Но так как там такие места везде, ибо каждая речушка и озерцо в джунглях заболочены, то янкесы сначала их бомбили, жгли напалмом, забрасывали снарядами, минами и гранатами, не жалея боеприпасов. И не крокодилов они разгоняли, змей или ядовитых насекомых. Нет, в тех местах их поджидала гораздо худшая опасность…
— Раскаркались, вороны!
Петр слушал хриплые крики птиц, чем-то встревоженных, не иначе как люди шли по следу, явно с недобрыми намерениями. Да и сердце тревожно забилось в груди, в душе появилось предчувствие кровавой схватки, никогда его не обманывавшее.
Так зачем уклоняться от того, что неизбежно произойдет?
Петр решительно поднялся, ощерив зубы: «Ну что ж, братцы-кролики, проверим, кто матери-истории нынче угоден!»
Петровская гавань
— Сэр! Они выбрасывают пушки из бойниц!
Изумленный голос Робертсона ошарашил Хандингтона и заставил повернуться его к крепости, за которой дымил толстой трубой какой-то дощатый сарай, построенный прямо на пристани.
— Святые небеса!
Джеймс не верил собственным глазам. Видимо, русские артиллеристы решили, что на таком расстоянии, как полмили, они просто не докинут свои легкие ядра до англичан.
Но зачем же орудия в море выбрасывать? Ведь любое орудие, даже такое ущербное и бесполезное сейчас, стоит немалых денег.
— Сэр, разве они делают свои пушки из дерева?! Не может быть! Стволы ведь плавают!
Шкипер пригляделся и увидел — в белой пене прибоя, легко, как пушинки, крутятся длинные и черные орудийные тела, и хрипло рассмеялся, он буквально захлебывался от смеха.
— Это фикция, Робертсон! У русских нет хороших пушек, и они решили напугать нас бревнами. Я читал в газетах, что у них есть такой дюк Потемкин, который строит свои деревни из картона. Это где-то в здешних местах, возможно, рядом. Там были написаны мудреные названия.
— Золото у них не может быть таким же фальшивым? — с некоторой опаской спросил помощник.
— Нет, оно у них настоящее! И ты скоро станешь сказочно богат…
Договорить шкипер не успел. Из крепости прогремел гром орудийного залпа. Все обернулись, и, к своему великому ужасу, англичане увидели, как в сторону их кораблей летят небольшие мячики, с каждой секундой увеличиваясь в размерах.
Отделявшая их от берега тысяча ярдов была преодолена за один вдох, а на выдохе палуба под ногами Хандингтона вздрогнула от страшного взрыва. С криками повалились матросы, из трюма через открытый люк полыхнуло пламя, от ужасного взрыва застонал корпус.
— Иезус Крайст!
У шкипера волосы на голове стали дыбом, он неожиданно осознал, что сам завел свои корабли в страшную западню, из которой придется долго выбираться, ловя ветер. Вот только дадут ли это сделать московиты, чей бриг отвалил от берега, поймав парусами ветер?!
Теперь, разойдясь с его кораблями на противоходе, он запрет выход из бухты, и, чтобы вышибить эту пробку, придется идти мимо форта, на котором, однако, имеются мощные орудия.
Но сколько их там?!
— Годдем!!!
Пороховой дым, окутавший форт, рассеялся. С нарастающим ужасом в душе Хандингтон взирал на появившиеся в амбразурах совсем другие пушки. Чудовищно большие жерла, те, что стоят на линкорах, мрачно уставились на его корабль. Хуже того, «Плеяда», шедшая третьей, уже горела охапкой сухой соломы, пламя охватило весь бак.
— О, Боже!
Сейчас Хандингтон уже не думал о богатствах, шкипер хотел одного — вырваться из этой гавани, где коварные и подлые русские устроили его честным морякам смертельную ловушку…
Берлин
— Видите, брат мой, как вам радуются мои верные берлинцы!
Александр благосклонно наклонил голову, и добродетельные немки в вышитых передниках, что стояли вдоль дороги, по которой следовал монарший кортеж, радостно закричали.
«Это хорошо. Добрые будут нам подданные. Да, да, брат мой Фридрих, именно подданные! Ведь сегодня ночью ты, сам того не понимая, засунул не палец, нет, всю голову за бесплатным сыром. А ведь он может быть только в мышеловке! Твоя Пруссия уже стала пристяжной в нашей упряжке, и рано или поздно войдет в Российскую империю полностью, хотя ты и твои дети номинально будут считаться ее королями. Вы станете нашими со всеми потрохами!»
На лице Александра была самая приветливая маска, которую он только смог натянуть, причем полностью искренняя.
Лицедейству он учился у матери и отца, беря уроки при общении своих родителей с англичанами и цезарцами, которых они оба на дух не переносили. Но политика — дело такое, что на свои симпатии или антипатии не обращаешь внимания, глубоко пряча их от всеобщего обозрения.
— Они ликуют, видя вас, мой брат!
Королева говорила волнующим чувства грудным бархатистым голосом. Да и последнее слово имело совсем другую окраску, чем подразумевалось.
Александр улыбнулся, помахал толпе ладонью, затянутой в белую перчатку, чем вызвал бешеное ликование. Однако впервые не отвел своего взора от обывателей, краешком сознания отметив какую-то непонятность — что-то выпадало из ощущения всеобщего праздника. И тут он понял что — его взгляд зацепил молодого человека в тирольской шляпе, стоящего в стороне с бледным лицом и горящими глазами.
«Чего это он? Неужто влюблен в королеву и приревновал? Так я повода не давал! Странный он какой-то, дерганый… И зачем он руку за отворотом держит?»
Александр на секунду отвел взор, отвлекшись на слова короля, а когда снова взглянул на толпу, то молодой человек стоял почти рядом с открытой коляской, на которой ехали монархи.
Рука была вытащена из-под одежды, и в ней зажат длинноствольный дуэльный пистолет, направленный ему прямо в грудь, а палец уже давил спусковой крючок:
— Ще польска не згинела!
Грохот выстрела заглушил последние слова юнца, тут же в грудь ударило так больно, словно кувалдой сокрушили ребра. И через секунду белое лицо сидящей напротив королевы расплылось, а потом словно черное покрывало набросили на его разум…
Гостилицы
— Я задушу этого мерзкого старикашку собственными руками! Он будет хрипеть, пока не сдохнет!
Николай Зубов поднял большие волосатые руки над головой. Его крепко сжатые кулаки походили на небольшие дыни.
Из трех братьев Зубовых старший являлся самым сильным, дюжим верзилой, но от природы несколько туповатым, оправдывая старую русскую пословицу про наличие силы и отсутствие надобности в уме. Потому Николашенька был послушным орудием в руках своего младшего брата Валериана. Последний, в свою очередь, как выхолощенный конь под опытным всадником, находился под влиянием единственной сестры.
— Нет. Я его не задушу! — снова прохрипел Николай, сжав правой ладонью золотую, массивную табакерку. — Вот этой самой штукой проломлю ему голову, как гнилой орех!
Золотая безделица стала единственным наследством от покойного князя Яшвиля, застреленного вместе с Андреем Мариным у моста. Впрочем, если старший брат взял у него только табакерку, то младший, более расторопный и тароватый, заодно вытащил у покойных, как и у убитого на мосту Аргамакова, по кошелю с золотом.
Ведь тридцать тысяч рублей великолепно делится на четверых. Однако, скосив глаза на Саблукова, Валериан решил списать поручика из числа претендентов — сумма достаточно весомая, и она должна быть поделена между братьями Зубовыми.
А потому зачем им тут Саблуков?
— Он уже дряхлый старикашка, от нас далеко не уйдет! — с хриплой угрозой, с натужно побагровевшим лицом громко произнес средний из братьев Платон. На бывшего гатчинского почтмейстера сильно подействовала кровавая схватка на мосту. Как они и замыслили вчера, засада почти удалась. Но именно почти…
Два казака были застрелены в спину, но старик император оказался на диво проворен, ловок и опытен, насадив на шпагу одного заговорщика и застрелив еще двоих.
Пришлось хорошо «почистить» место, дабы раньше времени никто не обратил внимания. Тела погибших сразу отволокли в рощицу, где была заранее приготовлена яма. Но могила, предназначенная для троих, ведь никто из самих заговорщиков погибать не собирался, оказалась маловатой для пятерых. Углублять яму не стали, небрежно присыпали землей, не прочитав даже молитвы. Не до того стало — ведь началась охота на красного зверя!
Платон отчетливо понимал, как и все остальные, что нужно найти императора любой ценой, ибо в его смерти заключаются их счастливая жизнь и безоблачное будущее. Ведь полмиллиона рублей дадут прекрасную возможность прожить в Англии до конца дней, не зная нужды.
— Вот он, след! Вот, смотрите!
На примятой траве отчетливо виднелись отпечатки лошадиных копыт. Именно Ольга, самая глазастая среди Зубовых, вела их по следу.