Читать интересную книгу Шарманщик - Виталий Вавикин

Вспомни, что говорил тебе проповедник:

– Каждый должен подчиняться высшим властям, ибо нет власти не от Бога, та же, что существует, установлена Богом. Те же, что поступают так, навлекут на себя наказание. Ведь правители не вызывают страха у того, кто творит добро, а скорее, у того, кто творит зло. Если хочешь не бояться властей, то продолжай творить добро и услышишь от них похвалу.

Вспомни и скажи об этом Харрису.

– Верно! – смеется он. – Ночь почти миновала. День близок. Так отречемся от всего того, что принадлежит тьме, и вооружимся всем тем, что принадлежит свету. Не станем предаваться пьянству и излишествам. Не будем грешить и развратничать, не будем ссориться и ревновать друг друга. Вместо того давайте облечемся в Господа нашего и перестанем потакать нашей греховной натуре! Мне тоже все это нравится, черт возьми! Возлюби ближнего, как самого себя. Любовь вынуждает не причинять зла ближнему. Вот почему любовь – исполнение закона. Но оглянись! Разве ты где-то здесь видишь любовь?! Знаешь, как сказал один пророк: «Разумом своим я раб закона божьего, греховной же натурой своей я раб закона греха. Таким образом, я нахожу в себе, человеке, такой закон: зло – единственное, что доступно мне. Но я вижу, что закон, которому подчиняется мое тело, враждует с тем законом, который принимает мой разум. Тот закон, которому подчиняется мое тело, – закон греха, и этот закон превращает меня в своего узника». И Фрай знает об этом. Знает так же, как знаем ты и я. Ведь как говорит все тот же пророк, «у тех, кто живет, следуя греховной натуре, все мысли устремлены на то, чего желает эта греховная натура». И Фрай дает нам именно это, отсеивая ненужное и оставляя угодное ему. И чем дальше заходим мы по этому пути, тем сложнее вернуться назад. Знаешь, Ян, за семь лет войны я понял одно: нет ничего хуже войны и бессилия. Но если ради того, чтобы доказать свою правоту, я вынужден буду взяться за оружие, клянусь Богом, я сделаю это.

– Так ты тоже воевал?

– Сорок третий Эфесский взвод.

– Черт возьми! Слышал, вас сильно потрепало в первые годы.

– Мозги в кашу, как говорят психологи, – смеется Харрис.

– Да чего уж тут смешного, – говоришь ты.

– Да я не поэтому, – говорит он. – Первые нанобомбы упали на нас, а последние на тебя. И мы сейчас здесь вдвоем. Вот что меня забавляет…

* * *

Марта открывает дверь и спрашивает: «Что ты здесь делаешь?» Ты молчишь, потому что не знаешь, с чего начать, не знаешь, как рассказать о смертельном вирусе, который обнаружили у тебя, когда ты был в «Ексодусе».

– Ну проходи, раз пришел! – говорит Марта.

Она уходит на кухню и продолжает что-то готовить. Ты стоишь в гостиной и пытаешься подобрать слова.

– Может, все-таки выйдешь ко мне? – кричишь ты Марте.

– Одну минуту! – кричит она.

Закуриваешь сигарету и садишься в кресло. «Чтобы они ни сказали тебе – это неправда, – звучит в голове голос Харриса. – Они всегда лгут, когда хотят убрать ненужных им людей. Убрать или подчинить. Подчинить и сломать».

– Или просто пришло время сдохнуть, – говорит тебе Майк. – И никакого тебе обмана. И все по-настоящему.

– Ян! – говорит Марта, дергая тебя за рукав.

Ты открываешь глаза и смотришь на грязный передник с желтыми нарисованными подсолнухами.

– Ну давай, – торопит тебя Майк. – Делай то, зачем пришел, и уходи.

– Ты помнишь, как мы с тобой… – начинаешь ты, но Марта прерывает тебя.

– Ты за этим сюда пришел, да? – ее голос становится неестественно глубоким. – Тебе только это от меня и нужно?

– Не совсем.

– Что тогда? – она отворачивается, подходит к окну и смотрит на улицу. – Думаешь, то, что было между нами, что-то значит?

– Для меня нет, – признаешься ты.

– А для меня да! Каждую ночь, когда мой муж прикасается ко мне, я вспоминаю тебя, и мне становится стыдно. Каждый раз, когда я укладываю детей спать, я вспоминаю те несколько минут, и понимаю, что я никудышная мать.

– Так говорит, словно это ты во всем виноват, – возмущается Майк. – Если ей нужно кого-то винить, то пусть винит себя и всех тех, кто был до тебя.

– Я никогда не изменяла мужу, – говорит Марта. – Никогда! И если бы не ты… – она смолкает и смотрит куда-то за твою спину.

Входная дверь открыта. Муж Марты стоит на пороге и тупо молчит. Ты снова смотришь на Марту. Ненависть в ее глазах сменяется испугом. Она сжимается, словно затравленный зверек, загнанный в угол. В повисшей тишине ее вздох кажется неестественно громким. Ее тело вздрагивает, и по щекам начинают катиться крупные слезы. Рыдания настолько беззвучны, что кажется, будто ты смотришь немое кино под аккомпанемент больших настенных часов.

– Пожалуй, пора уходить, – говорит тебе Майк, и ты не споришь с ним.

Еще один дом остается позади. Еще одна испорченная тобою жизнь… Аэрокэб взлетает в небо…

– Может, стоит вернуться и рассказать Марте о том, что ты инфицирован? – спрашивает Майк.

– У нее и без того сейчас проблем по горло, – говоришь ты. – Пусть будет все как есть…

Ты закрываешь глаза, и сон забирает тебя в свое царство. Морозный воздух окутывает тело. Пара ворон сидит на кладбищенских воротах. «Плохо, наверно, умирать под новый год», – думаешь ты. Теперь закури сигарету и иди вперед. Легкий ветерок дует откуда-то с севера. Безлюдно.

– Извините, – останавливаешь ты проходящего мимо старика. – Не подскажете, где здесь можно найти тех, кого похоронили недавно.

– Друга ищешь? – спрашивает старик и с укором качает головой. – Близких людей нужно провожать, а не искать.

– Да я подругу ищу, – говоришь ты.

– Тем более, – вздыхает старик, и ты тоже вздыхаешь.

– Так где могилы, дед?

Его изъеденная временем рука указывает тебе направление.

– Спасибо, – говоришь и идешь прочь.

Кресты, ограды, могилы… Сколько же их тут! Где-то вдалеке, сквозь завесу из мелких снежинок, ты видишь небольшую группу людей. Свежая могила, грустные лица, слезы в глазах, черные повязки, дорогие венки… Поднимаешь воротник и идешь дальше, бездумно разглядывая надписи на памятниках, крестах и просто табличках, на которых иногда нет даже имени, только номер – деревянный колышек, воткнутый в небольшой холмик, вокруг которого никогда нет следов.

– Ты на правильном пути, мой друг, – говорит тебе Майк. – Но еще не время. Еще совсем чуть-чуть.

И черные вороны, срываясь с могильных крестов, кружатся над тобой и что-то кричат, оттуда, сверху… И проповедник, опрокидывая очередную стопку водки, читает что-то из Нового Завета. Ты не понимаешь, но все-таки слушаешь:

– Покончите с любовью ко всему мирскому и к самому миру. Если кто любит мирское, то нет в его сердце любви к Отцу. Ибо все, что есть в мире этом, все, чего жаждет наша греховная натура, все, чего жаждет наш взор, и все, чем люди так гордятся в этой жизни, – все это не от Отца, но от мира суетного. Мир же уходит в небытие вместе со всеми страстями, что порождает он. Тот же, кто исполняет волю Божью, живет вечно.

Глава третья

Он живет во тьме и не знает, куда идет, ибо тьма ослепила его.

Первое соборное послание апостола Иоанна* * *

– Ты был у отца? – спрашивает тебя Харрис.

– Я не верю, что он заодно с АНБ, – говоришь ты.

Харрис закуривает и снова заставляет тебя вспоминать, как ты доказывал отцу и сестре реальность Шмидта, Дианы и Миранды Чжунг.

– Все дело в копире, – говорит Харрис. – Я почти уверен, что все вращается вокруг этой белобрысой девки. И не говори мне, что ты не веришь в причастность твоего отца к АНБ. Здесь замешаны все!

И снова история Дианы. Посредник повесился, документы врут… Харрис смотрит на тебя и идет ва-банк.

– Она не копир, Ян. Понимаешь?

Ты молчишь… Кто-то стучит в дверь. Совсем не вовремя стучит. И, как сказал Раш, сердце начинает биться сильнее, но рука всегда остается твердой.

– Я открою, – говорит Харрис. На пороге стоит Кэт.

– Что, черт возьми, ты вытворяешь? – спрашивает она тебя.

Харрис отходит в сторону, впуская ее в номер. Дверь закрывается. Кэт обвиняет тебя во всех бедах Марты.

– Не знал, что вы с ней подруги, – говоришь ты. Харрис спешно собирает вещи.

– Я ухожу, – говорит он тебе. – Ты со мной или нет? – Ты молчишь. – Если ты все еще не сделал выбор, то сейчас самое время!

– Какой еще выбор?! – кричит Кэт.

Ты смотришь то на нее, то на Харриса. Смотришь и молчишь.

– Как знаешь, – говорит Харрис.

Дверь за ним закрывается. Ты остаешься с сестрой наедине. Закуриваешь, подходишь к окну и смотришь на улицу, но Харриса нет. Он не выходит из дома. А может, уже вышел?

– Кто он такой? – спрашивает Кэт.

– Никто, – говоришь ты и все еще ждешь, что увидишь Харриса на улице…

* * *

– Извини, что пришлось врать, – говорит тебе отец.

Агент Хэнзард сидит в кресле, давая ему шанс объясниться. Кэт стоит у окна спиной к тебе и курит. В комнате царит такое напряжение, что кажется, еще немного, и ты услышишь, как в тишине потрескивают электрические разряды.