– А тебе совсем не больно, Стоун. Можем считать, что ты победил, – говорит он тихо, не обращаясь ни к кому в машине. Из кармана он достает пульт и нажимает на кнопку. – Только ты покойник, лекарь, как я и обещал.
Стекла в машине вздрагивают, и где-то позади вздымается огромный огненный всполох. На секунду даже наемники теряют слух. Один из них оборачивается к Робертсону:
– Не слишком ли все это для одного захудалого дома?
– Нам не нужны свидетели. Как и лишние вопросы, – тихо говорит лейтенант, и парень тут же опускает глаза и отворачивается, пробормотав извинения.
Другой наемник ободряюще хлопает парня по плечу:
– Они просто оказались не в том месте и не в то время. Не повезло.
– Значит, это их судьба, – тихо добавляет лейтенант.
Дом, в котором только что методично убивали людей, охнул от взрыва. Стены разлетелись на части, взрывная волна откинула в стороны целые блоки кирпичной кладки, балки, трубы, куски мебели. Тело Мартина отлетело вместе с куском стены, оно безжизненно раскинулось на горящей траве, вывернув шею, в неестественной позе. Так, будто брошенная на пол кукла, лежит мертвый человек, чье тело уже превратилось в просто сломанный предмет. Кирпичи, разломанные силой удара, засыпали его, сильнее изувечив. Тонкий прут, бывший частью каркаса для стены, пробил насквозь плечо Мартина, пригвоздив его к земле.
………
Дождь все еще продолжался, и обломки здания шипели, дымились, но продолжали гореть, несмотря на сильные потоки воды. Через минуту появилась пожарная машина, полиция, к месту взрыва начали стекаться зеваки. Профессор Стоун шел с потоком людей, подняв воротник над головой, тревожно всматриваясь в клубы дыма. Осознав, что что-то произошло неподалеку от особняка его сына, он ускорил шаг. Приближаясь к дому, он шел все быстрее, почти бежал, минуя одинаковые коттеджи и аккуратно выстриженные садовые изгороди. Его сердце колотилось как сумасшедшее, и в голове пульсировала только одна мысль: «Живы. Живы. Были бы живы».
Увидев обломки и черноту на том месте, где должен был возвышаться аккуратный особняк, где его семья должна была праздновать рождение его внука, где он был так счастлив и где были счастливы его дети, он остановился. Профессор стоял, опустив руки, не зная, что делать, что кричать, куда бежать. Он сел прямо на землю, запустив руки в свои седые волосы, затем встал и попытался пройти вглубь, раскидывая обломки.
– Крис! Мартин! Элен! Крис! Мартин! Элен! Кто-нибудь! Кто-нибудь живой!
Он кричал, а слезы катились по его щекам. В какой-то момент ноги перестали держать его, и он упал среди почерневших от огня развалин. Не в силах подняться, он закрыл глаза. Видимо, на какое-то время он потерял сознание. Профессор открыл глаза от того, что полицейский тряс его за плечо:
– Сэр! Сэр, вы в порядке? Вы не ранены?
– Мой сын. Моя семья. Здесь… – профессор мог выговорить только несколько слов, но полицейский все понял.
– Пройдемте, я помогу вам. Сейчас спасатели ищут живых людей, которых могло придавить обломками. Мы делаем все, что в наших силах. Сэр, идемте, вам нужно выпить горячего кофе, вам станет лучше. Как только что-то прояснится, мы дадим об этом знать.
Профессор добрел до пункта помощи, разбитого тут же на улице. В его руку кто-то сунул теплый бумажный стакан. Профессор и не подумал отпить из него. Кто-то накинул плед ему на плечи, но он даже не заметил этого. Подняв блуждающие глаза на уже не горящий, но дымящийся дом, на то, что когда-то было домом, он скривился, будто от боли, и застонал. Не помня себя, он снова быстро пошел к развалинам. Шатаясь, Стоун переходил от одной груды обломков к другой. Он выкрикивал имена родных и пытался отодвинуть бетонные глыбы. Выбившись из сил, он сел прямо на черную землю. Его трясло, как в припадке.
Спасатели вынесли уже больше десяти обугленных тел. Профессор видел пластиковые мешки, видел черные фигуры, потерявшие человеческий облик, униженные этой жестокой насильственной смертью. Он не смотрел на трупы, боясь узнать в них родных, боясь представить, что его дети могут быть так же сожжены заживо. Не желая верить этому, он с новыми силами, с яростью начинал раскапывать груды кирпичной крошки.
Дальше всего от дома отбросило кухонную пристройку. Обломки шкафов, погнутая дверь холодильника, развороченная плита оказались в одной куче, засыпанные битым кирпичом и кусками черепицы. Уже было потеряв надежду, один из спасателей берется за кусок, оставшийся от огромного кухонного шкафа, отодвигает его, и поисковая собака начинает нервно лаять, царапать лапами кирпичную крошку.
– Ты что-то нашел? – Спасатель начинает раскидывать куски кирпичей и внезапно натыкается на детскую курточку, потемневшую от копоти и пыли. Он кричит о помощи и продолжает осторожно разбирать завал. Под грудой обломков лежит мальчик. Его тело изломано, кости раздроблены, на его изувеченное лицо страшно смотреть. Плечо навылет пробито железным прутом, кровь залила его курточку, он без сознания, зрачки не реагируют на свет. Но на шее слегка теплится пульс. Слабо, очень слабо его сердце толкает кровь по жилам, будто по привычке, нехотя.
– Срочно! Носилки! Он еще жив! – раздается где-то очень далеко от Мартина. Все, что он ощущает, – темнота. И слова доносятся до него словно через толщу черной воды. Будто он на дне пытается расслышать, что говорят там, высоко. Он слишком глубоко и не может разобрать слов, а еще ему нечеловечески захотелось спать. Закрыв глаза, он будто бы опускается еще глубже под воду. Крики становятся тише. Вокруг только теплая, глубокая тишина. И Мартина нет. Он – это мысль, прозвучавшая в тишине. Он – это попытка раскрыть глаза. Он – это поражение и уход в темноту. И больше ничего.
На крик спасателя бегут люди. Профессор встревожено поднимает голову, падая, спотыкаясь об обрушенные балки, бежит к группе людей, окруживших мальчика.
– Мартин! Мартин, ты слышишь?! Мартин! – Он старается кричать громче, чтобы внук услышал его, чтобы открыл глаза и ответил хоть слово. Он старается кричать, но голос срывается. Мартин лежит без движения. Его тело изувечено, лицо в крови. Его глаза закрыты.
– Он жив?! Скажите, что он жив! Я прошу вас, я умоляю! – профессор хватает проходящего врача за рукав и не отпускает, пока тот не останавливается.
– Вы родственник? Спокойно. Шанс есть. Необходима реанимация. Вы можете поехать с нами. Вы слышите?
Профессор стоит, будто оглушенный. Через мгновение он, будто бы собрав все физические и душевные резервы, молча кивает и спешит за доктором в машину скорой помощи.
Тело Мартина быстро перемещают на носилки. Мальчик не стонет, он не приходит в сознание. На его окровавленное лицо надевают кислородную маску. Дыхание есть. Шанс есть.