Читать интересную книгу Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник) - Рафаэль Сабатини

– То, что ты сказала это ему, уже доказывает, что он твой любовник. Ты лжешь мне. Почему он постоянно околачивается здесь? Почему всегда крутится рядом с тобой, где бы вы ни встретились?

– Брось ты нудить об этом! – воскликнула она с досадой. – Давай говорить о главном, об этих деньгах. Я еще раз клянусь тебе, что никогда никому ни словечка об этом не сказала.

– О да, поклясться ты можешь в чем угодно. Ложные клятвы для таких женщин, как ты, – пустяк. – Он возмущенно, пересыпая свою речь ругательствами, рассказал ей об утреннем разговоре с Мелвиллом, опустив кое-какие нелестные для него подробности. – Ну что, имеет смысл отрицать, что ты поступила подло?

Она была так поражена, что даже не обращала внимания на его оскорбления. Кожа на ее гладком белом лбу собралась морщинами. Она оттолкнула его, и он отступил и позволил ей пройти – не столько из-за толчка, сколько подчиняясь ее воле. Она опять села на кушетку, упершись локтями в колени и обхватив подбородок руками. Он ждал, недоверчиво глядя на нее.

– Это гораздо серьезнее, чем ты думаешь, Леонардо. Я понимаю, почему ты злишься. Ты, естественно, считаешь, что твой гнев оправдан. Но это не важно. Тут какая-то загадка. Ты ничего не преувеличил? Хотя и это не имеет значения. Главное, что он знает. Он всегда все знает, это просто невероятно. Откуда он все знает – вот в чем вопрос.

– Ты хочешь сказать, у него есть какие-то другие каналы информации? – спросил Леонардо все с тем же сарказмом.

– Умоляю тебя, подумай об этом серьезно. Похоже, мы действительно в опасности. Торжественно клянусь тебе, Леонардо, что единственным, кто знал об этом от меня, был мой кузен Лаллеман, снабжавший меня деньгами. Мелвилл мог получить сведения только от него.

– От Лаллемана? Ты хочешь сказать, что французский посол настолько близок с этим англичанином? Если он и вправду англичанин, – добавил он автоматически. Но едва он успел произнести эту фразу, как она превратилась в подозрение, и он повторил уже совсем другим тоном: – Если он и вправду англичанин…

Вендрамин глубоко задумался, опустив голову, и медленно подошел к ней, но глядел в пол, а не на нее. Если эта маленькая золотоволосая шлюха говорила правду, то напрашивался только один вывод.

– Если ты не лжешь, Анна, и он действительно в таких тесных отношениях с послом Французской республики, то это может означать только одно: он шпион.

На ее лице выразился испуг – и не только из-за высказанного им подозрения, как думал Леонардо. Ей пришло в голову то же самое. Но она осознала, что нарушила необходимую для тайного агента конспирацию и невольно навела Вендрамина на эту мысль.

– Ты что, это совершенно невозможно! – воскликнула она.

Он злорадно улыбнулся:

– Инквизиция разберется. В Венеции вопрос со шпионами решается просто и быстро. А он еще имел наглость угрожать мне тем же самым!

Она вскочила на ноги:

– Ты не посмеешь обвинить его на основе пустого подозрения, Леонардо!

– Ага, испугалась?

– Конечно. Я боюсь за тебя. Если ты ошибаешься, то не причинишь ему вреда, а себя погубишь. Как ты не понимаешь? Он чем угрожал тебе? Тем, что при каком-либо нежелательном происшествии с ним информация о твоих чеках у Виванти тотчас попадет к инквизиторам. Ты сам мне это сказал. А если он действительно шпион, то безусловно воспользуется этим для своей защиты.

Это охладило пыл Вендрамина. Он обхватил подбородок здоровой рукой:

– Господи боже мой! Как этот чертов мерзавец мешает мне!

Воспользовавшись его отчаянием, она подошла к нему и взяла за локоть:

– Дай мне разобраться с этим. Я схожу к Лаллеману, попытаюсь выяснить, что смогу. Возможно, существует другое объяснение. Того, что ты предполагаешь, не может быть. Оставь это мне, Леонардо.

Он хмуро посмотрел на нее и, обняв за плечи здоровой рукой, притянул к себе:

– А может быть, милая плутовка, ты просто водишь меня за нос? Может быть, ты хочешь сбить меня со следа, чтобы я не разнюхал о твоих собственных делишках?

Она высвободилась из его объятий:

– Ты все-таки несносен. Иногда я спрашиваю себя, почему я не порываю с тобой. До этого я никогда не сходилась с глупцами.

Ее тон заставил его броситься к ее ногам и униженно просить прощения за свою грубость, вызванную ревностью, которая, как он напомнил ей, первенец любви.

Они часто разыгрывали эту сцену, и обычно под занавес следовали поцелуи. Но на этот раз она была холодна и надменна. Даже из политических соображений трудно было уступить ласкам того, кто нанес ей непростительное оскорбление, назвав потаскушкой.

Вендрамин никогда ей не нравился. В глубине души она презирала этого ничтожного человека, которого ей поручили заманить в ловушку. Но сегодня он вызывал у нее такое отвращение, что она с трудом скрывала это.

– Я слишком часто прощала тебе твою грубость, – ответила она. – Мне понадобится время, чтобы забыть то, что ты мне сегодня наговорил. Советую тебе впредь придерживать язык и исправить манеры, иначе это наше свидание будет последним. Иди теперь.

Сердито глядя на нее, он глуповато ухмыльнулся:

– Ты что, и вправду меня прогоняешь?

Она так взглянула на него, словно дала пощечину. Протянув руку к шнурку от звонка, она дернула за него.

– Боюсь, ты никогда не поймешь, что такое порядочность, – ответила она.

Он лишь молча смотрел на нее. Лакей-француз открыл дверь.

– Мессер Вендрамин уходит, Поль, – произнесла виконтесса.

Глава 21

Дипломаты

Виконтесса де Со нанесла гражданину Лаллеману визит, преследуя двоякую цель. Расположившись в позолоченном кресле, она распустила дорогие меха, в которые была укутана как для красоты, так и для защиты от установившейся в Венеции холодной погоды. В обрамлении мехового капора с подвязанной под подбородком лентой из бледно-голубого атласа ее лицо с тонкими чертами и нежным румянцем было чудом соблазнительности.

Сидевший за своим столом Лаллеман, разглядывая ее с восхищенной улыбкой на широком крестьянском лице, спросил, чем он может быть ей полезен.

– Я хотела бы знать, долго ли еще мне надо держать на привязи этого Вендрамина?

– До тех пор, пока он мне нужен, дитя мое.

– Не могли бы вы сжалиться надо мной и приблизить окончание? Я смертельно устала от него.

– Помоги мне, Господи! – вздохнул Лаллеман. – Ваш пылкий темперамент делает вас капризной. Не забывайте все-таки, что в мои обязанности входит не развлекать вас, а руководить вашей работой.

– Моя работа носит слишком личный характер, чтобы целиком зависеть от официальных установлений.

– Но не следует забывать, что она и приносит немало. Вам весьма щедро платят за нее.