— Да?! — искренне изумился Хенрик. — На Карибах я видывал города намного богаче!
— Все познается в сравнении, Робертсон, — произнес Джеймс и ухмыльнулся. — Московиты варвары, они не знают цену настоящему богатству! Этот край полон не только золотом, но и ценными шкурками, и наш долг послужить интересам Британии, освободив потомков татаровей от незаслуженного ими добра!
Злой хохот дружным валом прошелся по палубе, английские матросы предвкушали победу, тщательно нацеливая орудия на единственного действительно опасного врага — военный бриг, что стоял у причала, не торопясь выйти в бухту на бой.
— Не морская нация эти московиты. Любой моряк прекрасно знает азбучную истину, что неподвижный корабль обречен на заклание. Тем более когда трое на одного!
В этой экспедиции к Хандингтону присоединились еще два шкипера со своими кораблями — любой британский купец всегда может стать корсаром, получив каперское свидетельство, имея на борту достаточно пушек и обученных матросов, часть которых уже хлебнула вольной жизни «джентльменов удачи».
Так что в успехе похода никто не испытывал сомнений, тем более с ними пошли в поход два фрегата Ройял Нэви, которые позавчера отделились и ушли к русской крепости в глубине залива, построенной — о улыбка веселого Роджера — из бревен.
Действительно дикие варвары эти московиты, хоть и считающие себя европейцами!
Гостилицы
— Зубы, зубы — к чему о них Петр Алексеевич толковал? Да и Меншиков явственно намекал, сволочь!
Петр задумался, припоминая вчерашний ночной разговор с дедом. Нет, дело не в его зубах, это точно. Да и Карл хоть иносказательно, но предупреждал его об этих убийцах.
Но при чем здесь зубы?!
Он не находил себе места, мучительно размышляя над этой загадкой, и тут его словно пронзило:
— А ведь Жеребцова — это фамилия по мужу, докладную же читал. А девичья у нее… Зубова! Боже ты мой!!! Платон и Валериан Зубовы, любовники Като в той истории. Как же забыл, я ведь историк!
Петр со всей силы хлопнул себя ладонью по лбу, кляня себя на три ряда за тупость. Действительно, в той истории его милая Като, давно перешагнувшая на седьмой десяток лет, завела себе любовника — молоденького Платона Зубова.
Но, видимо, одного ей показалось мало, и стареющую императрицу потянуло на совсем юного Валериана, младшего братца фаворита. Юнец сделал стремительную карьеру, лихо перепрыгивая по служебной лестнице через ступени, вскоре добавил к своему чину поручика генеральскую приставку. Да еще за злосчастный Персидский поход получил крест Георгия II степени — такой наградой могли гордиться немногие полководцы, проведшие на военной службе долгие годы и прошедшие через горнило кровавых схваток и битв.
Вот это карьера, на зависть тем немногим бездельникам! Настоящие же офицеры только плевались!
Братья охотно угождали стареющей женщине, накрепко привязывая ее к себе, постоянно клянча у нее награды, чины, деньги и подарки. Причем в своих отношениях с императрицей не скрывая своего цинизма. Юный Валериан Зубов открыто говорил придворным: «Нам с бабушкой на двоих аккурат восемьдесят лет!».
Столь неприкрытый и разгульный фаворитизм вызвал сильнейшее недовольство у старого соратника и любовника Екатерины, Григория Потемкина, который постоянно приговаривал: «Зубы болят, пора вырвать!»
Однако есть сильнейшее подозрение, что братцы преуспели первыми нанести удар. И светлейший князь, отправившийся было в Петербург вершить суд и расправу над Зубовыми, вскоре скончался по дороге от странной хвори, очень похожей на отравление.
Пришедший на престол Павел Петрович отстранил алчных братьев от власти, чем вызвал их серьезное недовольство. И не прошло пяти лет, как Зубовы стали самыми активными участниками заговора супротив императора.
Причем самый старший из них, Николай, по рассказам цареубийц, и нанес Павлу смертельный удар золотой табакеркой в висок. Правда, монарха после удавили шарфом, но это уже частности.
Главное то, что убийство русского императора было оплачено британцами, выделившими на это благое для них дело два миллиона рублей. Заговор подготовил английский посол Чарльз Уинтворт, через любовницу которого, Ольгу Жеребцову, в девичестве Зубову, и шло финансирование, текло кровавым ручьем проклятое английское золото…
— Какой же я дурак, как же я забыл?! — пробормотал Петр еле слышно. Он никак не мог поверить в столь невероятный выкрутас, который сделала история. Такое наслоение было просто невозможно, но тем не менее оно произошло.
В Петербурге посол тот же, любовница у него та же, и участвуют в заговоре Зубовы. Пусть нет в столице и никогда не будет Беннигсена и Палена, заводил того заговора (о чем он позаботился давным-давно), так ведь и убийство готовилось не Павла, а его самого, императора Петра III Федоровича.
— Да вы еще меня убейте! — прохрипел Петр, мысль о бегстве его покинула, он хотел сейчас боя. Вот только как, с одной шпагой, воевать с вооруженной до зубов кодлой?
Петр задумался и, припомнив разговор с Карлом, понял, что весь его жизненный опыт, полученный здесь, не поможет победить, если не вспомнит тех знаний и навыков, которыми овладел там.
Ведь при штурме того же Петергофского дворца сорок лет тому назад он пошел в рукопашную схватку не со шпагой в руке, а со штыковой лопатой, которая причинила очень большие неприятности мятежным гвардейцам…
О своей военной службе тогда еще гвардии сержанта Петр вспоминал с большой теплотой, хотя большинство его зеленых однокурсников с той жизни относились к ней с пренебрежением, исходя из принципа — «армия — хорошая школа жизни, но лучше ее пройти заочно».
До момента «переноса» было еще четыре с половиной года, когда натянул он на ноги солдатские сапоги. После учебки в знойном Ашхабаде и полгода службы в артполку в Катта-Кургане, что находится не в менее знойной Самаркандской области, прямиком угодил в Афганистан и провоевал там ровно год, от звонка до звонка. Долгожданный дембель Петр праздновал за год до вывода советских войск.
Тяжко было, чего уж тут, но не скулил и не лукавил, за спинами сослуживцев не прятался, к отцам-командирам в одно место не лез, как некоторые. Служил нормально и, к удовольствию своему, был награжден двумя медалями, хотя искренне считал, что не сделал ничего выдающегося. А может, все дело в том, что в последний год стали награждать намного щедрее и подписывать не только первые листы представлений, но и все последующие.
Первая медаль была уникальной для Афгана — «За трудовую доблесть». Сослуживцы полгода донимали его тем, что удостоился он ее за труды праведные при активном сносе аулов шестидюймовыми гаубичными снарядами, хотя подсуетился тут замполит дивизиона.
Силами взвода в рекордные сроки отремонтировали местную школу, подорванную душманами, и комбриг, уважаемый всеми генерал, распорядился составить наградные — ему медаль, а еще двум отделенным сержантам — благодарности от командарма с дарственными «командирскими» часами. А вот взводного капитана «обидели» намного хуже — отвалили медаль «За трудовое отличие», чей статус гораздо ниже «доблести». Так что трудовые подвиги отрыгались ему долго и весело.
Перед самым дембелем вручили уже настоящую награду, медаль «За боевые заслуги», горделивый серебряный кружок, где под надписью изображены две скрещенные сабли.
Петр настолько гордился этой наградой за удачную корректировку и случайную, но от этого не менее кровавую схватку с «духами», когда он чудом уцелел, что носил ее на груди впереди «Доблести», хотя это нарушало статусное положение.
Медали блестели на солнце и мелодично позвякивали, девушки смотрели яркими глазищами — красота!
Не прошло и года, как заблестела на колодке юбилейная медаль «70 лет вооруженным силам», а в июне следующего, 1989 года в военкомате ему вручили четвертую медаль — на этот раз иностранную, «От благодарного афганского народа».
Вот с этой «вывеской» и явился он для поступления на исторический факультет, что произвело на экзаменаторов неизгладимое впечатление. И хотя для поступления хватило бы голимых троек — он шел вне конкурса, как участник войны, экзаменаторы дружно поставили бывшему сержанту одни пятерки, даже за сочинение, чем он был приятно удивлен…
Все это промелькнуло перед ним в одно мгновение, и в памяти всплыло изрезанное шрамами лицо подполковника Козырева, всю жизнь прослужившего с «богом войны» в обнимку.
Он тогда им, молодым солдатам, рассказывал про Вьетнам, где был за 15 лет до того, тоже с интернациональной «миссией», и поведал, почему американцы страсть как не любили воевать в болотах и топях этой южной страны, жутко их сторонясь.