Но теперь все изменится. Новое тело Мартина будет прочнее, сильнее, быстрее тела обычного человека. Его тело будет сильнее огня и пуль, оно сможет выдержать нечеловеческие нагрузки. Он всегда, всегда будет в безопасности.
За несколько недель профессор Стоун осунулся и, казалось, постарел еще лет на десять. Он почти не спал, забывал поесть, все чертил что-то в своем толстом блокноте, писал формулы, понятные ему одному. Из клиники шел прямо в лабораторию и ночь проводил за компьютером, создавая прототип будущего совершенного организма, а утром снова возвращался в клинику, чтобы увидеть Мартина. Иногда он засыпал в кресле рядом с кроватью внука, но всегда просыпался с криком: кошмар о том, что пока он спал, слабый организм Мартина не выдержал нагрузок и мальчик умер, преследовал его еще много лет, хотя и стал со временем менее ярким, менее реалистичным.
– Поймите, профессор, вы бессмысленно мучаете себя и его. Я отношусь к вам с огромным уважением, но прошу вас как коллегу, как профессионала, возьмите себя в руки, оцените здраво, на что вы обрекаете внука, на что вы обрекаете себя. Даже если чудо произойдет и мальчик выйдет из комы, он не сможет даже пошевелить рукой, да что там рукой – он вряд ли будет разговаривать, вряд ли будет узнавать вас, даже просто понимать речь, – настойчиво, глуховатым голосом говорил ему скороговоркой лечащий врач Мартина, глядя в пол.
– Да, да… Ну, конечно, – рассеянно отвечал профессор, не отрываясь от расчетов.
– Профессор!
Старый профессор отрывался от блокнота и смотрел на собеседника несколько удивленно. Его глаза будто бы были подернуты пленкой, застилающей от него весь внешний мир.
– Есть мнение, что мальчика нужно отключить от аппарата, – еще более глухо, не глядя в глаза профессору, проговорил доктор. – Мне очень жаль.
– Мне тоже, – спокойно отвечал профессор. – Но у меня другая точка зрения на этот счет.
– Но… – доктор хотел что-то возразить, но натолкнулся на похолодевший взгляд Стоуна и умолк, оборвав себя на полуслове.
– Не волнуйтесь доктор, скоро я заберу мальчика в клинику моего сына. И с ваших плеч упадет этот груз ответственности. – Профессор смягчился. – Я понимаю, вам кажется невозможным его восстановление, но я верю, что если у нас есть хотя бы один шанс, его нельзя упустить. Я должен сделать все возможное, понимаете?
………..
За эти дни он повидал столько же недоуменно вытянувшихся, сколько скорбных и сочувствующих лиц. Он улыбнулся, вспомнив, как вошел в клинику сына. После трагедии все сотрудники уволились, и огромное пространство, опустев, казалось устрашающе заброшенным. На полу валялись оброненные и забытые кем-то бумаги. Гулко отдавались шаги, их звук объединялся с потрескиванием мигающей лампочки на потолке. Он прошел по этажам, заглядывая в палаты, которые давно не убирали, открыл дверь лаборатории и долго искал выключатель, а когда наконец неестественно ярко осветилось нераспакованное и неподключенное оборудование, покрывшееся пылью, присел на вертящийся стул и закрыл руками глаза. Усталость навалилась, и ему показалось, что он не в силах даже двинуть пальцем, не то что привести в рабочее состояние лабораторию, в кратчайшие сроки провести ряд сложнейших операций, испытаний, новых операций…
Он очнулся от легкого прикосновения. Кто-то робко тряс его за плечо.
– Профессор! Профессор Стоун! Профессор! – Медсестра Мэри смотрела встревожено. Никогда она не видела профессора Стоуна таким.
– Мэри? Что вы здесь делаете? Я думал, клиника совершенно пуста.
– Я и Рон, ваш водитель, помните? Мы с Роном продолжаем дежурить здесь, ведь все сбежали, едва только узнав о… о… вы понимаете меня… Но как можно оставить все это? Здесь аппаратура, результаты исследований… И я думала, что вы можете прийти сюда… Понимаете, я звонила вам, я хотела предложить свою помощь, любую, любую помощь, но вас так трудно найти, вы, кажется, совсем перестали бывать дома, проверять автоответчик… Профессор, я не знаю, что сказать. Как вы? – Она совсем сбилась и испуганно подняла глаза на профессора.
Тот улыбался. Впервые за долгое время он почувствовал себя не одиноким.
– Мэри, дорогая Мэри, я лучше, чем может показаться. Моя жизнь продолжается. Продолжается и жизнь Мартина, хотя пока не в полную силу. Но мы с вами это изменим, верно? Вы ведь поможете мне, дорогая моя Мэри? И Рон? Его помощь мне понадобится!
– Конечно, всегда готов помочь, профессор. – В комнату как раз вошел водитель Ронни. Он встал, широко расставив ноги, и почему-то начал закатывать рукав старенькой рубашки, будто желая показать, что уже сейчас готов взяться за любое дело.
Профессор рассмеялся. Впервые за эти недели он смеялся и чувствовал, что что-то внутри него освобождается, как будто все это время грудь сжимал невидимый обруч, а сейчас он разжался, и профессор смог сделать вдох полной грудью. Глядя на профессора, рассмеялась и Мэри, а Рон удивленно смотрел на это абсолютно беспричинное веселье и неловко одергивал рубашку, поправлял штаны, переводил вопросительный взгляд с профессора на Мэри и обратно. Наконец он усмехнулся, махнул рукой и тоже залился хохотом.
– Ну что ж, друзья, – выдохнул профессор, отсмеявшись, – нам предстоит большая работа, и я очень рад, что вы здесь, со мной. Я не знаю, что делал бы, окажись я здесь в одиночку. Поскольку весь обслуживающий персонал, а также врачи и санитары покинули стены этой клиники, я считаю себя вправе повысить вас в должностях. Вы не против, коллеги?
Рон и Мэри со смехом отрицательно покачали головами.
– Что ж делать, если карьера идет вверх, – Рон оттянул подтяжки и громко щелкнул ими о живот. – Это кто же я теперь? Старший водитель?
Мэри и профессор Стоун снова рассмеялись.
– Это абсолютно неважно. Главное, что я прослежу, чтобы ваша работа была оплачена, и оплачена хорошо. Я ведь понимаю, что вам нужно кормить семьи, которые давно уже ждут вас в ваших уютных домах. А ведь уже почти ночь? Давайте, друзья, по домам. Завтра к вечеру я попрошу вас подготовить лабораторию и операционную. А еще нам понадобится просторная палата. Завтра вечером мы переводим сюда самого важного из пациентов, и нужно быть готовыми.
Весь следующий день профессор вместе с Роном завозили новое оборудование, подключали аппараты и устанавливали компьютерные программы. Мэри мыла полы и проводила дезинфекцию палаты, операционной, готовила все к появлению Мартина. Позже она робко постучала в кабинет профессора. Тот сидел, совсем как прежде, за своим старым тяжелым столом, перебирая научные журналы, вырезки и раскладывая нужные на столе, отмечая что-то в статьях и в своем вечном блокноте.