Читать интересную книгу Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник) - Рафаэль Сабатини

Для Вендрамина наступили нелегкие времена. Существование его стало ненадежным, над ним нависла угроза не только утратить Изотту и вместе с ней перспективу обеспеченной жизни, но и потерять саму жизнь в застенках инквизиции.

Негодяй Мелвилл повесил над ним дамоклов меч, от которого Вендрамин никак не мог защититься. Кипевшую в нем ярость по поводу этой несправедливости сдерживал лишь страх.

Единственное, чем он мог себе помочь, – еще усерднее демонстрировать графу Пиццамано свой патриотизм и, в частности, оказать поддержку предложению, которое собирался выдвинуть граф. С этими намерениями Вендрамин и отправился во дворец Манина.

Предложение графа заключалось в участии в наступательных и оборонительных действиях в союзе с Австрией.

Дож, конечно, предвидел, что ему придется выслушать много неприятного, но этого он не ожидал. Он побледнел и возмущенно заявил, что это чистое безумие.

Однако Франческо Пезаро, который в дни кризиса стал, пожалуй, самой влиятельной фигурой в Венеции, с угрюмой любезностью призвал дожа ознакомиться с фактами.

В Тироле и на берегу Пьяве скапливались австрийские войска. Скоро Альвинци сможет противопоставить армию в сорок тысяч человек такому же по численности войску французов. Хотя Бонапарта сдерживала стойко сопротивлявшаяся Мантуя, в целом силы были равны, так что нельзя было с уверенностью предсказать победу Австрии, что следовало признать единственной гарантией безопасности Венеции.

Манин хотел было прервать Пезаро, но тот упорно продолжал гнуть свою линию. Он настаивал на том, что в сложившемся в Италии тяжелом положении виновата нерешительность венецианского правительства. Если бы Венеция с самого начала выступила на стороне противников Бонапарта, выставив сорок-пятьдесят тысяч человек, вторжение французов в Италию, несомненно, было бы сорвано, Савойя не стала бы французским владением и нога французского солдата никогда бы не ступила на землю Ломбардии. Время для расшаркиваний прошло, и он должен сказать без обиняков, что Венеция проявила непростительную скупость и эгоизм, устранившись под тем предлогом, что не ее дело вмешиваться в чужие распри.

Когда войска Больё были разбиты, император мобилизовал новую армию под командованием Вурмзера. Если ранее союз с Австрией был делом чести, то теперь он стал насущной необходимостью. Участившиеся нарушения границ Венецианской республики красноречиво свидетельствуют о том, что позорная политика выжидания была ошибочна. Вследствие своей нерешительности Светлейшая республика подвергается унижению. Все материковые провинции страдают от грабежа, который выдается за вынужденную реквизицию, повсюду царит насилие, происходят поджоги и убийства. А если губернаторы или их представители осмеливаются протестовать, то терпят унижения и угрозы.

Неужели венецианцы согласны ждать, пока все это не достигнет такого размаха, что принадлежащие им искони земли станут собственностью Франции, как стали Савойя и Ломбардия? Как сообщил только что граф Пиццамано, французы ищут предлога для вторжения и потому приветствуют теперь вооруженный нейтралитет, который ранее мог связать им руки.

Однако сегодня Венеция Божьей милостью опять получает шанс, который она уже дважды упускала. И это может быть последний шанс, предоставленный ей Провидением, уставшим от ее малодушия. Географическое положение Венеции очень удобно для взаимодействия с австрийцами. Пока Альвинци атакует по фронту, венецианцы могут ударить с фланга. Кто усомнится в успехе такой операции? Италия будет освобождена от французов, честь Венеции будет реабилитирована, ее престиж восстановлен.

Прежде чем растерявшийся и страдающий дож смог что-либо возразить, слово взял Вендрамин, развивший мысль Пезаро. После последнего заседания Большого совета была произведена мобилизация населения, морские суда приведены в порядок и оснащены; работа по производству вооружения не прекращается ни днем ни ночью, так что через неделю они будут способны выставить полностью снаряженную армию численностью в тридцать тысяч человек, а в дальнейшем это число возрастет за счет призыва, проведенного в Далмации. Эта армия, предназначенная в первую очередь для запоздалой обороны венецианских земель, будет вполне способна выполнять и наступательные задачи в союзе с Австрией.

Когда трясущийся дож вопросил, на каком основании они могли бы объявить войну Франции, Пиццамано резко ответил, что основание найти нетрудно, в данный же момент достаточным основанием служит опустошение, которому подвергаются провинции Венеции. Он напомнил дожу, что его светлость является хранителем чести Венеции и потомки вынесут ему всеобщее порицание, если он не воспользуется шансом отстоять ее – возможно, последним шансом.

Тут Манин потерял самообладание. Опершись локтями о колени, он обхватил руками свою большую голову. Рыдания сотрясали его, он проклинал тот день, когда вместе с шапочкой дожа на него была возложена обязанность хранить его достоинство.

– Я не искал этой чести, как вы все знаете, – напротив, я пытался отклонить ее.

– Но, согласившись занять этот пост, – мягко возразил Пиццамано, – вы не можете избегать ответственности, которую он на вас возлагает.

– Разве я избегаю? Но я не диктатор. У нас есть Большой совет, сенат, Коллегия, Совет десяти, от них зависит будущее республики. Вы, представители этих органов власти, знаете, что на одного приверженца ваших идей приходится трое тех, кто считает своим долгом держаться нейтрального курса. А вы пытаетесь представить дело так, будто это я один противлюсь вам. Это несправедливо и недобросовестно.

Ему напомнили, что в исполнительных органах много колеблющихся, предпочитающих идти вслед за дожем.

– И что, я должен вести их тем курсом, который я сам не одобряю, и нести за это ответственность? Это будет, по-вашему, разумно и осмотрительно?

Вендрамин дерзко возразил ему:

– Осмотрительность может стать преступной, когда требуется смелость, чтобы принять энергичные меры.

– А вы уверены, что не преступен ваш воинственный дух, который вы пытаетесь навязать и мне? Ведь, по существу, вы опираетесь на слух, что французы якобы ищут предлог для вторжения.

Он повторил свои прежние доводы. Нужен ли французам предлог на самом деле? Италии не за что воевать. Здесь происходят только перемещения на флангах, а сам театр военных действий находится на Рейне. Если французы и нарушали границы Венецианской республики, то не со злым умыслом, это были лишь отдельные насильственные действия, неизбежные при всякой войне. И к тому же их вторжение было ответным шагом на захват Пескьеру австрийцами.