Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот вечер они долго бродили по Москве, оказались даже в Сокольниках, зашли в какое-то кафе, где выпили бутылку шампанского, потом целовались на скамейке, будто восемнадцатилетние, и все это время исходило от Натальи Алексеевны такое очарование, что Борис Павлович окончательно потерял голову. Когда в половине первого пришел домой, ему было решительно наплевать, что скажет Лариса. Но она уже, по-видимому, спала, по крайней мере свет в ее комнате не горел, и он, чтобы не разбудить жену, не стал проходить на кухню, хотя чувствовал зверский голод, а сразу улегся спать. Сон долго не шел, и Борис Павлович, как не хотелось этого, стал думать о том, что же будет дальше, ведь чувство к Наталье Алексеевне, он знал себя, оказалось очень сильным и очень серьезным, наверное, последним в его жизни. И потому именно, решил он, оно такое сильное и такое серьезное.
Что ж, придется ломать жизнь, думал он, но не поздно ли на пенсионном рубеже? Нет, тем более надо ловить счастье. Это молодые могут подождать, а он, что обманывать себя, скоро, до обидного скоро станет стариком. И вот чудеснейшая женщина подарила ему любовь. Отвергнуть этот дар будет помимо всего прочего нерасчетливо, не по-хозяйски. (Борис Павлович был все-таки администратором, а характер работы, что ни говорите, во многом определяет, в какие слова облекаются мысли). Что ж, он не первый и не последний. Вон Метлов тоже недавно разошелся. Со скандалом, кажется. Но у того дети маленькие — в школе еще, а Светлана уже замужем, да и Николай на третьем курсе. Осудят, конечно. А впрочем, не в детях дело. Что он ходит вокруг да около, ведь никуда он не уйдет, пока у жены не прояснится все окончательно.
Полгода назад проходила Лариса очередную диспансеризацию, и обнаружили у нее небольшую опухоль. Положили в больницу, сделали операцию. Пустяковую, объяснил врач, это вещь весьма распространенная. Но жена перенесла ее плохо, заметно похудела и, наслушавшись, вероятно, разных бабьих разговоров, тем более соседний корпус был онкологический, втемяшила себе в голову, что у нее рак. Тогда-то она и перешла в бывшую Светкину комнату.
— Как ты можешь думать об этом, зная, что у меня? — с горькой укоризной сказала жена, когда он как-то попытался ее приласкать, и Борис Павлович, устыдившись, больше не давал повода для обидных обвинений.
Лариса помешалась на своей болезни, выдуманной, как уверяли врачи, но она настолько истово верила, что у нее неизлечимая форма рака и что ее просто утешают, скрывают от нее правду, что и Борис Павлович, который поначалу отнесся к этому, как к обычному женскому «бзику», засомневался, а может, и впрямь медицина ошибается, уж настолько очевидны были нездоровый цвет лица жены, ее прогрессирующая худоба. И он через друзей устраивал жену на консультацию сначала к какому-то доценту, а потом и к профессору, но и доцент и профессор, осмотрев Ларису, ничего не нашли, и повторные анализы, и повторные после повторных тоже не показывали никаких отклонений, а она, тем не менее, все худела и худела. «Обычный психоз, — констатировал профессор, — вашей жене надо нервы лечить». Когда он, обрадованный, сообщил это заключение медицинского светилы Ларисе, она расплакалась: «Не надо меня утешать» и потребовала, чтобы он больше не устраивал никаких консультаций, она сама знает, что ей делать. От Светки он узнал, что жена ходила к некоему физику-теоретику, который, хотя и не врач, но занимается иглоукалыванием и знает чуть ли не тысячу точек, тогда как наши лучшие специалисты не больше ста пятидесяти. Но физик не сказал ничего определенного, иголки ставить не стал, а порекомендовал делать салат из подорожника и пить настой из кукурузных рылец. Сейчас Лариса уповала на какие-то швейцарские чудо-таблетки, которыми поделилась с ней одна из больничных знакомых.
Конечно же, бросить жену, когда она в таком состоянии, об этом не могло быть и речи. Порвать с Натальей Алексеевной? Эта мысль показалась ему еще чудовищнее. Что же делать? Лгать, хитрить, изворачиваться? У него нет никаких навыков в этом. Лариса, конечно же, быстро все поймет. Так, ничего не решив, он заснул беспокойным сном.
Утром за завтраком, не дожидаясь расспросов жены, сказал первый:
— Вчера заезжал к Александру Михайловичу, засиделся у него.
— Преферанс? — скорее констатировала, чем спросила, Лариса.
— Нет, — он смутился (когда расписывали пулечку, Борис Павлович оставался у Метлова ночевать), — просто разговорились. — Он чувствовал, что слова его звучат неубедительно, и боялся поднять глаза.
— А может быть, у тебя завелась дама червей? — усмехнулась Лариса. — При такой жене, как я, это было бы естественно.
Не говори глупостей, — пробормотал Борис Павлович. «Надо было бы возмутиться, а я сказал так, будто признаюсь», — мелькнула мысль, и, чтоб исправиться, добавил поспешно. — Не веришь, позвони Александру Михайловичу, он подтвердит.
— Ты же знаешь, что я не унижусь до этого.
— У тебя, действительно, шалят нервы, — уже зло сказал он и тут же осудил себя за эту злость, понимая, что жена права.
Борис Павлович не стал пить второй чашки кофе, быстро надел костюм, взял портфель и ушел из дома на пятнадцать минут раньше обычного. Остановившись у дверей, чтобы сгладить неприятный разговор, хотел сказать жене что-нибудь примиряющее, но она опередила его, спросила с тем же ехидством:
— Спешишь к кому-то?
Вместо ответа он хлопнул дверью.
Если бы жена не произнесла этой последней фразы, Борис Павлович поехал бы сразу в главк, а так, «спасибо, что подсказала», попросил Сережу завернуть по пути на Белорусский. Там купил букет тюльпанов. Высадив начальника главка, как всегда, у самого подъезда. Сережа поехал дальше в гараж и в боковое зеркальце непроизвольно заметил, что Борис Павлович вместо того, чтобы войти в подъезд, пошел почему-то назад. Затем две сотрудницы, спешившие на работу, видели, как начальник их главка подал руку выходившей из троллейбуса экономисту планового отдела Иванченко и вручил ей букет цветов.
Как и большинство замкнутых или, как теперь принято говорить, некоммуникабельных людей, был Борис Павлович по натуре пылок и сентиментален, а внешняя сухость, холодность его как раз и объяснялись тем, что стеснялся он этой пылкости и сентиментальности, потому и застегивал свои чувства на все пуговицы. Но, если, случается, выпадет на долю таких людей какой-нибудь жизненный удар немалой силы, будь то снятие с руководящего поста, крупный выигрыш по лотерее или, как в нашем случае, любовь, тогда подобно ореховой скорлупе раскалывается их внешняя оболочка, и является миру истинная сердцевина человека, и начинает он делать поступки, которые всем знающим его кажутся несообразными.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Инстинкт приручить - Роксана Роз - Короткие любовные романы / Современные любовные романы
- Слёз застывших ажурный букет! - Зинаида Загранная Омская - Короткие любовные романы
- Эффект шести сердечек (СИ) - Горышина Ольга - Короткие любовные романы