Читать интересную книгу Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси - Нина Молева

— Так ведь скончалась к тому времени царевна наша Федосья Федоровна, а татарин-то венчанный на царство был. О твоем же спокойствии, государыня-сестрица, думал, о твоем благе пекся.

— Врешь, Борис Федорович, врешь! Вот когда ты задумал меня из дворца выкинуть! Вот когда Арина Федоровна, государыня-сестрица, лишней оказалась! Тогда и предел жизни государю положен был.

— Что ты, что ты, государыня-царица! Не в себе ты, Аринушка!

— Прочь, прочь, поди. И не приходи ко мне больше! Знать тебя не хочу ни во веки веков. Маланья! Маланья! Сюда поди! Плохо мне… плохо…

Великий страх обуял бояр и придворных, они все время взывали к Федору Никитичу и желали, чтобы он был над ними царем; народ меж тем повсюду кричал: «Сохрани, Боже, царя Бориса»; и почти все толпой побежали ко дворцу, и поклялись и присягнули повиноваться царю Борису, как следовало верноподданным; принял от них присягу Иван Васильевич Годунов, дядя Бориса; увидев это, все бояре также пришли и, опасаясь, чтобы народ не схватил их как изменников, стали присягать; а также Федор Никитич Романов со всеми своими братьями, и так признали Бориса Федоровича государем, а сына его — царевичем и наследником; и так благодаря необыкновенной изворотливости Бориса, о чем выше довольно было рассказано, род Годуновых вступил на московский престол помимо законных наследников, вопреки праву народному, закону и справедливости.

Когда однажды он, печальный лицом, вышел из дому и пошел в церковь, для того чтобы присутствовать на заупокойной обедне и принять участие во всех молитвах и церемониях по усопшем царе, народ с великим шумом бежал за Годуновым и громко кричал: «Да здравствует наш царь и великий князь всея Руси Борис Федорович, наш царевич, сын его, Федор Борисович. Да будет он нашим государем милостивым»; при этом падали ниц.

Исаак Масса. «Краткое известие о Московии в начале XVII в.»

В Пражском дворце, как обычно, тишина. Безмолвными тенями скользят по переходам слуги. Стараются без нужды не попадаться на глаза императору придворные. Кому не известна подозрительность монарха, его грубость и беспричинное своенравие! По счастью, который день его императорское величество погружен в свои астрологические расчеты. Почем знать, чем и для кого обернутся его выводы! Скорее всего бедой для протестантов. Их Рудольф II ненавидит лютой ненавистью, мечтая извести всех до одного. Сказалось детство, проведенное в Испании, и постоянные нашептывания так близких его сердцу отцов иезуитов. Вот и теперь — донесение посла из Москвы. Посланник Шель знает свое дело, все умеет досмотреть, где надо пустить в ход золотишко, — оно кому угодно развязывает языки. Поставить бы в известность императора, но…

— Попробуем для начала разобраться сами, господин советник. Может, и не будет нужды тревожить его величество.

— Вам лучше знать, господин канцлер.

— Решили, наконец, московиты вопрос о престоле?

— В том-то и дело, что нет. Прошел срок официального траура, еще полтора месяца…

— А держава все еще не имеет правителя?

— Если не считать считавшегося при покойном государе правителем боярина Бориса Годунова, нашего неизменного союзника.

— Но ведь Шель уже докладывал, что именно Годунова их патриарх благословил на царство? В чем же дело? В отсутствии решительности или в прямой трусости претендента? Мы действительно не знаем его воинских достоинств.

— Шель склонен полагать, что нерешительность Годунова вызывается слишком яростным противодействием боярства. Он сумел склонить на свою сторону простых горожан, впервые стал обращаться к купечеству, но этого совершенно недостаточно, если иметь в виду, что буквально каждый из знатных бояр располагает собственной гвардией, готовой при первой команде ринуться в бой. Хотя, посланник отдает должное претенденту, церемония его благословения на царский престол выглядела достаточно убедительной. Толпы народа, окружившие монастырь, где скрывается Годунов, вопили в течение целого дня, пока высшее духовенство вело с претендентом переговоры. Судите сами, господин канцлер, это действие разыгралось 21 февраля, но только 26-го Борис Годунов оставил свое убежище и направился в Кремль. И снова церковники превосходно выполнили свои обязанности. Толпы народа стояли на всем протяжении пути претендента до Кремля, кто победнее — с хлебом-солью, по местному обычаю, кто побогаче — с дорогими подарками, тут же вручавшимися свите претендента. Было предостаточно золотых кубков и соболей — все это Шель видел собственными глазами.

— Как далеко монастырь от Кремля?

— Вы хотите знать, господин канцлер, как много народа пришлось собрать? Достаточно много — речь идет о 4–5 лье. В главном соборе Кремля патриарх повторил церемонию благословения на царства.

— Это допустимо по обычаям ортодоксов?

— Шель утверждает, что для любого разрешения достаточно благословения патриарха, а он целиком находится на посылках у Бориса. Церемония в соборе также отличалась азиатской пышностью, но не удовлетворила претендента.

— Что значит — не удовлетворила? Не он же устанавливает церковный протокол?

— Дело не в протоколе, господин канцлер, а в том, что члены Боярской думы в соборе не появились. Выйдя из собора, Годунов долго совещался наедине с патриархом и неожиданно для всех вернулся в монастырь. Формальным предлогом стало нездоровье пребывающей в этом монастыре вдовой государыни, оказавшей гостеприимство семье брата. В действительности, как предполагает посол, Годунов не мог принять царского венца до того, как ему не присягнула Боярская дума. По всей вероятности, они с патриархом пришли к выводу, что без присяги коронование может быть признано недействительным.

— Вы имеете в виду присягу Боярской думы новому правителю?

— Конечно. И здесь Годунов вместе с патриархом проявили чудеса изобретательности. Стало очевидным, что обычного порядка соблюсти не удастся, — патриарх составил особый текст присяги, которую могли давать люди всех чинов и званий.

— Простонародье? Но это неслыханно!

— Конечно, но это сразу дало Годунову множество яростных сторонников. Достаточно вообразить себе простого горожанина, впервые почувствовавшего себя причастным к государственным делам! Какого-нибудь торговца с городского рынка! Приказного из канцелярии! В соответствующем документе патриарх ссылался на якобы существовавшее желание двух царей — Грозного и его сына — видеть своим преемником именно Годунова, и на то, что высокие государственные чины уже, как они выражаются в Московии, целовали крест Годунову как родственнику овдовевшей царицы.

— Но, собственно, чего добивался Годунов? Какое действие считал бы завершающим для своего восшествия на престол?

— Шель уверен, что Годунов сам еще колеблется в своих выводах. Главное — он все еще не чувствует достаточно прочной почвы под ногами. К необычному тексту присяги присоединился и совершенно необыкновенный для Московии способ ее распространения. Патриарх оказался хитрейшим дипломатом. Он поручил всем провинциальным подчиненным ему епископам созвать в главных соборах их городов всех мирян, зачитать им грамоту о вступлении на престол Годунова, а затем в течение трех дней петь под сплошной колокольный звон многолетие вдове-царице и ее брату.

— Общегосударственное торжество! И оно должно было убедить…

— Вы не поверите, господин канцлер, но даже оно показалось Годунову недостаточным. Он почти сразу разослал по всем землям своих представителей. Им поручалось проследить за ходом присяги, убеждать колеблющихся — словом и богатыми подачками. В провинции хлынул золотой дождь. И он был необходим, потому что представители Годунова не имели необходимых полномочий Боярской думы, а среди чиновников занимали самые последние места.

— Вы полагаете, советник, что провинции могли иметь решающее значение в решении слишком затянувшегося вопроса?

— Отнюдь, господин канцлер. Дела такого рода решаются только в столицах. Годунов скорее хотел таким обходным маневром подействовать на свою оппозицию. Так или иначе, но только после нее он решился созвать Боярскую думу. Со дня кончины царя Федора прошло два с половиной месяца. Это было 19 марта.

— Итак, самодержец наконец-то заявил о своих правах.

— И снова струсил, иначе нельзя назвать его очередное возвращение в монастырь, к сестре. Годунов не решился войти в царский дворец.

— Не верю своим ушам! И этот человек претендует на престол? Хотя… Мы с вами, господин советник, имели дело только с теми, кто обладал наследственными правами.

— Или, вы хотите сказать, господин канцлер, хотя бы какими-то. Лично у меня складывается впечатление по донесениям Шеля, что не Годунов завоевывает царский престол, а патриарх с величайшим трудом пытается его на этом престоле утвердить. Вообразите, патриарх сумел устроить третье по счету шествие в Новодевичий, как они его называют, монастырь москвичей все с той же просьбой к Годунову, чтобы занял, наконец, престол. На этот раз пришедшие не вопили, а просто упали перед Борисом Годуновым на землю и угрожали, что не встанут, пока он не удовлетворит их просьбы.