Читать интересную книгу Яик-Горынович - Павел Георгиевич Малов

траве, скрывавшей их целиком от постороннего глаза. Волки шли по зимней привычке, гуськом, хоть снега не было и ступать след в след не было никакой необходимости. Но матерый учил молодых сложной охотничьей науке и заставлял делать по-своему. Строптивых и нерадивых безжалостно трепал за загривок, а то и больно тяпал острыми, как ножи, клыками за бока и лапы.

Стая была голодна и была готова на все, рвалась в драку. Матерый то и дело останавливал бег и, взойдя на ближайший пригорок, зорко осматривал местность, а главное – прислушивался: не послышится ли в отдалении лай собак или воронье карканье. И то, и другое явно сулило добычу! Собаки указывали на деревню или пасшееся в степи стадо, вороны – на какую-нибудь крупную палую дичь, возле которой они кормились. Последнее было даже лучше, не пришлось бы грызться с собаками и увертываться от дреколья и топоров разъяренных деревенских мужиков с зарезанной овцой или молодым теленком на спине.

У матерого был великолепный слух, впрочем, как и у всех серых хищников, и слышал он на несколько верст вокруг. Но никаких звуков в степи не было, и стая продолжила свой стремительный бег по бездорожью. Один из переярков заметил сбоку зашуршавшего травой суслика и опрометью ринулся его догонять, суслик стремглав пробежал несколько метров и, спасаясь от преследования, быстро юркнул в байбачью нору. Нерасторопный переярок свирепо подлетел к норе, ничего не понимая, оглядываясь по сторонам в поисках исчезнувшей «пищи». Принялся быстро разгребать, рыть передними лапами землю, пытаясь просунуть морду в нору. Матерый подбежал к нему и несильно куснул за загривок. Переярок жалобно взвизгнул, отпрянул трусливо от вожака и, виновато поджав хвост, вернулся в стаю. Волки побежали дальше.

Вожак то и дело останавливался у сыртов и прислушивался. Вот, наконец, ему повезло: матерый услышал далеко впереди коровье мычание. Где-то там, за косогорами, паслось коровье стадо. Волки повеселели, матерый убыстрил бег. Вскоре голоса пасшихся коров, собачий лай и перекличка пастуха с подпаском стали слышны более отчетливо. Матерый остановился и потянул носом воздух, повертел во все стороны крупной лобастой головой с длинной густой шерстью в виде бороды на щеках и под нижней челюстью, определяя откуда дует ветер. Заходить следовало против ветра.

Пробежав еще некоторое расстояние, вожак лег в траву и осторожно пополз к стаду. Трое переярков, во всем копируя его действия, тоже поползли. Матерый поминутно останавливался и, выглядывая из травяных зарослей, зорко высматривал добычу. Приметив пасшуюся в отдалении от других коров молодую, полугодовалую телушку, волк заскользил по траве в ее сторону. Жертва ни о чем не подозревала, собак и человека тоже поблизости не было, все было тихо.

Вожак подполз совсем близко к беспечной телушке, резко вскочил на ноги, оттолкнулся сильными задними лапами от земли, взвился в прыжке в воздух и всей массой своего тяжелого, мускулистого тела обрушился на несчастную жертву. Она даже не успела ничего толком понять, как мигом повалилась в траву с перекушенным горлом. Матерый быстро закинул кровоточащую тушу за спину и со всех ног помчался прочь от стада. Переярки поспешили следом, успевая слизывать на бегу остающиеся на траве капли крови.

Когда коровье стадо осталось далеко позади, вожак снова чутко прислушался к звукам в степи. Шума погони не было. Пастухи, должно быть, не заметили пропажи молодой телушки. Изголодавшийся матерый сбросил со спины окровавленную тушу зарезанной телушки, принялся клыками вспарывать ей брюхо, чтобы полакомиться кишками и печенью. Молодые волки, жадно облизываясь, подобострастно застыли в отдалении. Они нетерпеливо повизгивали и переминались на месте, готовые стремительно наброситься на добычу, едва матерый закончит есть и отойдет в сторону. Но не тут-то было. Вожак не торопился: погони не было, и он обстоятельно, кусок за куском, проглатывал лакомые части жертвы. Наевшись, стал отрывать от туши большие окровавленные куски мяса и глотать про запас. Это он должен был принести волчице, кормящей молоком прибылых волчат – их совместное потомство.

Набив основательно вместительное брюхо, вожак не стал дожидаться, когда наедятся переярки. Бросил их возле обглоданной наполовину телушки, на которую они набросились с голодной яростью, жадно заглатывая крупные куски, давясь и сердито рыча друг на друга. По первозданной, безлюдной степи матерый один пустился в обратный путь и засветло был возле родного логовища. Но что это?! В овраге в нос ему ударил ни с чем не сравнимый, страшный и противный, тошнотворно-приторный дух человека! Несомненно, здесь не так давно был человек, и он, вероятно, хотел разорить его логово!

Матерый быстро подбежал к норе с копошащимися в ней прибылыми, нового, майского помета волчатами. Волк продолжал втягивать ноздрями воздух: запах человека исходил от одного из его щенков! Ага, вот от этого, крупного сосунка с острыми, прорезавшимися уже зубами…

Вожак с неприязнью фыркнул, подбежал к щенку, которого брал в руки человек, и схватил его за загривок. Схватил не так осторожно и бережно, как мать, когда перетаскивала детенышей с места на место, а с силой сжав челюсти, так что волчонок громко завизжал от боли. Матерый отошел с ним в сторону и еще сильнее сжал зубами волчонка, ловко перехватил его за горло. Под его большими, желтоватыми от времени, острыми клыками хрустнули хрупкие шейные позвонки прибылого, в рот матерого потекла горячая кровь. Вожак еще раз с силой сдавил огромными челюстями горло щенка, тот поперхнулся визгом, судорожно дернулся всем телом и затих. Матерый опустил труп на землю, но запах человека не исчезал, а как будто становился еще сильнее. И тогда вожак вновь подхватил мертвую жертву, вынес ее из оврага и бросил далеко в степи.

Вернулся в овраг и, поискав укромное место, растянулся во весь свой огромный рост под кустом. Закрыв глаза, задремал, дожидаясь с охоты волчицу. И во сне чутко, с опаской, вслушиваясь в неясные степные звуки.

Глава 14

Поездка в Оренбург

1

Варвара приехала в Оренбург засветло, у заставы расплатилась с сивобородым, кряжистым дедом-возничим, на подводе которого добиралась до города. Пошла, минуя огромные городские, распахнутые настежь, Яицкие, или Водяные, ворота. У караульной будки ее весело окликнули молодые гарнизонные солдаты-зубоскалы, лениво полузгивавшие семечки. Варвара отшутилась от них, стыдливо прикрыла рот кружевным крахмальным платочком, прошла по широкой главной улице, которая называлась Губернской, до перекрестка.

Родители ее, оренбургские казаки, жившие в Форштадте – казачьем поселке близ восточной стороны города, – давно поумирали, и женщина держала путь к своей родной тетке, младшей сестре отца. Та вышла замуж за состоятельного горожанина, откупщика и подрядчика, и