С самого начала Реформации все ее деятели, в том числе Меланхтон и Цвингли, принимали августиновское отрицание свободы воли и его учение о предопределении, а иногда даже шли дальше него, впадая в супралапсарианство, чтобы отсечь последние корни человеческих заслуг и похвальбы. В данном отношении Августин имеет такое же отношение к католической церкви, как Лютер — к лютеранской, то есть он — еретик с безупречным авторитетом, которым больше восхищаются, чем упрекают, даже при всех его крайностях; учение Августина о предопределении было косвенно осуждено папой в янсенизме, подобно тому как и взгляды Лютера на предопределение были отвергнуты, как кальвинистские, в лютеранской Формуле Согласия[2213]. Ибо янсенизм — ничто иное, как возрождение августинианства в лоне Римской католической церкви[2214].
Крайние перегибы у Августина и деятелей Реформации в этом направлении вызваны искренностью и ревностью их представлений о грехе и благодати. Пелагианская свобода никогда не породила бы Реформации. Ее могла совершить лишь непоколебимая уверенность в невозможности спастись своими силами, в безусловной зависимости человека от Бога, во всемогущей силе Его благодати, способной дать нам силу для добрых дел. Для того чтобы убедить других в своем божественном призвании для церкви и человечества, человек сам должен проникнуться верой в вечные и нерушимые установления Бога и держаться этой веры даже в мрачнейшие моменты своей жизни.
В великих людях, и только в них, уживаются вместе великие противоположности и истины, кажущиеся противоречивыми. Мелкие умы не могут вместить их. Католическая церковная система с ее священством и таинствами находится в конфликте с евангельским протестантским христианством в том, что касается субъективного, личного опыта. Учение о всеобщем возрождении крещением, логически предполагающем, в частности, всеобщее предызбрание (по крайней мере, внутри церкви), с трудом уживается с учением об абсолютном предопределении, которое ограничивает промысел искупления частью крещенных. Августин полагает, с одной стороны, что каждый крещенный человек, посредством внутреннего воздействия Святого Духа, сопровождающего внешнее совершение таинства, получает прощение грехов и переходит из природного состояния в состояние благодати, то есть прошедший крещение, qua baptizatus, он есть также дитя Бога и наследник вечной жизни; с другой стороны, Августин считает все эти блага зависящими от абсолютной воли Бога, Который спасает только определенное количество людей из «погибельной массы» и помогает им устоять до конца. Возрождение и избрание для него не совпадают, в отличие от Кальвина. У Августина возрождение может существовать без избрания, но избрание не может существовать без возрождения. Августин полагает, что многие действительно рождаются в царстве благодати, — но только чтобы снова погибнуть; Кальвин же считает, что в случае неизбрания крещение — ничего не значащая церемония; один объясняет избыток крещенных по сравнению со спасенными неполнотой внутреннего воздействия, другой — внешним, чисто обрядовым крещением. Церковная система таинств ставит основной акцент на возрождении при крещении, в ущерб внутреннему избранию; кальвинистическая и пуританская система жертвует таинством в пользу избранию; лютеранская и англиканская системы тянутся к золотой середине, но не способны найти для проблемы удовлетворительное богословское решение. Англиканская церковь допускает два противоположных взгляда, освящая один из них в служении крещения по своей Книге общих молитв, а другой — в своих тридцати девяти артикулах, умеренно кальвинистских.
Очевиден промысел Бога в том, что августиновская система, как и латинская Библия Иеронима, появились именно в переходный период истории, когда древняя цивилизация уступала потоку варварства но под руководством христианской религии возникал новый порядок вещей. Церковь с ее мощной, впечатляющей организацией, с ее установившимся учением должна была спасти христианство среди хаотических волнений великого переселения, стать школой для варварских народов в Средние века[2215].
В этом процессе воспитания ученость Иеронима и богословие и плодотворные идеи Августина сыграли, после Священного Писания, важнейшую интеллектуальную роль.
Августин пользовался таким всеобщим уважением, что мог оказывать влияние во всех направлениях, и даже его крайности никого не оскорбляли. Он был достаточно католичен для принципа церковного авторитета и в то же время достаточно свободен и евангеличек, чтобы видоизменять его иерархический и основанный на таинствах характер, выступать против тенденции к внешним, механическим обрядам, поддерживать живое осознание греха и благодати, дух пылкого и истинно христианского благочестия, пока дух этот не окреп достаточно, чтобы разбить скорлупу иерархической опеки и выйти на новую стадию развития. Никакой другой отец церкви не оказал бы более благотворного влияния на католичество Средних веков и более успешно не подготовил бы путь евангельской Реформации, чем святой Августин, достойный преемник Павла и предтеча Лютера и Кальвина.
Если бы он жил во времена Реформации, он, со всей вероятностью, возглавил бы протестантское движение против преобладавшего пелагианства Римской церкви. Но нам не следует забывать, что, несмотря на большое сходство, существует важная разница между католичеством, как ранней стадией развития Западной церкви, и римским папством. Отношения между ними похожи на отношения между иудаизмом ветхозаветной диспенсации, который готовился к христианству и расчистил ему путь, и иудаизмом после распятия Христа и разрушения Иерусалима, который враждебен христианству. Католичество охватывает весь период древней и средневековой истории церкви, и в нем мы находим павловские, августиновские или евангельские тенденции, которые усиливались с ростом развращенности папства и с растущим ощущением необходимости преобразований, reformatio in capite et membris. Собственно же папство начинается с Тридентского собора, который дал ему символическое выражение и провозгласил анафему учениям Реформации. Католичество — это сила папства, тогда как папство — это слабость католичества. Католичество породило янсенизм, папство его осудило. Папство никогда ничего не забывает и никогда ничему не учится; оно не допускает никаких изменений в учении (кроме добавлений), оно не может принести в жертву свой принцип непогрешимости — что, по сути, было бы тождественно его самоубийству. Но католичество может в конечном итоге обрести новую жизнь и силу, разорвав цепи папства, которые столь долго ограничивали его.
Такая личность, как Августин, занимающая место посредника между двумя великими течениями христианства, одинаково уважаемая обоими и оказавшая на оба равное влияние, — желанный залог превосходнейшей перспективы будущего примирения католичества и протестантизма в высшем единстве, в котором будет сохранена истина, оставлены заблуждения, прощены грехи, забыта вражда. В конце концов, на религиозном уровне противоречия между авторитетом и свободой, между объективным и субъективным, между церковным и личным, между природным и индивидуальным, между таинством и опытом — не абсолютны, но относительны и временны. Они проистекают не столько из природы вещей, сколько из недостатков человеческого познания и благочестия в этом мире. Эти противоречия допускают возможность окончательного согласования в совершенном состоянии церкви, когда будет достигнуто единение ее божественной и человеческой природы, превосходящее рамки ограниченной мысли и логического понимания и полностью реализованное в Личности Христа. Фактически, они объединены в богословской системе апостола Павла, который возвестил высочайшие представления о Церкви как мистическом Теле Христа, «столпе и основании истины» и который одновременно был великим защитником евангельской свободы, личной ответственности и личного единения верующего с его Спасителем. Мы верим во единую святую католическую апостольскую церковь, в одно общение святых, в одно стадо и одного Пастыря. Чем более христианскими становятся разные церкви, чем ближе они ко Христу и чем ближе делают они Его Царство, тем они ближе друг ко другу. Ибо Христос есть общий Глава и жизненный центр всех верующих. В Нем божественное согласие всех несогласных человеческих сект и символов веры. Как говорит Паскаль, один из величайших и благороднейших учеников Августина,
во Христе все противоречия примиряются.
Примечания
1
Примечания к русскому изданию заключены в фигурные скобки или сопровождаются добавлением «Прим. ред.».