Так вот, тут, совсем рядом с Москвой, располагался временный Центр управления полетами – помимо того, который в Евпатории, – и именно здесь должна была произойти финальная дешифровка отправляемых с Луны сигналов.
Наконец, когда я уже притомился ждать просто так и начал было жевать бутерброд из запасов, которыми меня снабдила Вера, по залу разнесся радостный крик:
– Есть связь!
Я глянул на свой якобы «особый пульт связи», то есть здоровую тумбу, к которой были подключены кабели от приемной аппаратуры, а внутри находился маленький одноплатный компьютер «распберри-пай» с обвесом моего изготовления для сопряжения со здешней аппаратурой печати и цветным телевизором «Филипс». Еще там стоял небольшой экранчик, любоваться на который можно было через окуляры наподобие микроскопных – чтобы кто попало не мог увидеть это чудо техники. На верхней же крышке ящика, рядом с окулярами, располагалась клавиатура местного изготовления, замаскированный под очень большую кнопку тачпад и десяток даже не светодиодов, а лампочек под цветными стеклами. Так вот, загоревшаяся желтая лампочка свидетельствовала о том, что какой-то сигнал действительно идет. Я глянул в окуляры, убедился, что моего вмешательства не требуется, и вновь вгрызся в отложенный было бутерброд.
– Ну что там, что?
– Да пока ничего, минут через пять будет первый снимок, – ответил я, дожевав первый бутерброд и решив, что со вторым можно и погодить.
Эта «Луна» для начала должна была быстро передать панораму из семи снимков, каждый разрешением триста двадцать на двести двадцать. Потом оператор выберет, в каком порядке те же картинки отснять и передать уже в формате тысяча двести восемьдесят на восемьсот. Передавать такую картинку долго, поэтому лучше заранее выбрать наиболее выигрышные виды, ибо станция на длительную работу не рассчитана. «Луна-8» проработала всего восемь с половиной часов, а потом издохла.
Вот закончилась передача первого снимка. Я приник к окуляру и несколькими нажатиями на клавиши вывел результат на экран телевизора. Столпившиеся около него и непосредственно не занятые сотрудники издали дружное «ох». Интересно, что они скажут, когда пойдут картинки в максимальном качестве. Только бы аппаратура выдержала, не померла раньше времени.
Уже часов через пять, после начала приема третьего большого снимка стало ясно – что-то идет не так. Аккумуляторы садились куда быстрее, чем предусматривалось изначально, а солнечных батарей «Луна-9» не имела. Я по своему каналу затребовал у «Луны» внеплановую проверку всех устройств, имеющих выход на центральный процессор, хоть это и немного задержало передачу очередного снимка. Однако никакой неисправности система не обнаружила. То есть, скорее всего, начала кончаться сама аккумуляторная батарея, поэтому я с трудом дождался окончания передачи четвертого большого снимка и дал команду на отмену начала передачи пятого.
– Все, товарищи, дальше тянуть нельзя, – сообщил я.
– Эх! – расстроенно прокомментировал один из разработчиков станции. – Только-только обрадовались, и на тебе. Хотя, конечно, снимки отличные.
С моей точки зрения, эта «Луна» полностью выполнила поставленные перед ней задачи. Снимки сделала, уровень радиации замерила, а что в программе были еще какие-то пункты, так и хрен с ними.
– Емкость аккумуляторов девятнадцать процентов, – сказал я, надевая шапку. – А пару минут назад была двадцать. При пятнадцати процентах система сработает аппаратно, но, как мне кажется, лучше не тянуть.
Я набрал на клавиатуре три – пять – четыре, это был код самоликвидации. И нажал «ввод».
Трансляции с посадочного модуля не было, она осуществлялась только с самой станции, но большинство присутствующих и так знали, что сейчас происходит на Луне.
Там убиралась внутрь камера и сворачивались лепестки антенны дальней связи, и через минуту после получения команды станция вернулась к тому виду, в котором была доставлена на Луну, то есть вновь стала шаром. А потом внутри этого шара сработал термитный заряд, и вся его начинка превратилась в перегоревший шлак. Мало ли, вдруг американцы, прилетев на Луну, найдут станцию? Ни к чему смущать их микросхемами и камерами из двадцать первого века.
Я встал и снял шапку. Собственно, и надевал-то ее только для того, чтобы было чего снять.
– Товарищи, с прискорбием сообщаю, что автоматическая межпланетная станция «Луна-9» прекратила свое функционирование. Почтим ее память минутой молчания.
Домой я приехал около полуночи, но никто не спал.
– Вить, как? – первой спросила Вера.
– Прекрасно. Вот, смотри.
Я протянул ей четыре цветных фотографии, которые в ЦУПе успели отпечатать на бумаге.
– Ура! – шепотом завопила Вера – все-таки была ночь. – Ты у нас самый-самый-самый! А красота-то какая! Это наша Земля, да?
– Ну да, с Луны никакой другой планеты в таких подробностях не видно.
Тут зазвонил телефон.
– Наверное, Иван Антонович, он уже два раза звонил, волновался за тебя.
– За меня-то чего волноваться? Я никуда не летал, станция все сделала сама.
– Но могла ведь и не сделать? Могла. Вот он и волновался. Да, Иван Антонович, он только что приехал (это уже в трубку). Да, сейчас. Вить, разговаривай.
– Здравствуйте, Иван Антонович. Да, все прошло более или менее благополучно. Что? Да, конечно. Завтра с утра перед работой заскочу к вам, все расскажу и покажу.
Следующий день тоже выдался суматошный – после работы я поехал не домой, а на дачу к Косыгину. Там, кроме него, был еще и Шелепин. Семичастный на этой встрече отсутствовал.
– Ну, для начала поздравляю от лица партии и правительства, – заявил Александр Николаевич. – И, по традиции, держи.
Он протянул мне конверт – такой же, как за восьмую «Луну», но не столь пухлый.
– А теперь садись, разговор предстоит серьезный. Как ты оцениваешь возможность выполнения лунной программы в твоем варианте к пятидесятилетию революции?
– Вам честно или с соблюдением приличий?
– Еще спрашиваешь?
– Хорошо. Значит, я это оцениваю как авантюру с весьма малыми шансами на успех. Луноходы-то будут, хотя испытания выявили необходимость некоторых серьезных доработок. А все остальное? УР-500 еще толком не летает. Посадочный модуль от «Лун» для этой программы не годится, но другого нет, и неизвестно, когда будет. И, главное, лично я на все эти трудности не могу повлиять никак. С моей точки зрения, выполнимый срок – конец шестьдесят восьмого года. Или даже начало шестьдесят девятого.
– Хорошо, что ты реально оцениваешь состояние дел. У нас с Алексеем примерно такое же мнение. Однако есть способ заметно ускорить работы. Догадываешься какой?
– Разумеется. Кого вы предлагаете?
– Пилюгина, Челомея и Глушко. По урезанному варианту и каждого по отдельности, не ставя в известность о том, кто, кроме него, посвящен в тайну. Заодно и проверим их на болтливость. Как по-твоему, в таком варианте надежда есть?
– Ну что вы опять меня-то спрашиваете? Это вам ваша троица ответит, когда поймет, чем именно я им смогу помочь.
– Так я же не обязательств все сделать в срок от тебя требую, а прошу поделиться мнением. Думать-то что-то по этому поводу должен? Вот и поделись.
– Хорошо. Мне кажется, что так может и выгореть.
– Нам тоже, но это еще не все. Мы тут подумали и решили, что тебя следует кое во что посвятить. Итак, тут вот какие просматриваются дела. Мы с Алексеем даже при некоторой поддержке Брежнева все равно не можем проводить те изменения, которые уже запланированы. В нынешнем составе Президиума это невозможно. Даже если поддержка Брежнева станет не некоторой, а более или менее серьезной, все равно далеко не факт, что получится. То есть, похоже, список полных посвященных придется расширить еще на одного человека. На Леонида Ильича. И мы считаем, что это лучше сделать именно тебе, без предварительного уведомления от любого из нас. Разве что мы поможем организовать саму встречу, и все.