – Дальнегорском, появились целые гроздья Медвежьих гор. Менее известно, что ровно то же происходило на северо-востоке Китая, где с начала ХХ века бытовали русские «кавэжэдинские» топонимы. Их было сравнительно немного; в русской традиции – сохранять местные названия, из-за чего на карте России столько топонимов финно-угорского и тюркского происхождения. Но всё-таки и русские названия в Китае были: станицы Драгоценка, Караванная, Ключевая, Дубовая, гора Головань, станции и разъезды КВЖД: Маньчжурия, Широкая Падь, Эхо… Была даже амурская деревня Матёра. С 1963 года, когда отношения маоистского Китая и хрущёвского СССР разладились, началась китаизация топонимики, завершившаяся в 1977-м. С маньчжурской Матёрой пришлось проститься – в те же годы, что и с ангарской (повесть Валентина Распутина, действие которой происходит в середине 1960-х, вышла в 1976-м). Мало кто знает, что Ябули – горнолыжный курорт под Харбином, место проведения Зимних Азиатских игр и XXIV Зимней Универсиады – это бывшие русские Яблони.
Дальневосточная республика, на гербе которой вместо серпа и молота изобразили якорь и кайло, существовала чуть больше двух лет – с весны 1920-го по осень 1922-го. Порой говорят, что это была прекрасная демократическая альтернатива Советской России, безжалостно растоптанная большевиками… Миф часто красивее породившей его действительности. Факт же в том, что Дальневосточная республика, этот фантом с кочующей столицей, была придумана красной Москвой и ею же упразднена, как только в существовании ДВР исчезла необходимость. Независимой ДВР была только на бумаге; рискну предположить, что куда сильнее на самостоятельное государство походил колымский трест «Дальстрой».
И всё-таки многое в ДВР было крайне любопытным.
В 1918 году во Владивостоке высадился десант интервентов – Советы пали. В начале 1920 года красные партизаны вошли в города, где стояли японские гарнизоны. Руководители Советской России решили, дабы не воевать на два фронта, создать «красный буфер» – демократическую, де-юре суверенную страну, а восстановление Советов отложить. Ленин писал: «Вести войну с Японией мы не можем и должны всё сделать для того, чтобы попытаться не только отдалить войну с Японией, но, если можно, обойтись без неё»[19].
Дальневосточную республику провозгласили 6 апреля 1920 года в Верхнеудинске (ныне – Улан-Удэ). Там же расположилась её столица, позже перекочевавшая вслед за Народно-революционной (фактически – Красной) армией республики в Читу. В 1921 году у ДВР появились Конституция и правительство во главе с большевиком Александром Краснощёковым. В республику включили Забайкалье, Приамурье, Приморье, Камчатку и Северный Сахалин, но фактически дальше Забайкалья власть ДВР поначалу не распространялась.
Республика, которую немедленно признала РСФСР, отнюдь не была победой дальневосточного сепаратизма. Если появление в те же годы мини-республик на Кубани или Донбассе было связано с «местническими тенденциями», то ДВР была учреждена сверху, исторических корней не имела. Вот как описывал республику в повести «По ту сторону» писатель Виктор Кин (настоящая фамилия – Суровикин, большевик-подпольщик, в 1921 году попавший на Дальний Восток): «О, это была весёлая республика – ДВР! Она была молода и не накопила ещё того запаса хронологии, имён, памятников и мертвецов, которые создают государству каменное величие древности. Старожилы ещё помнили её полководцев и министров пускающими в лужах бумажные корабли, помнили, как здание парламента, в котором теперь издавались законы, было когда-то гостиницей, и в нём бегали лакеи с салфеткой через руку. Республика была сделана только вчера, и сине-красный цвет её флагов сверкал, как краска на новенькой игрушке».
ДВР имела все внешние признаки самостоятельного государства: правительство, символику, почтовые марки, законы… Власти печатали свои деньги («буферки»), но в ходу была и разномастная валюта, и царское золото.
Историк Юрий Качановский указывает: в ДВР не было ни военного коммунизма, ни нэпа. «С самого начала допускалась свобода торговли и частного предпринимательства. Не были национализированы банки. Не вводился рабочий контроль, не требовались обязательные коллективные договоры предпринимателей с профсоюзами. Не конфисковывались жилища богачей, рабочие не переселялись в лучшие квартиры. Сохранялись частные школы, не было школьного налога на буржуазию. Не вводилось уравнительно-трудовое землепользование, частным лицам сдавались в аренду большие участки пашни и лугов. Не создавались комбеды, не вытеснялось кулачество». Действовало всеобщее избирательное право, сохранялась многопартийность. Вместе с тем политику республики направляло Дальбюро ЦК РКП(б), важнейшие вопросы решались в Москве.
В 1921 году главкомом Народно-революционной армии ДВР стал Василий Блюхер, которого позже сменил Иероним Уборевич. Покончив с «читинской пробкой» атамана Семёнова, армия шла на восток и на юг – на белое Приморье. Противник отступал с боями («Штурмовые ночи Спасска, волочаевские дни…»). 25 октября 1922 года армия заняла Владивосток, последний островок некрасной России, откуда японцы согласились вывести войска.
На этом история ДВР закончилась. Трудящиеся республики потребовали воссоединения с Советской Россией, и уже в ноябре 1922 года Дальневосточная республика влилась в РСФСР. На пленуме Моссовета Ленин произнёс знаменитые слова о том, что Владивосток – далеко, но «это город-то нашенский». То есть никакой больше самостоятельности, даже на бумаге. Дальневосточную республику поглотила единая Россия.
Удивительно, как Приморье умудрилось в те годы не отвалиться от России. Словно жидкий терминатор, страна разделилась, чтобы потом собраться вновь.
Миф о ДВР стал актуальным в перестройку и сразу после неё. В 1992 году некая Дальневосточная республиканская партия даже потребовала референдума о восстановлении ДВР, угрожая сформировать временное правительство и выступить в ООН и Гааге (тогда это не выглядело совсем уж бредом – вот и свердловский губернатор Россель успел-таки в 1993-м создать Уральскую республику). Якутия установила на границе с Амурской областью таможенные посты и взимала плату за въезд на «суверенную территорию». Хабаровский губернатор Ишаев вспоминал: в 1992 году на заседании Ассоциации экономического взаимодействия регионов Дальнего Востока вице-премьер РФ Махарадзе сказал, что правительство и президент «весьма обеспокоены участившимися высказываниями официальных лиц о создании Дальневосточной республики…»
К началу нового века всё стихло; сегодня едва ли можно говорить о дальневосточном сепаратизме всерьёз.
Ещё одна фантомная страна Дальнего Востока, неудавшийся эксперимент – Зелёный Клин, вторая Украина. В смутных 1917–1919 годах