дернула кончик обертки. - Плащ там где-то остался, хорошо хоть кавалер эту тряпку на бегу раздобыл.
- И вы эдак в портьере от самой библиотеки шествовали?
Эрвина запоздало ахнула и прикрыла лицо ладонью, отчаянно силясь покраснеть. Впрочем, после недавней пробежки лицо ее и так особо бледным назвать не получалось.
- Обижаете, - откликнулся Хастред с мечтательной ухмылкой. - Какое там шествовали, бегом бежать пришлось, с барьерами. И догнал я эту трепетную лань, дабы накинуть облачение, только уже здесь, в городе.
- Не так уж быстро я и бежала!
- Зато как красиво...
Профессор, сам в молодости большой ценитель прекрасного и даже в нынешние годы известного академического интереса не утративший, немедленно отложил ложку и поднял, отмечая тост, придвинутый к нему стаканчик горячительного. Хастред тоже в стороне не остался, ну и Эрвину не пришлось упрашивать — она махнула свою чарку с воинской стремительностью первая, попыталась занюхать рукавом, но рукава не нашла, так что находчиво завернула под нос длинную прядь волос, выбившуюся из тугого узла на затылке, и ею удовольствовалась.
- Что до службы, я б тебя попробовал в городскую стражу порекомендовать, да боюсь, что цена моей рекомендации нынче сугубо отрицательная, - книжник озадаченно поскреб загривок. - Представить госпоже городской советнице и попросить ее походатайствовать? Не так поймет, варварша эльфийская. Удивительное, между нами говоря, эльфийское свойство — все толковать супротив тебя, хоть правильно, хоть неправильно.
- Да вот у меня где уже эта охранная служба, - Эрвина демонстративно перечеркнула пустой чаркой свою глотку. - Дубинка, это ж надо, да и ту вынуть не моги, не то ж сучонок расплачется. Мой отец, между прочим, был видным воином, командиром отряда присмирителей ГОВНО, грозой пастухов на ишаках, непобедимым считался долгие годы, пока однажды не нарвался на сопротивление. Тоже хочу воинской славы, побед, трофеев, вороньего крика над кровавым полем брани!
Хастред переглянулся с профессором. Нет, что темперамент у девчонки ого-го, он уже успел заметить, но эдакая орочья прыть до кровопускания только сейчас в глаза бросилась.
- Парады, цветы из окон, восторженные мундиропоклонники, - предположил профессор полувопросительно.
- В задницу цветы, - свирепо огрызнулась воительница. - Ну, хотя парады — это да, я бывала, роскошное и вдохновляющее зрелище. Но не главное! Биться с чужими, истреблять угрозу миру нашему — вот оно настоящее дело!
Хастред открыл было рот, чтобы язвительно поинтересоваться принципами отличения чужих, которых истреблять, но поймал себя на мысли, что это позиция-то вовсе не его, а скорее Чумпа. Сам он чужих всегда отличал запросто — они сами в чужие записывались, когда напрыгивали. Так что, дабы рот не считался открытым зря, снова взялся за бутылку и прошелся горлышком над чарками. Профессор, зная меру своей почтенной печени, лишь слегка отпил, и ему гоблин понимающе шлепнул чисто формальную капельку, а воинственной дочери Магнуса опытно налил с горкой, в слабой надежде, что в помутненном сознании центр агрессии потеряется.
- Чтоб мы все находили свое призвание и не имели поводов на него жаловаться, - провозгласил профессор пафосно.
Выпили, Эрвина потянулась за хлебом, а Хастред подпер щеку кулаком и задумался. Спорить не о чем, подставил он девицу, стало быть, и пристраивать ее к новому делу — его задача. Жаль, конечно, в мясорубку-то спихивать. Лупить дубинкой верещащих студентов — особого навыка не надо, даже быть крутым бретером, мастером поединка на боевом оружии, совсем не то что встать в строй, где тебя запросто может убить снарядом из вражеской катапульты задолго до того, как ты увидишь боевые порядки противника. Вот гивинги как-то умели воспринимать эту данность философски, но связи в тех краях остались в далеком прошлом, да и не факт, что при нынешнем конунге имеет смысл пытаться. Опять же, законопатят девицу в свои правоохранители, у которых одно право — извиняться за неудобство перед гзурскими мигрантами, спасибо она не скажет.
- В Боковину, может, податься, - предположила Эрвина, энергично отдирая зубами корку от куска хлеба. - Как раз слыхала, что приглашают туда. Там-то я уж точно отыщу это самое признание!
- Могу свозить, - вздохнул Хастред. - Но чтоб не было непонимания, не на боковинскую сторону, потому как видал, кто там на уссурской бьется, и против таких тебе вылезать строго не советую. Это не дворники с граблями, там такие персонажи, что я рядом с ними садовым гномом выгляжу.
Девица изумленно округлила глаза.
- Да ты тулуп?!
- Чего я? - озадачился Хастред вполне натурально.
- Тулупами величают сторонников Уссуры в этом душераздирающем конфликте, - подсказал профессор. - А завзятых сторонников Боковины местного разлива, кажется, ботвой, хотя я не слежу так уж внимательно... Слишком много приходит разноречивой и возмутительной информации, чтоб за чистую монету принимать, а искать в мутном потоке чистые струи бессмысленно с точки зрения базовой физики.
Эрвина очень по-мужицки сгребла гоблина за грудки и подтянула к себе.
- Тулуп?!
- Ну, если выбирать между тулупом и ботвой, то да, - обреченно признался Хастред. - Тулуп как-то поуютнее.
Брага, видимо, дошла до каких-то важных нервных центров, потому что девица вдруг безо всякого перехода брызнула слезами из глаз.
- Великие боги, что ж я натворила, с кем связалась! Батюшка не простит, как придет пора — в Совнгард не пустит!
Хастред совсем потерял нить — причем тут батюшка, с какой стати он в Совнгарде распоряжается, хотя буквально пять минут назад считался незадачливым примучивателем бедолаг, объявленных для эффектности повстанцами. С таким послужным списком лично он бы и самого этого батюшку в Совнгарде, приюте отважных и безрассудных воинов, чистых однако душой и бившихся беззаветно с сильнейшими врагами, не пустил на порог. Впрочем, поста коменданта Совнгарда и ему никто не предлагал, и вообще бытовало такое ощущение, что там не то анархия, не то такое лютое кумовство, что даже взглядом не схватывается.
- Батюшки как правило к делам детей снисходительны, - сделал попытку освещения проблемы с обратного конца профессор, но Эрвина уже снова переключилась с бурного нетрезвого расстройства к воинской практике — попыталась Хастреда тряхнуть, как мешок виноватой брюквы, силенок не хватило, хотя он даже не пытался сопротивляться, смачно залепила оплеуху и, вскочив со стула, бросилась на выход из кабачка. Дверь отлетела, внутрь пахнуло свежим воздухом, а яростная фурия выскочила наружу и была такова.
- Внезапно, - откомментировал Хастред, заторможенно потирая стукнутую часть лица — через пары алкогольной брони ощущалась она еле-еле. -