голос изнутри.
— Можете ли вы остаться там еще немного?
— Могу. Только мне страшно и я хотел бы выйти.
Прачка захлопнула корзину, спрыгнула с воза и заявила:
— Все в порядке, мне пора ехать.
— С Богом, — сказал посыльный, подавая руку прачке, как старый знакомый.
Воз двинулся и быстро покатился по дороге. Симон и посыльный глядели ему вслед, пока он не исчез в облаке пыли.
— Ну-с, Тулан, — шепотом сказал Симон, — я сдержал свое слово. Сдержишь ли ты свое?
— Конечно, — ответил Тулан, — пойдем в дом!
Они быстро вошли в дом, который отныне становился новым жилищем таможенного чиновника Симона.
В новой квартире царило большое оживление. Жанна Мария заставила помогать себе не только младшего чиновника, но и несколько любопытных с улицы, и при входе Симона набросилась на него с бранью за то, что он так долго болтал с красивой прачкой вместо того, чтобы оказать помощь жене.
— Берите скорей матрасы! — скомандовала она мужу и посыльному, — И несите в спальню!
Они повиновались, понесли матрасы в спальню и закрыли за собой дверь.
Тулан вынул из кармана жилета, одетого под блузой, несколько свертков и передал Симону.
— Сосчитай, Симон, — сказал он, — здесь двести пятьдесят золотых; от души желаю, чтобы они принесли тебе счастье и радость.
— Меня никто не выдаст? — со страхом спросил Симон, пересчитывая золотые и пряча их под тюфяками, — Скажи, Тулан?
— Успокойся, Симон, и не бойся ничего! Выдать тебя — это значит погубить все и подвергнуть молодого короля преследованию врагов; кроме того, я уверил всех, что ты ничего не знаешь о подмене ребенка, только мне известна эта тайна, и она уйдет со мной в могилу. Теперь надо помочь твоей жене, а затем я незаметно уйду. Прощай, Симон!..
В эту минуту раздался голос Жанны Марии, звавшей посыльного. Тулан поспешил на ее зов.
Симон мрачно посмотрел ему вслед и, медленно покачав головой, тихо проговорил:
— Так должно быть, иначе я ни днем, ни ночью не буду иметь покоя хуже, чем в Тампле. Если Тулан умрет, то с ним умрет и моя тайна; и это надо сделать поскорее, а то я, пожалуй, сам попаду в яму, которую рою Тулану. Своя рубашка ближе к телу.
Симон с решительным видом вышел из спальни и вошел в соседнюю комнату, где Жанна Мария уставляла мебель с посыльным.
— Хорошо, что ты еще здесь, — шепотом сказал ему Симон, — я хотел тебе сказать, что у меня есть кое-что, что обрадует тебя и что я специально для тебя припрятал.
— Что же это, Симон?
— Нечто весьма дорогое для тебя и твоих единомышленников. Я спрятал локоны, которые Жанна Мария вчера остригла у маленького Капета.
— И ты дашь их мне, Симон? — радостно спросил Тулан. — Ты подаришь мне их?
— Да, — со смехом ответил Симон, — они спрятаны в моем рабочем ящике, но теперь я не могу достать их, потому что не знаю, где искать их в этом сумбуре. Приходи завтра утром, часов в десять; если меня не будет, то я отдам локоны Жанне Марии.
— Я приду непременно, — с жаром ответил Тулан, — дай мне пожать твою руку и поблагодарить за твою чуткую службу. Завтра ровно в десять часов я буду здесь. До свиданья, Симон! Я постараюсь разузнать, не открыта ли в Тампле наша тайна.
Он поспешно вышел, и скоро его высокая, стройная фигура исчезла за углом улицы.
Симон в течение целого дня был очень мрачен и молчалив и усердно помогал жене в устройстве нового жилища. После полудня он заявил, что должен сходить в Тампль, так как забыл в коридоре свой ящик с инструментами.
— Ты, кажется, соскучился по Тампле, — шутливо проговорила Жанна Мария.
— Да, соскучился, — ответил Симон, — именно потому и иду туда.
Однако Симон пошел не в Тампль, а в здание, где происходили заседания комитета общественной безопасности, и так сильно дернул за звонок, что привратник прибежал со всех ног.
— Это ты, гражданин? — с изумлением проговорил он. — А я думал, что случилось несчастье.
— Оно и случилось! Я пришел, чтобы предупредить комитет. Его члены еще не разошлись?
— Нет, они в маленьком зале.
Несколько минут спустя, Симон был введен в зал, где происходило заседание комитета. Все члены знали Симона, как истого республиканца, на которого можно положиться.
— Я пришел, — торжественно проговорил Симон, — чтобы обвинить одного человека в посягательстве на нашу свободу и в заговоре против Республики.
— Кто это и что он сделал? — спросил председатель.
— Что он сделал? Он имеет намерение сделать нечто, и я хочу помешать ему. Он хочет освободить из Тампля молодого Капета и, может быть, уже сделал это, так как сегодня утром, когда я покинул Тампль, мой преемник еще не прибыл, и маленький Капет остался один. Кто же другой, кроме Тулана, в состоянии сделать это?