Читать интересную книгу Зимний сон - Кензо Китаката

В былые времена я был счастлив, запечатлевая на холсте узнаваемый облик. Мало-помалу радость созидания притупилась. Я перестал писать что-то дельное.

Я плакал. От собственных слез становилось смешно: они катятся по щекам, а я смеюсь. Поднес ко рту бутылку и быстро ее опрокинул в горло. Встал, спустился в прохладный погреб, достал следующую.

Я все пил и пил, по-турецки усевшись перед картиной. Почему-то рядом с полотном я не ощущал ни холода, ни хода времени.

Свет был нестерпимый.

Наверно, наступило утро. Кто-то звал меня по имени. Казалось, заговорило полотно. Передо мной было лицо Акико, словно сошедшее с полотна.

– Как же хорошо, что я пришла. Я тебе звонила, снова и снова, но ты не брал трубку. Уж думала, что ты уехал навсегда и больше не вернешься.

До затуманенного сознания дошло, что девушка плачет. Она снова была на полотне. Отчасти я понимал, что Акико пришла меня навестить и плакала. Отчасти мне казалось, что она сошла с полотна.

– Ты пил, да? Сидел и напивался в одиночку.

– Я не в одиночку.

Я хотел сказать ей, что все это время рядом была она, но не смог выговорить этих слов.

Что-то опустилось на мои плечи. Наверное, одеяло, хотя надобности я в нем не испытывал. Под голову мне положили подушку.

Стало темно. Как будто бы погас свет. Значит, стояла ночь.

Хотелось выпить и рухнуть в хмельную бездонную пропасть. Я пошарил вокруг – где-то должна быть бутылка. Чья-то ладонь поймала мою руку. Я знал, что это Акико.

Неожиданная сила была в том пожатии. Я перестал шарить вокруг.

– Почему ты не на холсте? – попытался я выговорить, но провалился в сонное забытье.

Меня разбудил просочившийся с улицы лучик света.

Все тело неимоверно зудело. Я хотел почесаться, но руки не слушались. В неповоротливом разуме вязли мысли: будто голову наполнили густой мутной жижей.

Хотелось опохмелиться. Опьянение спало, только по телу раскинулась немочь. Спиртного, как назло, не было.

Попытался встать, в голове всколыхнулась жижа, меня замутило, и я снова опустился.

Я лежал на постели без движения и видел потолок – и лицо Акико. Я зажмурился, снова открыл глаза и понял, что эта Акико была реальная, а не сошедшая с полотна.

Попытка сесть отозвалась дурнотой. Я застонал.

– Не шевелись.

– Который час?

– Дело к полудню. Ты бы немного перекусил.

– Думаешь, мне сейчас до еды?

– Самую малость. Я что-нибудь приготовлю.

– Кофе достаточно.

– Нет, тебе надо что-нибудь полегче.

Рука Акико вновь сдержала мою руку. Я закрыл глаза. Никакого намека на голод. Я попытался разбудить интерес к пище.

Акико отпустила мою руку. Я весь зудел, но чесаться не хотелось – от этого только еще больше зудом изойдешь, нестерпимым зудом.

Я пытался понять, пьян ли я. Сложно было сказать. Зуд можно было счесть признаком обезвоживания или последними отзвуками оставшегося в организме алкоголя.

Я знал, что сейчас надо поспать или хотя бы закрыть глаза. Меня не столько страшила похмельная мука, сколько смутная боязнь воспоминаний.

Закрыл глаза. Попытался представить зимний пейзаж: снег, голые ветви, чистый прозрачный воздух. Вдруг перед мысленным взором снова возникла Ахико с полотна. Да, эту картину я закончил. Я застонал. Бодрствовать было невыносимо.

Я сел, встревожив в голове мутные воды. Попытался встать на ноги, меня бросило в пот. Умудрился сохранить равновесие. Будто не на своих ногах, я вышел из мастерской и кое-как, шаг за шагом, спустился по лестнице.

Опустившись на пол в гостиной, я окликнул Акико, которая хозяйничала на кухне:

– Пойду в душ.

Каким-то образом добрался до ванной. С помощью гостьи разделся и встал под душ – настолько горячий, насколько можно было терпеть. В душе меня вырвало чем-то коричневым. Жижа смешалась с водой, растворилась и утекла прочь. Акико приготовила для меня жидкую овсянку. Меня хоть и вырвало, но мутить не перестало. Преодолевая тошноту, я зачерпнул ложкой немного кашицы и прожевал, зачерпнул – прожевал. Палочками девушка подцепила кусочек маринованной сливы и положила его мне в ложку.

Я съел небольшую пиалу овсяной каши, что забрало у меня остатки сил. Еле доковылял до дивана и рухнул на него. В камине плясали языки пламени. Впрочем, тепла огонь давал недостаточно, и Акико включила обогреватель.

– Если бы ты заснул, так бы и окоченел. Я так испугалась – ты был холодный как лед.

– Всего лишь напился, – сказал я, потягивая принесенный Акико чай.

Теперь вопрос, пьян ли я, не был для меня актуален: я переживал лишь отголоски своего недавнего «кутежа».

– Я алкоголик.

– Не говори так. Я тебя в таком состоянии вижу впервые. А пара пива не считается. У тебя даже хватает сил на пробежки.

– Но временами я превращаюсь в алкоголика.

– Ты напиваешься лишь изредка, это не считается.

– Ты плакала.

– Да, на тебя было больно смотреть.

Акико сунула в зубы сигарету.

– Меня будто украли. Словами трудно выразить… Знаешь, меня будто затянуло в эту картину.

– Кто тебя затянул?

– Сам себя и затянул. Так обидно, до слез.

Я понял. По крайней мере мне так казалось, потому что, едва я пытался напрячь мозг, со дна его будто поднималась тина, и оттого становилось еще муторнее.

– Пока ты спал, жена смотрителя заходила – белье забрать. Я сказала, что пришла взглянуть на картины и жду, когда ты проснешься. Полнейший бред. Она взяла да и расхохоталась.

– Не бери в голову.

– Как же не брать-то?

– Не думай, она болтать не станет – не того сорта человек. Знаешь, доносчиков в тюрьме было – пропасть, у меня нюх на таких. Эта языком трепать не станет.

– Точно?

Ахико устроилась перед очагом. Мне курить не хотелось, и я рассеянно наблюдал за дымом от ее сигареты. Огонь притягивал. Девушка потянулась за пепельницей.

– Ну вот, я почти ожил: под душем пропарился, червячка заморил.

– Это радует. У меня просьба: я уйду, только ты снова пить не начинай. Наверно, тебе просто некуда себя приложить – картину-то закончил…

– Пить не буду.

– Что так?

– Все, выпил – протрезвел. Надобность отпала.

– Что-то я тебе не верю. Во всем остальном – да, но не по части выпивки.

– Я бы, наверно, до сих пор пьяным валялся, если б не ты.

Попытка засмеяться отозвалась нахлынувшей тошнотой. Снова стало муторно.

2

Я бы не назвал это страданием.

Пот меня сильно прошиб, дышать было труднее – и все, собственно. Передыхов я не делал, общее чувство было таким, словно меня лечили от водянки головного мозга.

Приятно похрустывал снежок под ногами – будто бы что-то ломалось, крошилось. Погода в последние дни выдалась ясная, солнечная, снег начал подтаивать, обрастая настом.

Я вернулся в хижину, мокрый от пота.

Пока я разминался да потягивался, увидел двух знакомцев-детективов, которые наведывались накануне.

– День добрый, господин Накаги. Тут у вас еще таять не начало, а ниже – так слякоть. Если дело так пойдет, и у вас дорога раскиснет.

Я делал наклоны – все никак не мог отдышаться.

– Вы душ пока примите. Нам бы с вами побеседовать, если, конечно, не возражаете.

Тот, что помоложе, молчал, спрятавшись за плечом товарища. Видно, адвокат Нацуэ оказал серьезное давление.

– Следствие идет своим чередом. С вашей помощью, конечно, мы бы быстрее раскрыли это преступление. Однако не будем вас утруждать больше, чем того требует необходимость.

Сделав несколько глубоких вдохов, я вернулся в хижину и принял душ. Полное исцеление от гидроцефалии. Даже аппетит проснулся.

Накинув халат, я прошел в гостиную, подбросил в камин пару поленец. Пламя от догорающих углей потянулось к свежей пище и разгорелось. Я коснулся желтой ленточки, повязанной на левом запястье, и мне подумалось, что вполне можно обойтись и без пива. Ленточка эта – нечто наподобие оберега, которым Акико пыталась оградить меня от пьянства.

Накануне вечером она уехала к себе на виллу. Перед отъездом приготовила легкий ужин, повязала мне на запястье ленточку и была такова. Наверно, ей не верилось, что я брошу пить. Хотела меня вроде как испытать. Вернее, снять мерку – проверить, насколько я безнадежный алкоголик. Каким образом я предпочту себя уничтожить? В какую сторону я рванусь, когда меня будет терзать очередная напасть?

Теперь я был совершенно трезв.

Я распахнул окно. Ворвался поток свежего прохладного воздуха.

– А ленточка зачем? – спросил старший детектив, зайдя на террасу. Говорил он вежливо, и тем не менее в голосе его чувствовался вызов.

– Это напоминание о том, что я собственными руками убил человека.

– Я вас не понимаю.

Детектив решил больше не распространяться о моем прошлом.

– Вас посетил некий Койти Осита? Вероятно, его привез с собой Йочи Номура.

Детектив как ни в чем не бывало показал мне фотографию Оситы. Он не стал спрашивать, знаком ли я с ним.