будет ли вся дальнейшая жизнь, даже проведённая сообща, что вряд ли возможно – не будет ли эта жизнь жалкой и безрадостной по сравнению с этим часом на этой башне, лицом к лицу с этой самой смертью, близость которой сделала их родными, навеки незаменимыми, одним целым? Но, разумеется, поддаваться этому чувству было нельзя.
Все воины были ранены – или, лучше сказать, задеты. Ни одна рана даже не требовала немедленной перевязки. Кровь останавливалась сама. Можно было смело сказать, что это царапины, а не раны. Когда отхлынула первая волна радости, Калокир снял с шеи большой серебряный рог и подал его Рагдаю.
– Труби! Труби, как Роланд, не жалея сил! Это принесёт нам спасение.
– Думаешь, Святослав уже где-то близко? – спросил Малёк, прищуривая глаза на северный горизонт, где синее небо соединялось с долинами, – это вряд ли!
Когда Рагдай затрубил, всем стало понятно, что Святослав услышал бы голос рога даже за полтораста вёрст. Но что было толку? Ведь Доростол находился гораздо дальше! Цимисхий и его воины, задрав головы, с любопытством смотрели на трубача, который стоял около зубчатого парапета угловой башни, подняв сияющий рог к полуденным небесам. Видели его силуэт и все горожане, которые шли смотреть, что стало с дворцом после впечатляющего побоища. И они, и жители всех селений до самого горизонта, а также звери и птицы слышали, как звук рога катится по равнинам между холмами, как он звенит среди гор и взлетает к небу, под самые облака. Но что это могло значить? Ведь Доростол стоял очень далеко, на синем Дунае.
Смирившись с тем, что именно так и обстоит дело, патрикий взял у Рагдая рог и сел прямо на пол, прижавшись тощей спиной к гранитному парапету. Уселся с ним и Рагдай. А все остальные давно уже так сидели, приходя в чувство после тяжёлой бессонной ночи и утра, к которому даже слов подобрать нельзя. Прекрасная Эльсинора, щуря глаза, склонила свою золотоволосую голову на плечо Рагнара. Её подруги со сладостным упоением втягивали ноздрями весенний ветер, который здесь, на головокружительной высоте, был очень силён. Патрикий задумался. Букефал разделял с ним это занятие, поджав уши и низко наклонив голову. Трое тысяцких и Малёк точили свои мечи о кирпичи пола, насколько это было возможно. Талут вертел и разглядывал сарацинский шлем с полумаской, который снял со своей вихрастой башки уже на площадке башни.
– Ты где добыл такой шлем? – спросил у него Рагдай.
– Да я на полу его подобрал, когда с меня сшибли мой, – объяснил Талут, – он мне очень нравится. Полумаска доходит прямо до рта. Хорош он, ведь правда?
– Да, для твоей башки даже чересчур! Это получается то же самое, что ночной горшок из чистого золота.
Рагнар зачем-то решил повторить по-гречески эту фразу. Танцовщицы усмехнулись, одна – не слишком-то весело. Стало ясно, что ей названный Рагдаем предмет сейчас пригодился бы.
– А меня уже мучит жажда, – промолвила Эльсинора, – я бы не отказалась сейчас от чаши вина! Где бы нам достать его? А, Рагнарчик?
– В трактирном погребе, – дал мгновенный ответ варяг, – а ещё оттуда не помешало бы прихватить и несколько фунтов ливерной или кровяной колбасы, да пару окороков.
– Рагнар! – оскорблённо выпрямилась танцовщица, – я с тобой не шутки шучу! Говори серьёзно, где взять вина?
Рагнар на это сказал, что с серьёзным делом следует обращаться к серьёзным людям, Талут или Букефал вполне подойдут. Когда семь танцовщиц жёстко взялись за Талута, он им ответил, что про вино ничего не знает, так как никогда в жизни его не пил, и утолять жажду лучше водой. При этих словах даже Букефал взглянул на Талута с грустной иронией.
– Хорошо, водой так водой, – пошли на уступку девушки, – где взять воду?
– Она возьмётся сама.
– Да откуда?
– С неба.
– Ну хорошо, предположим! А колбасу и окороки где взять? Ты думаешь, они тоже упадут с неба?
– А почему бы и нет? – пришёл Талуту на выручку Калокир, – упали же с неба девушки изумительной красоты! Такие создания на Земле не рождаются.
– Ну вас к чёрту! – вспылили девушки и надулись. Чуть погодя одна из них, которую звали Агния, заявила:
– Да, шутки шутками, но настало время обеда! И, кстати, уже давно.
– Полностью согласен, – вздохнул патрикий. И Букефал вздохнул. Он тоже привык обедать в первом часу пополудни. Глаза у девушек вспыхнули.
– Вы, я вижу, решили нас голодом уморить? – поинтересовалась Агния.
– Но вы сами хотели здесь умереть, – напомнил Рагдай.
– Только не от голода! – заявила высокая и черноволосая Епифания, – эта смерть для нас унизительна, потому что от голода умирают нищие!
– Если так, вам следует укусить друг дружку, – подал совет патрикий, – самая знаменитая и богатая женщина в мировой истории умерла от клыков змеи.
Девушки задумались, поглядев одна на другую. Судя по ядовитости взглядов, каждая допускала только свою кончину после обмена укусами. А потом самая невысокая из танцовщиц, которую звали Софья, внезапно переместилась, не отрывая от пола одно прелестное место, и – обняла Малька, который не сильно превосходил её высотой. Похоже было на то, что она давно к нему примерялась. Все улыбнулись. И неизвестно, во что бы перетекла эта неожиданная интрига, если бы Букефал вдруг не зарычал. Все насторожились. И не напрасно – снизу вдруг начали доноситься шаги. Они приближались, делаясь громче. Кто-то уверенно поднимался по лестнице. Наконец, постучали в люк. Стук был троекратным.
– Что надо? – громко спросил Сфенкал на греческом языке.
– Василевс велел вручить вам письмо, – прозвучал ответ. Голос был мужским. Все переглянулись. Не подлежало сомнению, что на башню поднялся только один человек. Рагдай отпер люк и откинул крышку. Никто даже не увидел посланника – просто высунулась рука в замшевой перчатке и положила на пол пергамент, свёрнутый в трубку и запечатанный красным воском. Сразу же после этого неизвестный посланник начал спускаться, и вскоре его шаги затихли внизу.
Калокир умело взломал печать, развернул пергамент и пробежал его взглядом.
– Быть может, это официальное приглашение на обед? – жалобно сложила ладони Агния, – я, пожалуй, не откажусь!
– Если приглашение, то не слишком официальное, – улыбнулся ей Калокир и не без иронии огласил содержание документа. Текст был таков:
«Иоанн-патрикий! Сфенкал! Рагнар! Все, кто вместе с вами! Я не могу даровать вам жизнь – вы её блестяще отвоевали. Также я не могу вам пообещать и свободу – ваша свобода принадлежит и будет принадлежать только вам одним, так как я не смог захватить вас в плен. И я не могу предложить вам сдаться, поскольку вы победили. Нет, вы не разгромили меня, но вы меня покорили. Спускайтесь вы с этой башни, ради всего святого, и убирайтесь отсюда ко всем чертям! Иоанн Цимисхий».
– А он, действительно, славный малый! – пробормотал Сфенкал, когда