class="cite">
«…В эту эпоху, – говорил Ленин Кларе Цеткин, – когда рушатся могущественные государства, когда разрываются старые отношения господства, когда начинает гибнуть целый общественный мир, в эту эпоху чувствования отдельного человека быстро видоизменяются».
«Взгляды на отношения человека к человеку, на отношения мужчины к женщине революционизируются, революционизируются и чувства и мысли. Между правом личности и правом коллектива, а значит и обязанностями личности, проводятся новые разграничения… Все это, – отмечает далее Ленин, касается и области половых отношений, брака, семьи. Распад, гниение, грязь буржуазного брака с его трудной расторжимостью, свободой для мужа и рабством для жены, гнусная лживость половой морали и отношений наполняют лучших людей чувством глубокого отвращения… Люди восстают против господствующей мерзости…».
И особенно энергично, «со свойственной ее возрасту бурностью» восстает против нее молодежь[77].
В этих условиях особенно важно, чтобы молодежь, да и не только она, осознала место данной проблемы, поняла как производность ее возникновения, так и подчиненность, зависимость ее решения от решения других глобальных конфликтов, рожденных эпохой крушения старого мира.
Дело в том, что при всей прогрессивности разложения и гибели старой буржуазной морали процесс этот, как и его последствия, всегда проходил чрезвычайно сложно и противоречиво.
«…Старые идеологические ценности, указывал Ленин, рушатся, теряя свою сдерживающую силу. Новые ценности выкристаллизовываются медленно, с борьбой… Это медленный и часто очень болезненный процесс исчезновения и зарождения»[78].
И в такой ситуации, чреватой возникновением психологии «вседозволенности», любые попытки рассматривать, а тем более решать «проблемы пола» сами по себе, вне контекста эпохи, были не только абсолютно бесперспективны, но и социально опасны.
Между тем уже где-то в начале века, особенно во втором его десятилетии, полезли на свет божий именно такие теории и теорийки «новой половой морали» и «свободной любви», которые преподносились их проповедниками не только как нечто самое «передовое» и «современное», но и как сугубо «марксистское» и ужасно «революционное»…
Необходимо отметить, что не все марксисты сумели сразу же правильно оценить это явление… Когда Клара Цеткин попыталась доказать Ленину, что именно через «проблемы пола» можно привести массы, и особенно молодежь, к пониманию необходимости революционной борьбы и неизбежности гибели буржуазного строя, Ленин категорически отверг это.
Вопросы пола и брака, говорил он, при таком подходе
«не воспринимаются как части главного социального вопроса. Наоборот, большой общественный вопрос начинает сам казаться частью, придатком проблемы пола. Самое главное отступает на задний план как второстепенное. Это не только вредит ясности в этом вопросе, это вообще затемняет мышление, затемняет классовое сознание…»[79].
«Затемняет мышление, затемняет классовое сознание…» Почему? Не все мечтают о революционном переустройстве общества, но, наверное, каждый человек мечтает о любви и личном счастье… Социальная опасность различного рода теорий «свободной любви» в том и состоит, что, затрагивая насущные вопросы, указывая зачастую на вполне реальные проблемы отношений между полами в буржуазном обществе, эта проповедь уводила на ложный путь их решения.
Особую опасность, отмечал Владимир Ильич, представляла она как раз для юношества, так как «в эти годы вопросы пола, усиленно выдвигаемые естественными причинами, становятся центральными в психике молодежи». И попытка рассматривать сложнейшие социальные проблемы современного мира через призму «проблем пола» «очень легко может способствовать чрезмерному возбуждению и подогреванию половой жизни у отдельных лиц и повести к расточению здоровья и силы юности», ибо «подхлестывающая жажда разнообразия в наслаждениях легко приобретает безудержную силу… Последствия, замечает Ленин, бывают прямо роковыми»[80].
Но самое главное, и это касалось уже не только молодежи, Владимир Ильич убедительно разоблачил псевдореволюционность проповеди «свободы любви». Удивительная терпимость буржуазии к подобным теориям была доказана прежде всего опытом истории.
«Вы, вероятно, помните, – говорил Ленин Кларе Цеткин, – что эта теория проповедовалась в изящной литературе примерно в середине прошлого века как „эмансипация сердца“. В буржуазной практике она обратилась в „эмансипацию тела“. Причем и сама-то проповедь в то время была талантливее, чем сейчас…»[81].
Научившись проституировать любые идеи, буржуазия очень быстро поняла, что бояться «свободы любви» нет никаких оснований. Подменяя проблемы социальные проблемами сексуальными, она, как заметил Ленин, сумела отождествить «свободу любви» со свободой «от серьезного в любви», «от деторождения», а главное – со свободой «адюльтера» [Л: 49, 52, 55]. И возможность такого рода трансформации была заложена в самих исходных посылках указанных теорий, ибо, критикуя ханжество и лицемерие буржуазно-мещанского брака, они, целиком оставаясь в рамках буржуазной морали, не затрагивали «устоев» и проповедовали большей частью лишь свободу внебрачной жизни.
«Мне кажется, – заметил по этому поводу Владимир Ильич, – что это изобилие теорий пола… вытекает из личных потребностей. Именно из стремления оправдать перед буржуазной моралью собственную ненормальную или чрезмерную половую жизнь и выпросить терпимость к себе. Это замаскированное уважение к буржуазной морали мне так же противно, как и любовное копание в вопросах пола. Как бы бунтарски и революционно это занятие ни стремилось проявить себя, оно все же в конце концов вполне буржуазно»[82].
Вот почему «требование свободы любви», указывал Ленин, независимо от «воли и желания (я подчеркивал это, говоря: дело в объективных, классовых отношениях, а не в Ваших субъективных желаниях) – явится в современной общественной обстановке буржуазным, а не пролетарским требованием» [Л: 49, 55].
Это было написано Лениным в 1915 году…
Сегодня, когда капиталистический Запад вновь пережил свой бурный медовый месяц «сексуальной революции», история еще раз подтвердила справедливость ленинской оценки.
Ленин решительно выступал и против аналогичных концепций «освобождения любви», которые появились в нашей стране уже после победы Октября. В те годы некоторые новоявленные, но не очень грамотные «теоретики» под видом «ревизии буржуазной морали» попытались оправдать и «узаконить» беспорядочную половую жизнь «марксистскими» ссылками на «отмирание семьи», которое, по их мнению, должно было последовать сразу же после отмены частной собственности и ликвидации капиталистического строя.
«Вы, конечно, знаете, – говорил Ленин Кларе Цеткин, – знаменитую теорию о том, что будто бы в коммунистическом обществе удовлетворить половые стремления и любовную потребность так же просто и незначительно, как выпить стакан воды. От этой теории „стакана воды“ наша молодежь взбесилась, прямо взбесилась. Эта теория стала злым роком многих юношей и девушек… Я считаю знаменитую теорию „стакана воды“ совершенно не марксистской и сверх того противообщественной… Конечно, жажда требует удовлетворения. Но разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана,