— Встать! — не поднимая голоса, скомандовал ан’Койр.
В его тоне, видимо, было что‑то такое, что не позволяло ослушаться этого приказа. Лорд Пейлевар вскочил так, словно его ударили. Роэран и Даллара поднялись одновременно, Менеста с расширившимися от страха зрачками на мгновение отстала от матери и держалась нетвердо, как будто в любой момент могла упасть. Медленнее всех встал Канар, не отрывая взгляда от племянника. Выпрямившись во весь рост, глава Дома Стелл мог смотреть прямо ему в глаза. В этом пылающем взгляде Дорнан впервые увидел неприкрытую ненависть. Раньше Канар хотя бы пытался сдерживаться, но теперь, когда маски были сброшены, необходимость в этом отпала.
— Корона вынесла свой приговор, — громко и четко произнес Дорнан, и все в малой гостиной, включая стражу и храмовников, затаили дыхание. — За участие в мятеже я распускаю Дома Стелл и Игрен, объявляю вне закона любых членов этих семейств, которые не пожелают подчиниться и продолжат настаивать на том, что принадлежат к мятежным родам. Их имущество конфискуется в пользу короны. Главы Домов и их ближайшие приспешники, признанные зачинщиками смуты, будут повешены как осужденные в государственной измене.
Лорд Пейлевар всхлипнул, Менеста, задрожав, рухнула в кресло и закрыла лицо руками. Роэран вполголоса помянул Отца — Небо. Побелевшая Даллара покачнулась, но удержалась на ногах. Только Канар Стелл, казалось, никак не отреагировал на приговор.
— Я требую плахи, — вполголоса проговорил он, — по праву высокого лорда и дворянина, долгие годы служившего короне.
— Ты больше не высокий лорд, — Дорнан не отвел взгляда от его пылающих яростью глаз. — Мятежники — простолюдины не получат топора. Тебе придется отправиться на виселицу вместе с остальными.
— Ты… ты… — лицо Канара исказилось от ненависти. — Отцом — Небом проклятый ублюдок, у тебя нет права выносить приговоры!
— Королевское право выше любого из твоих, — отрезал Дорнан. — Тебя повесят, Стелл. На этот раз не спасут даже родственные связи.
— Эта корона должна была принадлежать моему отцу, Гейрану Стеллу, а потом перейти ко мне! — рявкнул любящий дядюшка.
— Сейчас она принадлежит внуку лорда Гейрана, и мне жаль, что лишь спустя одно поколение корона вынуждена распустить Дом, когда‑то бывший великим, — ан’Койр скрестил руки на груди. — Ты мог бы стоять за троном и быть опорой не только своего, но и моего Дома, а вместо этого пошел против родной крови!
— Ты мне никто! — выплюнул Канар. — Моя сестра не имеет касательства к твоему происхождению, выродок!
Дорнан слегка покачал головой. Кажется, на старости лет почтенный дядюшка слегка двинулся умом на почве личной неприязни к племяннику! Интересно, почему родственники Ильтеры любят и опекают ее, а семейство короля готово при малейшей возможности вцепиться ему в глотку?.. У уничтоженного Дома Морн, кажется, было чему поучиться.
— Ваше величество, я прошу милосердия, — Даллара Игрен грациозно опустилась на колени, отчего слишком глубокий вырез ее роскошного платья стал смотреться совершенно непристойно. — Умоляю, скажите: вы ведь не отправите женщин на виселицу?..
— Женщин — нет, зачинщиц смуты — да, — невозмутимо парировал Дорнан. — Даллара, ты будешь повешена вместе с остальными.
Вдова лорда — камергера глубоко вздохнула, отчего создалось впечатление, что ее полная грудь вот — вот вывалится из платья. Подняв на короля взгляд, наполнившийся слезами, она протянула к нему руку, но трогательно задержала ее в воздухе и уронила, как будто не решалась обратиться к нему. Она знала, что по — прежнему остается притягательной для мужчин, и умела разыгрывать свои козыри. Но это великолепное представление не произвело на Дорнана ровным счетом никакого впечатления, вызвав лишь раздражение. Он уже был по горло сыт великосветскими играми. И у него было слишком мало времени, чтобы позволить Далларе тратить его по своему усмотрению.
Ан’Койр отвернулся от коленопреклоненной женщины и посмотрел на последнего пленника, по — прежнему стоящего у стены. Казалось, мысль о виселице его ничуть не обеспокоила — во всяком случае, он не изменил позы и даже не посмотрел в сторону короля, продолжая разглядывать свои руки. Да кто же он такой? Его привели сюда как мятежника, но Дорнан готов был поклясться, что ни разу в жизни не видел этого человека. К которому из Домов он принадлежит и какую роль в нем играет, раз Джесала Бларер причислил его к остальным зачинщикам мятежа? Какой‑нибудь дальний родственник Стеллов или Игренов? Советник? Представитель побочной ветви рода? Почему он тогда стоит отдельно от остальных?..
— Младшие члены ваших родов могут быть помилованы, — решительно продолжил Дорнан, — если вы готовы хоть как‑то искупить свою вину. Приговор уже не изменится, но некоторые могут уцелеть…
Он прямо посмотрел на Даллару, затем перевел взгляд на Менесту Игрен. Девушка, не скрываясь, рыдала, и ее лицо превратилось в безобразную заплаканную маску, окончательно утратив свою привлекательность. Вдова лорда — камергера поднялась, наконец, с колен и, наградив короля ледяным взглядом, расправила складки юбки. В ее глазах, когда она посмотрела на полуобморочного Пейлевара, мелькнуло презрение, но и ан’Койру досталось столько же неприязни, как будто он был уличным псом, по недосмотру прислуги оказавшимся в идеально чистой гостиной леди Игрен. Поджав губы, женщина встретила его прямой взгляд и надменно приподняла бровь.
— Один из вас приказал схватить мою жену и удерживает ее, несмотря на то, что сам находится в плену, — в голосе Дорнана звенела сталь. — Верните королеву добровольно — и корона проявит все милосердие, на которое способна!
Закинув голову, Канар Стелл неожиданно расхохотался, и Дорнан поймал себя на желании вцепиться в него и придушить голыми руками.
— Хочешь назад свою ведьму, ублюдок?! — теперь уже бывший глава Дома, похоже, искренне развлекался, понимая, что ему уже нечего терять. — У тебя такой же паршивый вкус, какой был у твоего проклятого папаши!
— Это твои люди удерживают Ильтеру? — Дорнан с угрозой шагнул вперед, почти упершись в Канара. — Кейнтаровая ловушка принадлежит тебе? Отпусти мою жену — и отправишься на плаху!
— Кейнтаровая ловушка? — незнакомец у стены вскинул голову, но король был слишком занят, чтобы обратить на него внимание.
— Пусть эта тварь сдохнет там, где ее держат! — глаза Канара сверкали злостью, он почти кричал. — И пусть мучается, зная, что умирает! Моя смерть — что от топора, что от веревки, — по крайней мере, будет быстрой.